Тайны Берлина
Шрифт:
Ей было двадцать два года, в этом возрасте многие ее подруги уже обзавелись семейством, а что делать ей, той, которую он называл своей валькирией и не говорил ни да ни нет. Соперниц у нее вроде не оставалось. Но это пока. А дальше неизвестно, как обернутся события. Да и сам он особых надежд не оставил после того, как популярно объяснил ей, что ему, человеку, обремененному высокими государственными задачами, нельзя создавать семью, нельзя ему иметь детей, потому что на него возложена ответственность за миллионы немцев. Он должен заботиться о них, воспитывать, обучать. И уехал.
Шел 1935 год. Гитлер из Берлина, который не особенно жаловал своим присутствием, перебрался к себе на горную виллу в Оберзальцберг. А как же Ева? Он заботится о фройляйн Браун и снял для нее трехкомнатную меблированную квартиру
А Ева? Она снова совершает попытку самоубийства. 29 мая рано утром принимает сразу двадцать таблеток. Этого достаточно, чтобы надолго уйти в транс, может быть, уже не возвращаться из него никогда. Напугались родственники. Ситуация в самом деле становилась невыносимой. Гитлер понял это и сам. Ему тоже надоело прятаться от чужих глаз, искать встреч там, где их никто не видел. Догадался он и о второй попытке самоубийства. Третья, он прекрасно это понимал, закончилась бы наверняка летально. А то, что она не за горами, было ясно. Он наконец сдался, но совсем не так, как хотелось бы того Еве и ее родителям. Он снизошел до встречи с отцом Евы. В любом случае кое-какой компромисс был достигнут. Женитьба исключается. Канцлер не может иметь семью. Не может связывать себя обязанностями. Зато он… Он позаботится о фройляйн Браун.
У Евы есть свое гнездышко, куда изредка под покровом ночи наведывается ее возлюбленный. Она беседует с ним, она выслушивает его планы. Он для нее кумир. Она готова служить ему верой и правдой. Но… Но у нее маловато средств, то, что она получает у Гоффманна, хватает на жизнь. Поэтому зависимость от семьи, от отца удручает, связывает руки. А ей теперь надо особенно следить за собой, за своими туалетами.
Это справедливо. Вскоре у Евы повышается оклад. Сразу до 450 марок. Номинально она числится все еще у Гоффманна, но в фотоателье появляется по мере необходимости.
Но и на этом щедрость фюрера не заканчивается. Немного позже он выполняет одно заветное желание Евы и покупает ей двухэтажную виллу с палисадником в этом же районе. Это ее собственность. Причем счет оплачивает опять его личный фотограф Гоффманн. Сюда привозят ей продукты, здесь появляются ее успокоенные родственники. Здесь она отдыхает от трудов праведных. Кризис закончился.
Эта вилла сохранилась и до сегодняшнего дня. Двухэтажное серое здание за каменным забором. В архитектурном отношении не представляет собой особой ценности — квадратная коробка с парадной лестницей. Только улица называется теперь по-другому. Не Вассербургерштрассе, как раньше, а Дельпштрассе. Переименовали ее после войны. И живут там другие люди. Может быть, родственники? Не знаю. Мне доводилось прогуляться по ней. Кстати, свой домик Ева сначала нарисовала, а потом тоже зафиксировала на пленку. Так что прогулка вдоль высокого каменного забора с калиткой была для меня, как встреча со старой знакомой. Но потревожить новых владельцев не отважился. Не хотелось вмешиваться в чужую жизнь, объяснять незнакомым людям цель визита.
Ева начинает также понимать, что ее рай приобретен дорогой ценой. Официально она с фюрером не имеет права нигде появляться. Он выезжает в Италию и берет ее с собой. Но на отдалении. Тогда Ева берет с собой сестру Гретель и киноаппарат. У каждого нашлось свое дело. Гитлер беседует с Муссолини, а Ева осматривает окрестности Тосканы и посещает магазины. Фюрер отправляется в Австрию, и Ева с ним. Но не рядом, разумеется. А на таком отдалении, чтобы ни у кого не вызывать ни малейшего повода задуматься о характере их взаимоотношений. Гитлер проводит вечера на банкете, Ева разгуливает по городу с киноаппаратом.
Ева этаблирована, то есть принята в общество Гитлера. Она живет в Бергхофе. У нее своя комната, и своя служанка, и свой шофер с машиной. Материальные и комфортные блага все у нее есть. Но не более того. Она теперь для всех милостивая фройляйн Браун. И в отношениях с фюрером не должна проявлять никаких вольностей. И должна беспрекословно слушаться его указаний. А главное — держаться в тени. Всегда.
О ней никто ничего не писал, в официальных сводках ее имя не появлялось, фотографии Евы держались только в домашних архивах. Ее имя запрещалось употреблять открыто. Конспирация была настолько прочной, что население Германии ничего не знало о существовании Евы до конца апреля 1945 года, когда было объявлено о факте кончины Гитлера и его жены.
Так кем же Ева приходилась ему?
Для него валькирия. Это понятно. Воинственная дева, которая помогает героям в битвах, а потом подбирает души убитых. Может ли для девушки быть что-либо благороднее и возвышеннее! Романтически настроенная, она слушала его с открытым ртом. Валькирии — это преданные девы-богини, вещал он. Сами аскетки, они видели в мужчинах только героев и уносили их души в Валгаллу, чертог мертвых, и там, на небесах, прислуживали им.
Что это? Предвидение своей героической кончины? В нем было мощное начало, сильное продолжение, но не было завершения. И поэтому он так часто обращал свой взор назад, к древним сказам и легендам, к мифам. Чем закончится его миссия на земле? Кто пойдет с ним в преисподнюю? Для этой роли он готовил на всякий случай Еву.
Она прилетела в Берлин в конце апреля 1945 года. Не хотела одна оставаться в Мюнхене. Он требовал, чтобы она вернулась к себе домой. Он делал вид, что рассержен, возмущен, а на самом деле радовался, что нашел родственную душу, способную на подвиг, сделал ее своей сопровождающей в мир духов и теней. Но и она привыкла к нему. Сама чувствовала себя готовой на самопожертвование во имя возвеличивания его роли. Понимала, что вместе с ним войдет в историю. В противном случае останется никем.
В конце апреля 1945 года от рейхсканцелярии ничего не осталось, одни развалины, воронки от бомб и артиллерийских снарядов. Дух злого гения вместе со своей валькирией растаял, испарился, канул в небытие. Говорят, у фюрера глаза были голубые. Пронзительные, яркие. И мало кто из женщин выдерживал его взгляд.
Разделенный надвое
Прорыв блокады
Старейший аэропорт Берлина «Темпельхоф», расположенный в самом центре столицы, в густонаселенном районе Нойкёльн, во многих отношениях уникален. У него есть собственная станция метро — Площадь Воздушного моста (Platz der Luftbrucke). Ну а если проехать от Бранденбургских ворот на такси — затратить придется всего шестнадцать евро, — через десять минут вы увидите не просто крупнейший в Германии аэропорт, но и крупнейший во всей Европе, история которого повлияла на важнейшие политические события после завершения Второй мировой войны. Правда, сегодня он переживает не лучшие времена. Созданному в двадцатые годы масштабному объекту грозит банкротство, грозит полное уничтожение. При расчетной емкости в полтора миллиона пассажиров в 2004-м году «Темпельхоф» перевез всего четыреста пятьдесят тысяч, в три с лишним раза меньше. Бюджетный дефицит компании, которая занимается эксплуатацией аэропорта, в 2003 году составил 15 миллионов евро. Аэропорт практически пуст, в нем почти не видно пассажиров. Пустуют рестораны, в киосках никто ничего не покупает. Здесь нет очередей, и 50 процентов пассажиров признают, что выбирают «Темпельхоф», который обслуживает, в основном, внутренние линии, только потому, что он расположен поблизости от центра.
Но закрыть аэропорт не так просто. Против такого решения выступают ученые, деятели культуры, экономисты, историки. Архитектор Аксель Шультес, построивший новую берлинскую резиденцию канцлера Германии, называет «Темпельхоф» «образцом для всех аэропортов» и предупреждает, что «его разрушение нарушит целостность берлинского архитектурного ансамбля». Что делать? Жизнь столичной метрополии требует новых площадей, а это значит, что нужны кардинальные изменения в инфраструктуре, в обновлении ландшафта. Самолетам неудобно подлетать к «Темпельхофу». Они выбирают маршруты подальше от центра. Городу же, в свою очередь, очень невыгодно держать гигантские площади в самом центре, которые практически никак не используются и не приносят никакого дохода. Увы, экономика вмешивается в историю. Но есть шанс, что аэропорт оставят жить. Это уникальный памятник архитектуры, памятник гитлеровскому зодчеству, памятник обострению в период «холодной войны», памятник прошлому противостоянию между Западом и Востоком, он стал для всех берлинцев знаком победы над сталинской блокадой.