Тайны Берлина
Шрифт:
Старейший аэропорт Берлина «Темпельхоф»
Вполне возможно, что правительство Берлина и земли Бранденбург найдет выход из сложившейся ситуации. Во всяком случае, бывший английский летчик, а ныне архитектор-модернист Норманн Фостер, который обновил Рейхстаг, создав ему оригинальный стеклянный купол, собирается также заняться реконструкцией «Темпельхофа». Не так давно он заявил, что не знает другого аэропорта в мире, который гордился бы своим героическим прошлым. Германские власти, похоже, не понимают масштаба исторического наследия, которое несет в себе «Темпельхоф». В случае, если аэропорт все же закроют, бывший летчик Фостер намерен превратить его в музей воздухоплавания.
Строить его начали в 1923 году, а свои окончательные формы он приобрел уже при нацистах. Архитектор Эрнст Загебиль постарался придать ему черты гигантизма, воплощавшего архитектурные представления Гитлера о столице тысячелетнего рейха: высоченный длинный зал, в котором люди кажутся муравьями, огромные стеклянные окна-пан-но. На фронтоне появились гигантские орлы со свастикой, снаружи вывесили красно-бело-черные флаги, и обслуживающий персонал был одет в соответствующую форму. Действительно, получившийся гигантским, комплекс вытянулся полукругом длиной на 1230 метров, и до сих пор он остается одним из самых больших зданий в мире. Говорят, только Пентагон занимает большую площадь. В любом случае наряду с Рейхстагом, Потсдамской площадью и Бранденбургскими воротами «Темпельхоф» считается не только памятником немецкой архитектуры, но и символом Берлина, воплотившим в себе лучшие черты тевтонского стиля, модерна, монументализма эпохи кайзера Вильгельма и гитлеровского гигантизма. Случайности в этом никакой нет. Если обратиться еще дальше в историю, то когда-то на этом гигантском поле немецкие кайзеры, которые и слыхом не слыхивали о каких-то летальных аппаратах, проводили парады прусского гарнизона. Милитаризмом был напоен сам воздух. Звенела медь оркестров, гудели литавры. Драгуны на лоснившихся скакунах гарцевали перед кайзеровской свитой, стреляли пушки. В начале двадцатого века при большом стечении народа на поле «Темпельхофа» с неба спускались гигантские воздушные дирижабли графа Цеппелина, удивлявшие
В соответствии с гитлеровским планом реконструкции Берлина все авиапассажиры, приземлившиеся в «Темпельхофе», должны были ехать по расширенной осевой улице, соединявшей западную часть с восточной и проходившей через Тиргартен. На их пути должна была выситься впечатляющая Триумфальная арка, в три раза больше парижской. Начали испытывать на прочность почву, завезли гигантский бетонный цилиндр, стали бить землю, но дальше испытаний дело не сдвинулось. Этот бетонный цилиндр, заросший лопухами, можно и сегодня увидеть у перекрестка Лёвенхардтдамм (Loewenhardtdamm) и Генераль-Пепе-штрассе (General-Pepe-Strase). Не стоит забывать также о том, что «Темпельхоф» был местом действия множества американских фильмов-боевиков, в ресторане аэропорта часто бывали Марлен Дитрих, Джеймс Стюарт и Роми Шнайдер. А еще раньше, в самом начале двадцатых годов в «Темпельхоф» из Москвы с промежуточной посадкой в Кёнигсберге на «юнкерсе» прибыл советский поэт Владимир Маяковский. Прибыл для чтения стихов и написания своих поэм. К сожалению, памятной доски, посвященной этому событию, нет. Зато есть послевоенные катакомбы, которые расположены в фундаменте аэропорта, и они, говорят, хранят многие тайны. По размерам своим подземные ходы значительно больше, чем «лабиринт Минотавра» на Крите. Но копать никто не отваживается, так как глубоко под землей могут быть и мины и снаряды. На площади перед зданием аэропорта установлен интересный обелиск — три изогнутые стелы, символизирующие воздушный полумост. Когда в 1948 году Сталин начал блокаду Западного Берлина, именно через «Темпельхоф» союзники доставляли продукты, топливо, все необходимое для поддержания нормальной жизни в осажденном городе. В самые напряженные моменты «Темпельхоф» пропускал до 60 транспортных американских самолетов в час — по одному в минуту. Вторая половина памятника находится во Франкфурте, откуда вылетали американские самолеты с грузами.
Все началось 20 июня 1948 года. В те дни американцы ввели на территории Западной Германии и, соответственно, Западного Берлина новую валюту — западную марку. Советские руководители в своей зоне оккупации на эти сепаратные действия ответили другими мерами — они прекратили подачу электричества в западные секторы Берлина, перекрыли автомобильные дороги, остановили железнодорожный транспорт, запретили баржам плавание по рекам и каналам. В довершение советское командование вышло из совместной военной комендатуры. Ситуация была не только близка к затяжному кризису, она была близка к развязыванию войны. По высказываниям многих политиков, Западный Берлин был, по сути, обесточен, люди не получали продовольствия, топлива, встал транспорт, жизнь замерла. Советская военная администрация, которая располагалась в районе Берлина Карлсхорст, всеми этими мерами добивалась только одного — выдавить союзников из западной части Берлина, забрать весь город целиком под свое управление, переподчинить его. Но в данном случае не учли настойчивости союзников, не учли одного фактора — их изобретательности. Американцы не пошли на обострение, они не стали выставлять свои кордоны, не стали сопротивляться военной экспансии с востока, они просто организовали доставку продуктов, топлива и всех необходимых ресурсов по воздуху, единственному свободному пути. Было организовано три воздушных коридора, которые не противоречили союзническим соглашениям. Самолеты взлетали из Франкурта-на- Майне каждую минуту и садились в «Темпельхофе». Не успел один сесть, как разгрузившийся уже взлетал. Кстати, летали, в основном, четырехмоторные, транспортные самолеты ВВС США DC-7, так называемые розиненбомбер (бомбометатели изюма), они низко шли над городом и над районом Берлина Карлсхорст. Позднее их назвали «Дух Берлина». Небо гудело от рева множества мощных двигателей. Естественно, их видело население всего Берлина, Западного и Восточного. Видели их и офицеры Советской военной администрации. И многие думающие из них понимали, что блокада едва ли принесет ожидаемые плоды. Американцы вместе с французами и англичанами создали уникальное воздушное сообщение, которому ничего нельзя было противопоставить, кроме военных действий. Но начинать любые военные действия было равносильно началу Третьей мировой войны. Шли дни, блокада продолжалась, но ожидаемого результата она не приносила. «Темпельхоф» принимал самолеты, Западный Берлин жил в прежнем режиме. 28 июня 1948 года в Карлсхорсте Советская военная администрация провела специальную конференцию с участием Восточногерманского промышленного комитета. На конференции маршал Соколовский, в то время главнокомандующий Группой советских войск в Германии и главноначальствующий Советской военной администрации в Германии, задал вопрос немецким промышленникам, что произойдет дальше, если будет продолжаться блокада. На этот вопрос немцы ответили однозначно — блокада ударит по развитию промышленности в Восточном секторе, пострадают предприятия по производству сахара, станет Балтийский рыболовный флот, прекратятся поставки запасенных частей ко многим машинам. Этот ответ показал, в какой степени восточногерманская промышленность зависит от функционирования западной. Стало также совершенно очевидным, что союзники не перестанут поддерживать Западный Берлин. Стало также ясно, что все усилия по ужесточению блокады только отрицательно скажутся на развитии самой восточной части Берлина и восточной части Германии.
«Розиненбомбер»
Но снять блокаду советское военное командование не могло без указа сверху. Блокада не нанесла ощутимого урона Западному Берлину, она только укрепила решение союзников оставаться в своих секторах и никуда не уходить. Более того, союзники призвали население Западного Берлина выйти на помощь и построить дополнительное летное поле во французском секторе для приема самолетов. На этот призыв откликнулись семнадцать тысяч граждан — половина из них были женщины. В результате в Пасхальное воскресенье 1949 года был поставлен своеобразный рекорд — совершено 1398 рейсов, которые за один день доставили 12 941 тонну грузов. Блокада продолжалась пятнадцать месяцев. Все это время Берлин жил в напряженном ожидании, все внимание жителей было сосредоточено на аэропорте «Темпельхоф». Все задавали один и тот же вопрос: чем завершится блокада, не начнется ли война между бывшими союзниками? И блокада сошла на нет к маю 1949 года, когда стало ясно, что ее введение не дало сколько-нибудь положительного выигрыша, а только восстановило многих жителей Берлина против Советской военной администрации. К тому же в западной зоне оккупации союзники к этом времени на всех парах готовили создание нового государства — Федеративной Республики Германия со столицей в Бонне.
Это означало создание государственных границ, охрану суверенных государств со всеми вытекающими отсюда последствиями. В ответ на рождение ФРГ в восточной зоне оккупации 7 октября 1949 года появилось так называемое первое на немецкой земле государство рабочих и крестьян — Германская Демократическая Республика, ГДР, которая, как представительница авторитарного однопартийного руководства, прекратила свое существование в 1990 году. Аэропорт же «Темпельхоф» все еще жив, он вошел в историю Западного Берлина и нынешнего Берлина, столицы объединенной Германии, не только как воздушный проводник, но и как спаситель. Именно поэтому установленный на его территории памятник является тем самым знаком, тем самым символом стойкости, мужества и надежды жителей послевоенного Западного Берлина, которые выдержали многомесячную блокаду. Вот почему представители пожилого поколения, которые застали тяжелые времена разгара «холодной войны» и блокады, не хотят расставаться с частичкой своей прежней жизни, со своей историей. Они не хотят расставаться со своим аэродромом, значение которого в становлении столицы нынешней Германии трудно переоценить.
День «X», напугавший Москву
Одна из центральных улиц восточной части Берлина, Карл-Маркс-Аллее, которая берет начало от площади Александерплац, свое первое название Сталин-Аллее получила, понятно, после победного мая 1945 года. И сохраняла его долгое время, даже после 1956 года, когда на XX съезде КПСС прозвучали слова Хрущева о вреде культе личности Сталина, о необходимости его разоблачения. И только в 1961 году партийные лидеры ГДР наконец спохватились и предложили чисто немецкое название улицы по имени первого основоположника марксизма-ленинизма — Карла Маркса, которого было трудно заподозрить в каких-либо вредных политических пристрастиях.
Карл-Маркс-Аллее, бывшая Сталин-Аллее
Следовавшая за Карл-Маркс-Аллее Франкфуртер-Аллее тоже не избежала переименования, только другого рода. До мая 1945 года она называлась Гитлерштрассе. Но после мая 1945 года ей вернули ее прежнее историческое название. История Карл-Маркс-Аллее, проходившей в районе Фридрихсхайн, с одной стороны, типична для возрождения восточной части послевоенного Берлина, находившегося в зоне советской военной оккупации, с другой стороны, имеет свои характерные особенности, которые в июне 1953 года привели к серьезному политическому кризису, который перерос в вооруженный конфликт. На этой улице, очень широкой и не типичной для столицы Германии — местами она достигает девяносто метров, — в начале пятидесятых годов велось интенсивное гражданское строительство — имя Сталина обязывало. Архитектурные образцы для подражания поступали из Москвы. Оттуда же предписывали национальную форму с социалистическим содержанием. И появлялись помпезные здания в смешанном стиле «сталинского классицизма» и «гэдээровского социализма», с колоннами и шпилями, с барельефами и скульптурами. В жилых домах были просторные подъезды, габаритные квартиры, с высокими потолками. Архитекторы и градостроители ГДР старались придать новому городу черты, которые были бы близки народу, не имели буржуазного влияния и не носили отпечатка декаданса. Улица Карл-Маркс-Аллее как раз и воплощала в себе черты социалистического обновления. Она должна была служить градостроительным архитектурным образцом. Смерть И.В. Сталина 5 марта 1953 года, которую в Советском Союзе называли тяжелейшей утратой для советского народа, потерей для всего мирового пролетариата и прогрессивного человечества, ни в коей мере не прервала этой созидательной работы. Хотя у многих зарубежных политиков и строительных функционеров появились надежды, что как в Советском Союзе, так и в странах народной демократии, к которым относилась ГДР, настанет время перемен, будет изменен внешнеполитический курс, последует отход от того жесткого единоначального, авторитарного стиля руководства страной, следовательно, будет изменена и градостроительная политика. Но перемены не наступили. Партийные функционеры, пришедшие к власти в ГДР в 1949 году, продолжали слушать указания руководителей из Москвы, которые уважительно называли ГДР форпостом мира и социализма. Окончательный и бесповоротный переход на «социалистические рельсы» политического и экономического развития провозгласил первый секретарь ЦК Социалистической единой партии Германии Вальтер Ульбрихт, который выступил с докладом на II съезде СЕПГ в 1952 году. Но этот социалистический курс привел лишь к нехватке продовольствия, к спаду промышленного производства. Недовольное складывающейся ситуацией население Восточного Берлина, как и других округов ГДР, стремилось уйти в более благополучный западный сектор. Переход границы становился порой массовым явлением. Необходимы были меры экономического воздействия, необходимо было успокоить людей, дать им перспективу. Но вместо этого руководство СЕПГ приняло в мае 1953 года закон о повышении производственных норм, что вызвало многочисленные акции протеста рабочих. Строили в пятидесятые годы быстро, перенимали ударный стиль СССР. Однако, требуя от рабочих высокого темпа труда, выдвигая разного рода призывные лозунги, местное партийное начальство порой забывало о соответствующей оплате. Нормы повышались и повышались, рабочие часы удлинялись, однако оплата оставалась на прежнем уровне. Первые попытки договориться с начальством по-хорошему ни к чему не привели. И тогда строители центрального района Фридрихсхайн, где протянулись Сталин-Аллее и Франкфуртер-Аллее, на которых велось показное строительство, решили действовать методом своих предков, революционных пролетариев — они организовали сидячую забастовку. Не подействовало. Рабочих разогнали, их требования проигнорировали. Вечером 13 июня 1953 года строительные рабочие, члены профсоюза, договорились устроить совещание, которое решили провести подальше от чужих глаз, и отправились в круиз на пароходе. Во время поездки обсуждали вопросы возможной забастовки строительных рабочих не только района Фридрихсхайн, но и всего Берлина, выдвигались разного рода требования, в основном, экономического характера. Все поддержали строителей, требовавших отказа от увеличения норм на десять процентов и еще на двадцать пять процентов, предложенных местными партийными функционерами, и от снижения зарплаты на тридцать пять процентов, если установленные нормы не будут соблюдаться. Вечером 15 июня строительные рабочие со Сталин-Аллее подтвердили свою решимость начать забастовку, если их требования о снижении норм не будут учтены. Они подготовили свое письмо с жалобами и отправили его премьер-министру Отто Гротеволю. Никакой реакции. В ответ функционеры берлинского городского комитета Социалистической единой партии Германии провели свое совещание, на котором осудили поведение строительных рабочих и их требования. Со своими решениями представители городского комитета отправились на предприятия, на заводы, чтобы дать разъяснения и не допустить выступлений. Но рабочие не стали их слушать, а просто освистали. Волнения в городе усиливались. Поползли слухи о готовящихся выступлениях рабочих, уже назначен был день «X», когда не только рабочие, но все жители всего Берлина выйдут на улицы и будут протестовать против политики авторитарной власти, против отделения одного немецкого государства от другого немецкого государства. То есть экономические требования сменили политические. Но о том, что в Берлине готовится смена власти, никто толком не знал. Неизвестны были и масштабы возможного выступления рабочих. Советские представители в районе Карлсхорст, где располагалась руководство Советской военной администрации, также не уделили должного внимания строительному кризису, посчитали его местным, который легко уладят партийные функционеры. Поэтому в Москву в эти июньские дни уходили сообщения о достаточно спокойной обстановке. Правительство ГДР объявило, что рабочие приняли все повышения норм с пониманием, что это повышение оправданно, что другого пути просто нет. А между тем 16 июня с раннего утра на многих предприятиях Берлина были вывешены флаги. Они послужили сигналом к выступлению, стали призывом — пора выходить на улицы. Рабочие были настроены решительно, по-боевому, они двигались по Сталин-Аллее по направлению к Дому правительства. К ним присоединялись прохожие, толпа росла. Прибывших партийных функционеров встречали криками, свистками. В них летели камни. Одного партийного деятеля, Бруно Баума, который пытался отговорить от агрессивных действий, едва не растерзали на месте. Ему удалось скрыться на автомобиле. Колонны вышли на улицу Лейпцигерштрассе к Дому правительства. Собравшись на площади, рабочие потребовали, чтобы к ним вышли тогдашние руководители СЕПГ Вильгельм Пик и Отто Гротеволь. Никакой реакции, никакого ответа. Увеличивающаяся толпа направилась к зданию Центрального комитета СЕПГ. К ним неожиданно подъехало два грузовика с громкоговорителями, и снова партийные лидеры попробовали уговорить толпу разойтись. Но в ответ полетели камни, палки, бутылки. Рабочие захватили оба грузовика, достали третий и на этих машинах подъехали к зданию ЦК СЕПГ. И снова зазвучали призывы выйти к народу на разговор. Теперь вместо прежних требований о снижении норм зазвучали другие: «Долой СЕПГ!», «Требуем выборов в единый и неделимый Берлин!». Зазвучали и более резкие призывы — немедленная отставка правительства, немедленное проведение свободных выборов, воссоединение Германии. Одна из колонн направилась к полицейскому управлению. Из громкоговорителей неслись фразы: «Мы, рабочие со Сталин-Аллее, призываем всех рабочих начать всеобщую забастовку 17 июня в семь часов утра!» Колонны продолжали стягиваться к центру Берлина, они перекрыли движение автомобилей, раскатывавшие рядом мотоциклисты обращались к прохожим с призывом поддержать забастовщиков, не выходить на работу, они разбрасывали листовки с таким же содержанием. Город бурлил. К демонстрантам стали присоединяться и партийные функционеры. А государственное радио, словно не замечая ситуацию на улицах и площадях, по-прежнему уговаривало рабочих откликнуться на необходимость повысить строительные нормы, отказаться от несанкционированных выступлений. Разошлись только к вечеру 16 июня. На следующий день, 17 июня, с раннего утра на улицы снова высыпал народ, снова образовались колонны и рабочие направились к центру Берлина, к Бранденбургским воротам, за которыми начинался Западный Берлин. Это было уже не экономическое выступление, а политическая демонстрация недовольства населения Восточного Берлина и всей восточной части Германии, требовавшего социально-политических и экономических перемен. Из разных концов республики также доносились сведения о выступлениях рабочих. Ситуация становилась угрожающей, она легко могла выйти из-под контроля. Собственно, партийное руководство ГДР уже не могло одно с ней справиться, полиция проявила также своей бездействие, а в некоторых случаях и солидарность. Министр госбезопасности ГДР Цайссер проводил совещание за совещанием, но никаких активных действий не предпринималось. К выступающим примкнули многие простые жители Берлина, владельцы частных торговых лавок, небольших производственных фирм. По подсчетам, всего в волнениях приняли участие свыше 400 населенных пунктов и 600 предприятий ГДР. Демонстрации охватили практически всю территорию Восточной Германии. Учитывая угрожающее положение, Советская военная администрация приняла решение о введении в город регулярных воинских частей и танков. Уже начиная с шести утра советские моторизованные части, в том числе две танковые дивизии, располагались у наиболее важных объектов Восточного Берлина — у почты, телеграфа, у зданий вокзалов, на мостах, у центральных радио и газет. Патрули были выставлены у зданий правительства ГДР и ЦК СЕПГ. Но восставших это не остановило. Колонны продолжали двигаться в центр Берлина. Забастовщики были уверены в том, что советские войска не посмеют применить оружие, так как Берлин находился тогда под четырехсторонним управлением. И все надеялись, что если раздадутся выстрелы, то из Западного Берлина в Восточный войдут американские войска. За весь день 17 июня народная полиция ГДР арестовала лишь двадцать пять человек, главным образом, рядовых граждан, выхваченных из потока демонстрантов. К полудню Политбюро ЦК СЕПГ спряталось в хорошо укрепленном районе Берлина Карлсхорсте, из Москвы на помощь Советской военной администрации летели маршал Советского Союза Василевский и маршал Говоров.
Вальтер Ульбрихт
В 12.30 советским войскам поступил приказ — восстановить порядок. И в центр города, к Бранденбургским воротам, двинулись танки. Раздались выстрелы. В ответ восставшие бросали свое оружие — камни, палки, бутылки. Американцы войск в Восточный Берлин не вводили. В Москву полетели сообщения, о том, что порядок восстанавливается и скоро все будет завершено. В итоге вооруженных столкновений погибли свыше ста человек, тысячи граждан, участников манифестаций, были арестованы. Были арестованы также и жители Западного Берлина, которые прибыли в столицу ГДР из чувства солидарности, а некоторые были направлены агентурными организациями. Часть их них приговорили к высшей мере наказания. 19 июня маршал Соколовский отправил в Москву Молотову и Булганину телеграмму, в которой сообщалось, что волнения прекратились и что в них большое участие приняли нелегально перешедшие из Западного Берлина жители, которых для этих событий специально инструктировали американские офицеры. В эти же дни в Берлин вылетел министр внутренних дел СССР Л.П. Берия, который лично осматривал Берлин и получил исчерпывающие сведения от советского военного руководства. Как стало известно позднее, по его приказу были расстреляны также несколько советских солдат, которые отказались стрелять по безоружным людям. Восстание 17 июня 1953 года было подавлено, власть СЕПГ снова установилась в Берлине и во всей стране. Позднее официальные руководители ГДР расценивали события 17 июня, дня «X», как попытку «фашистского переворота», как попытку возврата к прежним временам гитлеровской диктатуры. Для большинства же населения Восточного Берлина, да и Западного в том числе, произошедшие волнения, стреляющие танки на улицах, гибель безоружных людей стали сильнейшим эмоциональным потрясением. Советские танки нанесли удар по мечтам о демократии и свободе, как позднее между собой тайно говорили жители в Берлине. Была подорвана вера в социализм с человеческим лицом, была подорвана вера в Советский Союз. События 17 июня 1953 года в Восточном Берлине имели свои последствия в Москве — 26 июня неожиданно был арестован всемогущий министр внутренних дел СССР Лаврентий Берия, которому инкриминировалось свершение заговора с целью захвата власти, его объявили агентом иностранных спецслужб.
Вильгельм Пик
В декабре того же года Берию и еще нескольких его подчиненных расстреляли. В Западной Германии ситуация складывалась иного рода. Для увековечивания памяти о стихийной демонстрации рабочих и жителей, для увековечивания памяти о погибших в августе 1953 года в ФРГ вышел закон, согласно которому день 17 июня объявлялся днем национального воссоединения. Одна из центральных улиц Западного Берлина тогда же, в августе 1953 года, была названа в честь этого трагического события улицей 17 июня. Со временем интерес к памятной дате 17 июня 1953 года на Западе стал стихать. В Восточном Берлине же его конспиративно называли как день «X», напугавший Москву.