Тайны "Императрицы Марии"
Шрифт:
26 сентября до обеда, когда судно уже стояло под разгрузкой, борт «Барона Дризена» покинули капитан Фриц Дрейман, штурманы Дитрих Акмен и Николай Казе (все из остзейских немцев). А ровно в 14 часов «Барон Дризен» взлетел на воздух. Сила взрыва была просто ужасающей. Его почувствовали даже в далеких Холмогорах, где земля внезапно ушла у людей из-под ног.
Ошметья разнесенного в атомы парохода еще не успели разлететься во все стороны, как сразу же сдетонировали почти километровые штабеля боеприпасов, выгруженных на причал. Этот взрыв был не менее страшен, чем предыдущий. Но и это еще не все! От второго взрыва рвануло в клочья сразу несколько стоящих вдоль причалов и разгружавших оружие и боеприпасы пароходов.
Очевидцы
Причалы № 19,20 и 21 были разрушены полностью, был взорван стоявший у 21-го причала английский пароход «Earle of Farfor», также нагруженный снарядами. Взрывной волной были серьезно повреждены 100-тонный плавкран, пожарный буксир «Рекорд», здание электростанции, пожарное депо, все жилые постройки, уничтожена телеграфная и телефонная связь. Непрерывные взрывы в порту продолжались до позднего вечера.
После первых взрывов сразу же была организована работа по ликвидации пожара и вывозу раненых. К месту катастрофы подошли тральщики, буксиры и пожарных пароходов. Большое мужество проявили команды пожарного парохода «Лебедин», «Горн» и «Нива», солдаты и офицеры, команды стоящих в порту наших и союзнических судов.
Вот как описал страшные события того дня в своем дневнике архангельский моряк Петр Иванович Мусиков: «Помощник начальника лейтенант Шульговский предложил мне поехать с ним на Бакарицу: там только что произошел ужасный взрыв. Вместе с корабельным инженером Коршем отправились на стоящий в готовности Т-17 (минный тральщик), который немедленно отошел от причала. На Бакарице море огня и взрывы без конца. Пристали к стенке, выбросили шланги. Приказ матросам построиться на берегу, 50 человек разделили на три группы. В стороне, шагах с полсотни — ад… Капитан Верке со шлангом в руках бросается заливать горящий пироксилин. Одна группа с Шульговским во главе по рельсам откатывает от огня вагоны с динамитом. Всюду взрывы снарядов, непрерывное тарахтение взрывающихся пулеметных патронов. Словно горох сыплется на лукошко… Жуть-. Изредка бабахает что-то ужасное, громко, оглушительно громко. На Бакарице ни души. Немного ниже нас стоит «Полярный». Командуют от нас, чтобы он перешел к огню и выбросил шланги.»
Команда начинает таскать из-под развалин раненых, полуживых, стонущих и укладывает их на палубе Т-17. Там фельдшеры делают перевязки. Ужасно, до чего изуродованы люди… Вот один с оторванными ногами приходит в себя, просит закурить, ему дают папиросу, затягивается раз — и умирает… Раздавленные, опаленные, без конечностей, в обгорелой одежде. Наверное, на другом конце Бакарицы есть уцелевшие суда. Но пройти туда невозможно. На Т-17 палуба полна раненых. Ужасное зрелище. Работаем уже 5 часов одни, из города нет никого.
В 9 часов вечера приходит «Колгуев» с главноначальствующим, лазаретом и отрядами матросов. Дело по тушению идет энергичнее. Я получаю приказ от помощника главнача пробраться на другой конец Бакарицы, но сейчас же приказ и отменяется. Водою нельзя: проход загроможден взорванными транспортами, в огне ничего не разобрать. Я вернулся на Т-17. Раненых от нас уносят на «Колгуев».
28 октября. О взрыве на Бакарице говорят все. Взорвался сначала «Барон Дризен» с грузом тола, тринитротолуола и динамита. От детонации произошел второй, более сильный взрыв на берегу, на месте электростанции. Огонь быстро распространился повсюду. Части дивизии посланы на охрану складов, уцелевших от огня… Китайцы раскапывают под обломками трупы и рядами укладывают на пристани. Не людей, а, вернее, то, что осталось от людей. На пристани вид ужасный: несколько сот трупов, обгоревших, издающих особый приторный запах гари и разложения. По доскам спускают на брезент трупы с парохода «Санитарный» и возят хоронить на остров Зеленец в общую могилу.
Хожу, осматриваю следы разрушения. На трюме парохода «Чихачев» лежит громадная часть палубы, кингстона и мачты с какого-то взорванного транспорта… Во всех концах территории Бакарицы посты матросов. И везде движутся китайцы, равнодушные к смерти. Медленно ходят, ищут трупы, собирают стаканы неразорвавшихся снарядов. Погибают при взрывах снарядов. А трупы на пристани прибывают и прибывают. Некоторые из нас, впечатлительные, насмотревшись, не могут ни есть, ни пить».
Согласно докладу начальника архангельского порта Веретенникова, следует, что взрывы на Бакарице унесли жизни 650 человек, ранены были 839… Но это, скорее всего, сильно заниженные цифры. Скорее всего, погибли многим более тысячи человек, еще столько же пропали без вести. Тела последних просто не нашли. Они исчезли в адском пламени взрывов. Среди погибших были ополченцы 14-й архангельской пешей дружины, костромской и тамбовской дружин, матросы Архангельского флотского полуэкипажа, слушатели офицерской стрелковой школы, моряки линейного корабля «Чесма», стрелки отдельной караульной команды, а также мобилизованные на строительство железной дороги и портовых сооружений рабочие китайцы.
Помимо огромного числа погибших, был нанесен большой урон всему военному потенциалу страны, ведь находившиеся в Архангельском порту боеприпасы так ждали на истекавших кровью фронтах! Когда придут следующие транспорты, было не известно, да и куда придут? Почти полностью разрушенный порт был просто не в состоянии их принять.
Надо ли говорить, что уже на следующий день после взрыва на ноги были подняты вся архангельская контрразведка, жандармерия и полиция. Из Петрограда немедленно прикатил целый состав лучших следователей, которые сразу же закатали рукава. Для расследования причин взрыва морским министром адмиралом Григоровичем была назначена особая следственная комиссия под руководством адмирала Маньковского.
Все люди, имевшие хотя бы отдаленное отношение к «Барону Дризену», были немедленно взяты под арест. Начались допросы, экспертизы, очные ставки и следственные эксперименты. Уже через несколько суток непрерывной работы был взят «германский» след. Делу «О взрыве парохода «Барон Дризен» в Архангельском порту» был присвоен № 53.
Уже вскоре следователи установили, что начальником разгрузочных работ в Архангельском порту был некто Эдмунд Мелленберг — этнический немец. Разумеется, что это еще ни о чем не говорило — мало ли немцев на Руси! Но в документах жандармерии в отношении Мелленберга имелась пометка: «Причастен к делу военного шпионажа в пользу Германии».
Как оказалось, подозреваемый в совершении этого диверсионного акта прапорщик флота Мелленберг во время Русско-японской войны также находился во Владивостоке, состоял на службе в немецкой фирме «Кунст и Альберс», которая, как еще тогда установила наша военная контрразведка, использовалась немецкой разведкой в качестве прикрытия для своих агентов. При этом Мелленберг поддерживал тесные контакты с неким Клопфером (германским резидентом), получая от него информацию «о прибытии и отправке военных грузов».
Выяснилось и то, что совсем недавно, 9 сентября 1916 года начальник контрразведывательного отделения при штабе Приамурского военного округа сообщил в Архангельск, что призванный на военную службу прапорщик флота Николай Иванович Клопфер (штурман дальнего плавания), направленный в Англию на приемку ледокола «Святогор», «подозревается в военном шпионстве в пользу воюющих с нами держав».
В поле зрения русской контрразведки Клопфер попал еще во время Русско-японской войны, когда вместе с начальником Владивостокского торгового порта бароном Георгием Николаевичем Таубе «действовали в ущерб интересам русского правительства, так как ими часто ставились всевозможные преграды к своевременной выгрузке военного груза».