Тайны КремляСталин, Молотов, Берия, Маленков

Жуков Юрий Николаевич

Москва рассматривает ООН не как механизм постоянного и устойчивого мирового сообщества, основанного на взаимных интересах и целях всех стран, а как арену, обеспечивающую возможность достижения вышеуказанных целей… В международных экономических вопросах советская политика будет фактически определяться стремлением Советского Союза и соседних районов в целом, доминируемых Советским Союзом, к автаркии…».

Далее Кеннан весьма пессимистически предполагал, что Москва попытается использовать все возможное для «подрыва общего политического и стратегического потенциала крупнейших западных держав… ослабления мощи и влияния западных держав в отношении колониальных отсталых или зависимых народов». Не исключил автор «длинной телеграммы» и иного, более страшного: «В случаях, когда отдельные правительства стоят на пути достижения советских целей, — отмечал Кеннан, — будет оказываться давление с тем, чтобы их сместить… В других

странах коммунисты будут, как правило, стремиться к уничтожению всех форм личной независимости: экономической, политической или моральной… Будет делаться все возможное, чтобы столкнуть западные державы друг с другом…» И делал вывод: «Мы имеем здесь дело с политической силой, фанатично приверженной мнению, что с США не может быть достигнут постоянный модус вивенди, что является желательным и необходимым подрывать внутреннюю гармонию нашего общества, разрушать наш традиционный образ жизни, ликвидировать международное влияние нашего государства с тем, чтобы обеспечить безопасность Советской власти».

Не довольствуясь лишь такими, чисто профессиональными, не выходящими за рамки дипломатии, прогнозами, Кеннан высказал и историко-политическую оценку СССР, дал предвидение его будущего и исходящие отсюда рекомендации. Безапелляционно утверждал: «В сравнении с западным миром в целом Советы все еще остаются значительно более слабой силой. Следовательно, их успех будет зависеть от реального уровня сплоченности, твердости и энергичности, которого сможет достичь западный мир. В наших силах влиять на этот фактор.

Успех советской системы, как формы внутренней власти, еще окончательно не доказан. Ее надо еще продемонстрировать, что она может выдержать важнейшее испытание последовательной передачей власти от одного лица или группы лиц другой. Первая такая передача произошла в связи со смертью Ленина, и ее последствия потрясали советское государство в течение 15 лет. Вторая передача состоится после смерти Сталина или его ухода в отставку. Но даже это не будет последним испытанием. В связи с недавней территориальной экспансией советская внутренняя система будет и сейчас испытывать ряд дополнительных напряжений, которые в свое время легли тяжким бременем на царизм. Здесь мы убеждены, что никогда со времен гражданской войны русский народ в своей массе эмоционально не был более далек от доктрин коммунистической партии, нежели сейчас. Партия в России стала сейчас величайшим и, на данный момент, чрезвычайно успешным аппаратом диктаторской власти, однако она перестала быть источником эмоционального вдохновения. Таким образом, не следует считать доказанными внутреннюю прочность и эффективность движения» [518] .

518

Международная жизнь. 1990, ноябрь, с. 140–148.

Телеграмма Кеннана вместе с оценками Объединенного разведывательного комитета и Комитета начальников штабов США утвердила президента Трумэна во мнении, что ближайшей целью Советского Союза является не укрепление своей национальной безопасности, не укрепление политического влияния в странах, прилегающих к его границам, и прежде всего в Восточной Европе, а захват новых территорий. Не исключено — и всей Европы вплоть до Атлантики. А вместе с тем и других регионов мира, где у США имелись свои стратегические интересы. Возможно, Маньчжурии, откуда все еще не были выведены части Красной Армии и которую постепенно занимали коммунистические силы — о том с начала года генерал Джордж С. Маршалл, личный посланник президента в Китае, с беспокойством сообщал Трумэну. Может быть, Ирана, давно привлекавшего США своими колоссальными запасами нефти, на долю которых теперь настойчиво притязал и Советский Союз.

Должно было повлиять на позицию президента Соединенных Штатов и иное. То, что тот, в отличие от Кеннана, не был знаком с содержанием речи Сталина, произнесенной на встрече с избирателями. Потому и не знал, что глава правительства СССР, отвечая на риторический, самому себе заданный вопрос — каковы же основные итоги войны, ответил далеко не так, как интерпретировалось в «длинной телеграмме». Сталин в свойственной ему дидактической манере назвал, четко выделив, три таких итога: победили «наш советский общественный строй», «наш советский государственный строй», «наша Красная Армия». Коммунистической же партии отвел подчиненную, чисто хозяйственную роль. Не желая даже вспоминать о ГКО, заявил — партия обеспечила «материальную возможность победы». Говоря же о планах восстановления экономики, снова связал их разработку с ВКП(б).

Трумэн, разумеется, об этом не знал. Ему приходилось довольствоваться лишь той информацией, которую ему предоставляли другие. И потому вскоре солидаризировался

с Черчиллем, еще с 1943 года вынашивавшим идею создания Западного союза как противовеса мощи СССР в Европе. Идею, начавшую обретать новые формы. 5 марта экс-премьер Великобритании выступил в Вестминстерском колледже небольшого миссурийского городка Фултон. Произнес речь в присутствии, а следовательно при пока молчаливом одобрении Трумэна. Со всей страстной убедительностью профессионального оратора обрушился на внешнюю политику Москвы. Как бы следуя сценарию, предложенному Кеннаном, обвинил СССР в экспансионизме, в уже совершенном захвате всей Восточной Европы, над которой опустился «железный занавес». И потому, опять же в полном соответствии с рекомендациями американского дипломата, призвал англо-саксонские страны незамедлительно объединиться. Используя имевшуюся монополию на ядерное оружие, незамедлительно дать отпор агрессивным замыслам Советского Союза.

Сталину вновь пришлось вступить в полемику, только на этот раз — открытую. 13 марта он дал интервью газете «Правда». Расценил в нем выступление Черчилля как «опасный акт, рассчитанный на то, чтобы сеять семена раздора между союзными государствами и затруднить их сотрудничество». Не довольствуясь столь резким выпадом, добавил: «Установка г. Черчилля есть установка на войну, призыв к войне с СССР». Категорически отверг обвинения в экспансионизме, в который раз повторив, обращаясь прежде всего к лидерам Запада, то, о чем неустанно твердил с декабря 1941 года — «Советский Союз, желая обезопасить себя на будущее время, старается добиться того, чтобы в этих странах (восточноевропейских. — Ю. Ж.) существовали правительства, лояльно относящиеся к Советскому Союзу» [519] .

519

Правда. 1946, 14 марта.

Неделю спустя, воспользовавшись просьбой корреспондента Ассошиэйтед пресс ответить на его вопросы, Сталин фактически отверг еще одно обвинение Кеннана в адрес СССР. Дал следующее понимание Кремлем роли, значимости ООН: «она является серьезным инструментом мира и международной безопасности. Сила этой международной организация состоит в том, что она базируется на принципе равноправия государств, а не на принципе господства одних над другими». А заодно высказал и свое видение всей международной ситуация. «Я думаю, — отметил Сталин, — что „нынешнее опасение войны“ вызывается действиями некоторых политических групп, занятых пропагандой новой войны и сеющих, таким образом, семена раздора и неуверенности» [520] .

520

Там же, 23 марта.

Но всякий раз, обращаясь к международным проблемам, к конкретным заявлениях западных лидеров, Сталин ни разу не осудил политику официальных Вашингтона и Лондона. Делал это вполне сознательно, ибо все еще надеялся на лучшее. На сохранение в обозримом будущем прежних отношений с США и Великобританией. Даже уклонился от комментариев в связи с по меньшей мере странным и неожиданным выступлением исполнявшего обязанности госсекретаря Дина Раска на одной из пресс-конференций, 22 января. На ней тот, сугубо должностное лицо, позволил себе заявить: Курильские острова являются всего лишь зоной временной оккупации Советского Союза, и об их передаче под постоянную юрисдикцию Москвы речь, мол, никогда не шла. Опровергать столь противоречащее договоренностям мнение государственного департамента США пришлось советским средствам массовой информации. Почти сразу же, 27 января — сообщением ТАСС, а две недели спустя — в газете «Известия», публикацией ялтинского соглашения глав трех великих держав, связанного с судьбою дальневосточного региона [521] .

521

Известия. 1946, 12 февраля.

Резко, чуть ли не катастрофически ухудшившаяся ситуация в мире, грозившая если и не действительно войною со вчерашними боевыми союзниками, то практически полным разрывом дружественных отношений с ними, означала полный провал внешнеполитической стратегии Сталина. Ошибочность избранного им курса. Требовала либо серьезнейшей переоценки сделанного, корректировки избранной ранее линии поведения, либо нового витка ужесточения. Сталин, как продемонстрировали события на вершине власти, избрал второе. Пошел на очередной дворцовый переворот. Поспешил избавиться от понимавших происшедшее соратников-соперников. Прежде всего — от Молотова и Маленкова.