Тайны «Монастырского приюта»
Шрифт:
– А что, если нам его задержать? – предложил Александр Юрьевич. – На месте преступления.
– Осел, – проворчал Прозоров. – Он сам из полиции. И еще неизвестно – кто такой Куруладзе? Не главный ли мафиози?
– Точно, это их разборки, нам лучше не соваться, – поддержал его Багрянородский. – И потом – здесь уже прописалось столько трупов, что двумя больше, двумя меньше – какая разница?
– Где мы сейчас находимся? – спросил Сивере. Багрянородский достал карту, посветил себе фонариком.
– Шут его разберет! – отозвался наконец он. – Я совсем запутался. Тут сам черт ногу сломит. Но Макс, скорее всего, проник в подземелье через трапезную. Там тоже есть спуск в подвалы. На кухне. А после канализационного отвода наши дороги пересеклись. Ага, теперь я понимаю!..
– Что?
– Этот путь ведет в зал со статуями.
Багрянородский оказался прав. Впереди забрезжил слабый свет, а затем послышались приглушенные голоса.
– Тихо, – предупредил Прозоров. – Он с кем-то встретился.
– Если только не разговаривает с покойниками, – ответил Багрянородский.
Все трое приблизились к проему в стене, откуда они увидели множество уродливых статуй в обширном помещении. Это был тот самый зал, куда проник Сивере во время своего первого путешествия по подземелью. Изготовить их мог только сумасшедший, поскольку все они представляли собой чудовищных монстров. Настоящий паноптикум.
Но сейчас не статуи привлекли внимание Сиверса, а стоящие в глубине зала Макс и… Оленька Дембович. Трупы братьев лежали неподалеку от них. Акустика в зале была такая, что – даже если говорить шепотом – все слышно.
Прозоров, а за ним Багрянородский и Сивере тихо скользнули в проем и спрятались за бесформенной статуей Бафомета с козлиной головой. Макс с Оленькой были так увлечены своим разговором, что ничего не почувствовали.
– Как же ты их удавил? – спросила она, еще и посмеиваясь.
– Молча, – гордо объявил бывший цирковой гимнаст. – Вот этими самыми руками. Это капканы. Хочешь, покажу?
Он дотронулся до изящной шейки вавилонской блудницы и слегка поджал. Оленька, согнув колено, ударила его в промежность, но тот вроде бы и не шелохнулся. Может быть, и там у него железо? Однако секунды три спустя он разжал пальцы, и девица едва не опустилась на пол. Чуть похрипев и отдышавшись, она сказала:
– Урод, теперь верю, но больше так не шути. Тебя никто не видел?
– Вроде нет, – Макс оглянулся и хохотнул. – Кому тут быть? А этих я удушил на кухне, как ты и советовала. Ради тебя я сделаю все, что прикажешь. Ты божественная!
– Ну, это понятно, – согласилась Оленька. – Когда все кончится, мы с тобой уедем… в Америку. Или еще куда-нибудь.
– Как скажешь, – кивнул Макс. – Я весь в твоей власти. Кого еще убрать? Тошика? Куруладзе? Или кого-нибудь из постояльцев? Может быть, Сиверса? Багрянородского? Кого прикажешь.
Багрянородский толкнул в бок Александра Юрьевича и прошептал:
– Вот сволочь! Нет, ну вы только подумайте?..
– Заткнись!.. – прошипел Прозоров, зажав возмущенному Багрянородскому рот.
Между тем разговор сообщников продолжался.
– Нет, с ними пока подождем, – произнесла Оленька. – Не торопись. Эти поплатились за Стаса, но мне нужен футляр.
Она подошла к трупам, с каким-то сладострастным любопытством посмотрела на них. Одного даже перевернула ногой.
– А славные были мальчики, а уж втроем и вовсе не оторваться, – сладострастно сказала она. – Ладно, я приготовила гипс. Давай работать.
Тела покойных оттащили к большой лохани, возле которой стояло жестяное ведро. Дело закипело. Макс зачерпывал разведенный гипс, обмазывал им трупы. Оленька помогала, лепила форму. Так, постепенно, мертвые братья превращались в уродливые статуи.
Работа спорилась, плоть исчезала под гипсом.
– Это ты ловко придумала, – сказал Макс. – Никто вовеки не догадается.
– Меня надоумил Стас, когда мы первый раз попали в этот зал, – отозвалась Оленька. – Простенько, а со вкусом. Гипса тут много, на всех хватит. На всех любовников, – добавила она многозначительно.
– Но ты ведь любишь только меня? – немного ревниво спросил Макс.
– Конечно, тебя, малыш, – нежно ответила она. – Не сомневайся. Я люблю мощь и покорность. Потом вернемся ко мне, и я подарю тебе все райские кущи. А теперь ответь: Куруладзе заодно с Тошиком?
– Не знаю, – сказал циркач. – Он не посвящает меня в свои планы. Ко мне все относятся как к тупой скотине, а я не такой.
– Разумеется, не такой, милый. Мы оба божественны. Только я – красавица, а ты – чудовище. Вот и вся разница.
Работа была закончена, не прошло и двадцати минут. Теперь на полу лежали две статуи. Одной из них Оленька приделала рога и пару хвостов, другой – огромный живот, из которого торчала кисть руки.
– Зачем? – спросил Макс.
– Чтобы они не отличались от других, – ответила Оленька. – Шутки ради. Тот древний скульптор тоже был отчаянным весельчаком, как погляжу. Ну что, посмеемся в последний раз?
– Посмеемся! – радостно ответил Макс, еще не понимая, куда она клонит.
Оленька отступила на пару шагов назад, вытащила из-за спины пистолет. Навернула на него глушитель.
Делала это медленно, поскольку Макс все равно не шевелился, остолбенев от неожиданности.
– Ты был очень милый, малыш, – с сожалением сказала она. – Но мне больше не нужен.
– Как это? Куда же я денусь? – тупо спросил Макс.
– Отправляйся в Америку. Без меня, – ответила Оленька. Раздался всего один хлопок. Пуля угодила прямо в лоб, и бедняга повалился навзничь.
Оленька тяжело вздохнула, спрятала пистолет, зачерпнула из лохани ведром и принялась за работу. Создавая новую статую, она что-то весело напевала. Потом, критически осмотрев гипсового монстра, приделала ему еще одну пару ослиных ушей.