Тайны острова Пасхи
Шрифт:
Я содрогнулся.
– Ошибаетесь. Мои сны были кошмарами.
Я не лгал; прекрасным сном была действительность.
– Что вы это там привезли, Корлевен?
– Несколько бутылок. Сеньорита была в прекрасном настроения духа. Она посылает вам эти бутылки, чтобы ускорить ваше выздоровление.
Это были вина, которые мы уже пробовали у нее. Они из Австралии и носят марку «Большая Лоза» с разными подзаголовками: сотерн, бордо, кортом и т.д., но подражают этим винам весьма посредственно.
– А эти фрукты, эти овощи?
– О, вот они так другого происхождения: кража и, боюсь, святотатство. Да помогут мне боги! Чтобы немного разнообразить наше обычное меню из консервов, я по дороге ограбил идол.
Он заботливо разложил на складном столике сладкие бататы, сахарный тростник, бананы.
– Помните этого скверного черного дядю, статую, которая как будто охраняет выход из ущелья, ведущего сюда? Я нашел все это в чем-то вроде ниши около ног идола. Это, конечно, жертвоприношение, а я - то орудие, которое заставит черных уверовать, что Бог был милостив к ним. Благодаря мне сегодня в какой-нибудь хижине будут царить радость и вера, и благодаря Богу за обедом у нас будет зелень. Все к лучшему.
– Нет новостей из других отрядов?
– Есть, мне рассказал Торомети: Кодр - у Торомети симпатия к Кодру, с тех пор как он считает его каннибалом - закончил свои переводы, которые, по-видимому, произведут революцию в Академии надписей и искусств. Гартог и Флогерг копают землю в одной из пещер, и уже выкопали немало золотых орудий и украшений. Гартог открыл, как кажется, счет по всем правилам двойной бухгалтерии и вписал в кредит каждого из нас соответственную ценность этих предметов. Таким образом, только мы с вами ничего не приносим предприятию. Надо будет прикрыть здесь лавочку и поискать чего-нибудь в другом месте.
Нет, я не скажу Корлевену, что я тоже нашел здесь что-то... что-то, что уже сейчас мне дороже всего золота, но это «что-то» нельзя разделить, и оно по праву должно было бы принадлежать доктору.
Непослушное сердце, против которого я безволен, - ты опять умчалось в страну химер!
Пришла ночь, товарищ мой уехал, и я снова поднялся на западную площадку. Эдидеи там не было.
Я вернулся в грот, боясь, что Эдидея придет туда в мое отсутствие. Воспоминание о ней уже овладело моими мыслями. Как волновался я, ожидая ее!
– Ты ждал меня?
Я бросился к ней и схватил ее за руки.
– Тебя, маленькая горная цикламена! Можешь ли ты сомневаться?
– Веньямин!
– Зови меня Жаном; Веньямин - это только мое прозвище.
Она повторила: «Жан».
Я склонился над нею. Она вернула мне мой поцелуй.
– Кто же научил тебя тайне поцелуя, Эдидея?
Она удивилась.
– Как кто... святые отцы!
И в ответ на мой тревожный вид, она сказала:
– Опять эта складка на твоем лбу! У них был идол, пригвожденный ко кресту. Они научили меня целовать его.
Я вздохнул свободно.
– Ты поклоняешься их богу?
Она засмеялась, точно я сказал глупость:
– Разве я не сказала тебе, что я из рода Инти? Разве внешние знаки могут изменить кровь и расу? Их бог - только замученное, беспомощное изображение, руки и ноги его пригвождены. Мой бог - Солнце, податель тепла, света, жизни. Достаточно появиться ему, чтобы все стало прекрасным и плодоносным. Им все рождается, растет, производится, радуется. Он все зародил на этой нашей земле, даже самую землю, и если бы он перестал возрождаться каждое утро, то все бы умерло. Разве все вы, которых называют «учеными», не знаете всего этого?
– Но что же ты делала в миссии, маленькая язычница?
– Училась. Миссионеры знают знаки, которые говорят на бумаге. У них есть книги; они изучили тайны излечений, они знают французский язык - язык тех людей, которые спасли сына наших царей, замученных пленниками в каменоломнях острова Чипчи, под кнутом проклятых поработителей. А кроме того - они были добры, очень добры, очень мягки, и оставить их в убеждении, что веришь в их идола - было одним удовольствием. Я очень часто молилась Инти, чтобы он открыл им глаза.
Говоря все это, она жевала кругловатые полусухие листья, похожие на те, которые покрывали кустарники на острове; пожевав, она их отбрасывала. Странно было видеть, что ее красивый ротик занят этим.
– Что ты это жуешь?
– А разве ты не знаешь? Листья кока. Это питательно.
– Ты разве голодна?
– О, да!
– сказала она с улыбкой.
– Что же ты не скажешь об этом, милая девочка?
Я торопливо встал, но она меня остановила.
– Нет, - сказала она, - я не могу есть то, что ты ешь, - мясо. Инти запрещает проливать кровь.
Такая разборчивость удивила меня: в этой душе наша цивилизация и тысячелетний инстинкт расы уживались вместе, не смешиваясь.
– Вот фрукты. Удостоите ли вкусить их, ваше величество?
– О, да!
– воскликнула она, с удовольствием, и я был взволнован при виде аппетита, с каким она принялась за фрукты.
– Чем живешь ты, Эдидея, на этой бесплодной вулканической земле?
– Чем живут жрецы: жертвоприношениями, приносимыми богам. Атитлан ежедневно собирает их в том месте, в которое каждый день тайком от Иностранки кладут их верующие. Иногда, в зимние ночи, когда бешеные торнадо, вихри, проносятся над островом и делают невозможным передвижение, иногда случается, что в течение нескольких дней никто не приносит даров богам. Тогда Атитлан кормит меня молоком моей козочки и листьями кока. Сегодня он почему-то ничего не нашел у подножия статуи. Вечером он отправился попросить пищи у туземцев. Без тебя я не ела бы до завтра.
Я вспомнил о том, что Корлевен и я без злого умысла лишили это маленькое величество его скромного обеда...
– Хочешь вина?
– Я пила его однажды, это было очень давно, из священных сосудов святых отцов. Оно опьяняет; оно вкусно!
– Вино рождено солнцем; ты можешь выпить его.
Она омочила губы в бокале, и когда выпила глоток, то пурпуровые капельки блестели на уголках ее рта. Она засмеялась.
– Это течет по жилам, как нежный огонь. Еще!
Я подумал о скалистых дорогах, по которым ей придется добираться до ее таинственного убежища, о пропастях, об острых скалах.