Тайны Парижа. Том 2
Шрифт:
«О, — подумал он, садясь рядом с нею, — я должен узнать, действительно ли она меня любит…»
Что произошло затем? Или, вернее, на какую дерзкую выходку отважился Арман? Это осталось тайной между ним и ею.
Но молодая женщина внезапно поднялась с места с видом оскорбленной королевы и, указав Арману на дверь, сказала:
— Уходите! Уходите!
В голосе Дамы в черной перчатке слышался такой гнев, что молодой человек испугался. Он испугался, как ребенок, который забылся и не оказал должного уважения своей матери. Его
Он тоже встал… Он встал, как человек пьяный или безумный, с пылающими глазами и с головой, полной какого-то неясного шума. Он сделал шаг к двери, но остановился в нерешительности и обернулся.
— Да уходите же! — повторила она сухим, повелительным голосом, в котором, казалось, звучало презрение.
— Протайте, сударыня… — произнес Арман.
И, храбро покоряясь своей участи, как побежденный солдат, с достоинством переносящий свое поражение, он твердыми шагами направился к двери. Приподняв портьеру и не оборачиваясь, он перешагнул уже через порог, когда странная женщина, поведение которой так быстро и неожиданно менялось, вдруг позвала:
— Арман!
Ее голос, нежный, как прощение, грустный, как упрек, был убедителен и кроток. Он обернулся и взглянул на нее. Это уже не была прежняя женщина, взгляды которой метали молнии, ноздри трепетали, а брови сдвигались, которая, пылая гневом, приказывала ему удалиться. Это была женщина печальная и улыбающаяся в одно и то же время; грациозным движением руки, пленительным взглядом она умоляла его вернуться и снова сесть рядом с нею в кресло, где он только что сидел, держа ее руку в своих. Арман, плененный и очарованный ею, вернулся и, бросившись перед ней на колени, смиренно прошептал:
— Простите меня.
— Вы ветренник, — сказала она на это, — а я жестокая, сама не желая этого… но моя жизнь окружена такой тайной… теперь вы простите меня.
Арман поверил ей. Подозрения его уже рассеялись… Он любил, а улыбка Дамы в черной перчатке, казалось, говорила, что его любовь не остается без ответа.
Пробило десять часов… Вдруг так же, как накануне и в предыдущие дни, и при первом их свидании, Дама в черной перчатке задрожала, ее лоб омрачился, улыбка сбежала с губ.
— Уходите! — сказала она. — Уходите скорее!
Ее голос снова сделался печален, а лицо выражало ужас. Арман встал.
— До свидания, — сказал он. — До завтра…
— Нет, — возразила она.
— Как нет? — повторил он, в удивлении отступая назад.
— Нет, не до завтра.
— Но отчего же?
Она приложила палец к губам.
— Я не могу сказать вам этого.
— Однако…
— Ах! — воскликнула она с упреком. — Ведь вы же дали мне слово уважать мои тайны.
— Это правда, — пробормотал Арман, опуская голову. Молодой человек сделал еще шаг назад.
— Но когда же я увижу вас? — спросил он.
— Через три дня.
— Здесь?
— Нет… быть может… не знаю… вы получите от меня записку.
Вдали прозвучали охотничьи рога.
— Боже мой! — воскликнула она с ужасом. — Это он! Уходите…
Она толкнула его в коридор, и тяжелая портьера опустилась за юношей. Арман очутился в темноте. Почти в ту же минуту чья-то рука схватила его.
— Идемте, — произнес чей-то голос.
Он узнал голос своего постоянного проводника и последовал на ним.
Слуга провел его по узкому коридору, вывел на платформу и заставил Армана перейти ее, шепотом повторяя ему на ухо: «Идите, идите… »
Но в то время, как наш герой ступил на верхнюю ступеньку лестницы, выбитой из скалы, человек, до тех пор стоявший неподвижно в тени, показался на другой стороне площадки.
Он сделал шаг вперед, поднял руку, в которой держал пистолет, медленно прицелился в Армана и выстрелил. Это был капитан Гектор Лемблен, которого безумная ревность заставила поднять оружие.
VI
Прошло уже пять дней с тех пор, как возвратился капитан Лемблен. В продолжение этого времени он пережил адские муки, и, чтобы понять причину его страданий, необходимо вернуться к дню его приезда. В то время, как почтовая карета его въезжала на главный двор замка де Рювиньи, Дама в черной перчатке и граф Арлев находились на море. Она возвращалась со своего первого свидания с Арманом. Капитан спросил у слуг, куда они уехали.
— Господин майор и «эта дама» — ответили ему, — спустились к берегу по лестнице, пробитой в скале, и сели в лодку.
— В лодку? — удивился капитан. — Но ведь в замке нет ни одной лодки, а рыбаки никогда не приезжают.
— Это была не рыбачья лодка, сударь, — пояснил управляющий.
— Так какая же?
— Маленькая весельная шлюпка.
— Откуда она взялась?
— Не могу знать, во всяком случае, приехала с моря.
— И они сели в нее?
— Видите ли, — продолжал старый управляющий, приготовивший, быть может, заранее свой ответ, — они ждали лодку, так как я слышал, что «эта дама»…
В Рювиньи Даму в черной перчатке все звали «эта дама».
— Что же вы слышали? — спросил капитан, сердце у которого замерло.
— Как «эта дама» сказала господину майору: «Идемте вниз… лодка скоро приедет».
— А давно они уехали?
— Часа два будет.
Капитан поднялся на площадку и начал пристально вглядываться в даль. На море ничего не было видно. Подозрения нахлынули в измученную душу капитана.
Кто знает? Быть может, в его отсутствие, пока он хлопотал в Париже о свадебном контракте и выправлял все бумаги, необходимые для брака, пока он каждый час, каждую минуту обращался мысленно к этой женщине, которую любил так безумно и страстно, какой-нибудь тайный обвинитель, свидетель его преступления, внезапно явился к ней…