Тайны подмосковных лесов
Шрифт:
Ворон пил пиво, курил сигарету за сигаретой, ему одновременно было и радостно и тоскливо. Он добился, чего хотел, он оторвался от того мира, который ненавидел всей душой. У него были деньги, были сила, ум, ловкость. Но он был бесконечно одинок в этом мире, его тревожили призраки прошлого, он боялся задумываться, когда думал о прошлом, ему казалось, что он проваливается в какую-то бездну. Нет, нет, не надо об этом. Нет никакого прошлого, есть только настоящее в этом прекрасном фантастическом городе, красивее которого он ничего за свои сорок семь лет не видел. Есть эти каналы, эти особняки над каналами, эти набережные, огни рекламы, шикарные лимузины и люди на бесконечных велосипедах. Есть свобода и радость от победы над убогой нелепой жизнью. Есть будущее - праздничное, яркое. Но как же ему чего-то не хватает, каким неполноценным человеком чувствует он себя. И он понял - только
16.
Ранней весной у одной из могил на Новокунцевском кладбище в Москве стояли высокий худощавый мужчина с непокрытой головой и девушка с черными распущенными волосами в длинном бежевом пальто. Мужчина был в черном пальто, он опирался на палку. Его совершенно седые волосы развевались на холодном весеннем ветру. Бледное лицо пересекал длинный глубокий шрам.
– Мама! Мамочка!
– плакала девушка, не вытирая слез с лица.
– Что же ты... Где ты теперь?
Мужчина молчал, сжав зубы, потом вытащил сигарету и закурил.
– Удивительно, Катюша, - произнес, наконец, он.
– Нас тут уже с неделю не было, пока я болел, а могила такая прибранная. Мне кажется, что сюда ходит ещё кто-то, кроме нас.
– Может быть, дядя Леня, - всхлипывая, проговорила Катя.
– Да нет, он слишком занят. Да, ведь его и вообще в Москве нет, вспомнил Аркадий.
– А тетя Женя без него ходить не станет. Бабушка в больнице. А могила такая, как будто кто-то вчера здесь был. Или даже сегодня.
Постояли, поплакали и пошли восвояси. Все равно, ушедшего навсегда не вернешь. Надо уходить... Навстречу им шла уборщица кладбища.
– Здравствуйте, - сказал Аркадий.
– Вы вот возьмите деньги, приберите нашу могилу, ну, знаете - Полевицкий Ростислав Петрович и Корнилова Мария Ростиславовна. Я очень вас прошу, следите за ней. Я часто болею, а дочка учится.
– Конечно, дорогой, конечно, - отвечала уборщица, взяв деньги и положив в карман халата.
– Только вы знаете, я вот что вам скажу - сюда почти каждый день один мужчина ходит. Такой невзрачный из себя, худой, как скелет. Каждый раз, как приходит, так сидит здесь подолгу и плачет. А могилу чуть ли не языком вылизывает, такой аккуратный. Мы его все тут знаем. Он, правда, одно время не ходил, а потом приехал на такси, в новом пальто, в дорогой шапке, с цветами такими красивыми, а вскоре опять стал ходить во всем старом и грязном. И водкой от него за версту разит. Он и с собой приносит, тут пьет, прямо на могиле. Но не безобразит, этого нет наоборот. Все уберет, подметет, а недавно, как снег растаял, он цветочки тут посадил. Так аккуратно сажал, поливал. Я ему говорю - рано сажаешь, ведь все померзнет, не примется даже. А они - ничего, мол, я ещё посажу. Ох, чудной, вроде как бы ненормальный... Вы не знаете его? Может, родственник вам?
Аркадий пристально посмотрел на Катю, а та сделала вид, что понятия не имеет, кто это. Разумеется, оба они прекрасно узнали незнакомца по описаниям уборщицы. Но между ними со времени их встречи после известных событий установился некий заговор молчания - Аркадий ничего не говорил дочери о своей тайне, а Катя ничего не рассказывала ему о своем приключении и своих странных и страшных встречах с призраками. Аркадию вообще ничего не рассказывали об исчезновении Кати, щадили его. Он и без того вышел из больницы совсем другим человеком, седым, с изуродованным лицом, потерявшим всякий интерес к жизни, постаревшим лет на двадцать. Дело о розыске Кати было прекращено, родственникам она коротко сообщила, что её похитили друзья и что это была нелепая шутка, а потом она с ними разругалась и вернулась домой. После этого Леонид Петрович с женой перестали общаться с Катей, а бабушка надолго слегла в больницу. И только Андрей Зорич упорно добивался от неё хоть какой-то информации. Но это было совершенно бесполезно. Андрей поражался происшедшим с ней переменам. За несколько дней своего отсутствия с ней произошло нечто поразительное. Это была совершенно другая Катя, чем та девочка, которая так искренне предавалась с ним любви в Ленинграде. Это была суровая и неприступная женщина, которая не подпускала его близко ни к телу, ни к душе.
– Это был сон, Андрюша, только сон, - произнесла Катя с какой-то лунной улыбкой, от которой у него мороз прошел по коже.
– Что сон-то? Что именно ты называешь сном?
– пытался
– То, что было между нами или то, что потом?
– Ему пришла в голову мысль, что она может находиться под влиянием то ли наркотика, то ли гипноза. Что же с ней там произошло? Что они с ней сделали? Почему так изменились её глаза?
– Все, - продолжала так же жутко улыбаться она.
– И то, и... другое. Андрюша, я ничего тебе не расскажу, ничего, понял?
– Тут она улыбнулась уже как-то иначе, приветливо, хотя голос оставался жестким, непреклонным.
– Мы будем с тобой друзьями, если ты не будешь приставать ко мне с вопросами. А тебе надо бы помириться с Юлей. Она очень любит тебя... Я вижу это. Нельзя терять людей, которые нас любят. Их мало, Андрюша.
– Но я же люблю тебя, а ты меня теряешь!
– крикнул Андрей, совершенно путаясь в её загадочных словах.
– И я люблю тебя, Андрюша. Только как товарища, как друга. Н е и н а ч е...
– Но все же было по-другому! Что же такое с тобой произошло?! Почему ты так изменилась?!
– Я не могу тебе ответить на этот вопрос. Тебе самому лучше этого не знать. Поверь мне, - коротко ответила Катя, снова улыбаясь этой страшной улыбкой, и отошла. Зорич остался стоять с открытым ртом и похолодевшими руками и ногами. Ему было жутко от всего этого. Он чувствовал, что стал бояться её.
Аркадий Юрьевич Корнилов, оправившись от болезни, устроился работать преподавателем французского языка в Пединститут. Работа ему нравилась, он , общаясь с молодежью, оттаивал душой, и ездить на работу было недалеко. Ездил он теперь только на метро и автобусах. О том, чтобы купить новую машину, снова сесть за руль, даже не думал. С Катей же он избегал откровенных разговоров и, казалось бы, не обращал никакого внимания на происшедшие с ней перемены. Иногда он внимательно глядел на нее, и ей было очень неуютно от этого проницательного взгляда, ей казалось, что отец за что-то осуждает её. Она ничего не рассказывала ему, но порой ей чудилось, что он видит все насквозь, что он знает в мельчайших подробностях о её приключениях и в Ленинграде, и в другом месте, словно бы он сам там присутствовал. Ей иногда было страшно с отцом, настолько он переменился, настолько мертвым, выжженным был его взгляд. Катя не знала, спит ли он вообще по ночам, знала лишь одно - в душе его творится что-то ужасное. Между ними выросла стена непонимания и отчуждения. Когда она вспоминала о Вороне, ей становилось так страшно, что ей хотелось побежать к отцу, самому близкому своему человеку и рассказать ему все, но почему-то она не могла этого сделать. Это были параллельные миры, и ей было страшно в свой мир впускать что-то из того - мерзкого, ужасного, грязного. Она чувствовала, что Ворон имеет самое прямое отношение к трагедии, происшедшей с её матерью, что какие-то давние темные связи есть между ним и её отцом, но ей вовсе не хотелось раскрывать эти тайны. Она и так слишком много испытала за эти дни. Она жила в постоянном напряжении, она вздрагивала от каждого телефонного звонка, от звонка в дверь. Она ждала вестей
о т т у д а. Потихоньку успокаивалась, вести не приходили. Потихоньку пропадало чувство страха, появлялось чувство злости, желание мести, стал появляться и интерес к тайне, связывавшей такого человека как Ворон с её родителями. Но отец вел себя так странно, что говорить с ним откровенно казалось совершенно немыслимым. Он совершенно абстрагировался, ушел в себя, он душой был там, с Машей, только его оболочка ходила по земле, словно призрак. А больше близких людей у неё практически не было. Бабушка была стара и совершенно морально уничтожена потерей дочери. Подруг у Кати тоже не было, слишком уж резко отличалась она ото всех. А Андрей Зорич почему-то стал раздражать её. Всем раздражать - своими вопросами, а когда перестал задавать вопросы, даже одним своим присутствием. Он вроде бы больше не проявлял желания общаться с ней, но его красноречивые взгляды говорили больше, чем слова. И эти взгляды тоже раздражали её. Кате вдруг стало безумно стыдно за их ленинградскую поездку. Ей было стыдно за свое существование на свете...
Летом, когда подходили к концу выпускные экзамены в школе, раздался телефонный звонок. Катя в это время готовилась к последнему экзамену, отец был на работе, бабушка, переехавшая жить к ним, возилась на кухне...
– Здравствуйте, Катя, - раздался басок на том конце провода.
Катя вздрогнула и похолодела. Вот и весточка ОТТУДА.
– Здравствуйте, - еле слышно пролепетала она.
– Вы должны меня помнить. Я Дмитрий Степанович.
– Я вас узнала.
– Вы извините за беспокойство, но... у меня к вам письмо. Мое дело передать...