Тайны полуночи

Тейлор Дженел

— Значит, вы теперь работаете для Союза Штатов, на своих бывших врагов и мучителей?

— Да.

— Против южан, которые только хотят защитить себя?

— Есть одна только сторона сегодня, которая права, — Соединенные Штаты. Это так, Анна.

— И вы — патриот, который исполняет славную миссию?

— Нет, я просто работник, который любит свое дело и знает, как за него взяться.

— Проклятая ваша работа! Вы только о ней и думаете. Ответьте на вопрос: я ваша пленница?

— Вовсе нет! Просто я не могу отправить вас одну — слишком большой риск — и не имею времени отвезти вас в город. Единственный выход — оставить вас при себе. Мы оба в опасности, и от вашего послушания зависят и ваша собственная жизнь, и моя. Делайте

все так, как я скажу. А когда я схвачу этих людей, я отвезу вас в ближайший город. Там вы решите, что делать. Может быть, для вас лучше всего будет поехать к вашей тетке в Даллас и жить с ней. Ведь никакого ранчо в Техасе нет.

— А как вы об этом узнали? Когда?

— Разве это имеет значение? — сердито буркнул он.

Но это имело значение для Джинни: когда он узнал, до или после того, как они стали близки.

Он понял смысл ее вопроса и проворчал еще сердитей:

— Ах, вам надо точно знать, когда мне стало ясно, что вы и ваш отец лжете мне!

Он почувствовал, что она словно закаменела сзади него в седле. Он не хотел ее обидеть, не хотел ссоры, но хотел бы, чтобы она поняла важность его миссии и помогла, рассказав все, что знает. Но времени не было, и он продолжал все тем же резким тоном:

— Перестаньте отвлекать меня ненужными расспросами. Я должен сосредоточиться на поиске преступников.

— Подумаешь, какая трудная задача для вас! Вы их с завязанными глазами найдете. Меня же нашли и взяли в плен.

Он заметил, что она не сказала «вы меня нашли и спасли», а сказала «взяли в плен».

— Я нашел вас быстрее, чем они, не потому, что я так уж искусен, а потому, что они, думаю, решили вас не искать. Нам надо, торопиться, женщина. Самое важное — застать их врасплох. Если это не удастся, вы вновь станете их пленницей, а ведь это нежелательно, не правда ли? Вы плохо думаете обо мне, Анна, но я сделаю все, чтобы мы оба остались в живых. Поэтому перестаньте дуться на меня, слушайтесь моих распоряжений и помогайте мне. Не моя вина, что ваш отец вовлек вас в это преступное дело, а мне поручено его распутывать. Мы с вами могли бы попасть и в худшую беду.

Джинни выслушала его молча и кивнула. Она была смущена словами Стива. Он ведь действительно не виноват, что именно ему поручили искать драгоценности. Он не мог ей открыться, но ведь и она скрыла от него правду о себе. Может быть, признаться ему, и у нее станет легче на сердце? Нет, несмотря на то, что они стали любовниками, этот человек непостижим, понять его невозможно. Нет, открыться еще рано. Надо подождать.

Стив пустил Чууна по следу бандитов, Анна была легка, и ее вес не снижал ровной скорости крупного сильного коня. Карр внимательно смотрел на дорогу, но все время ощущал женщину, обхватившую его сзади за пояс и прижавшуюся к нему, обонял ее запах, чувствовал ее дыхание и неистово желал ее — пусть только она окажется честной и невиновной в этом деле с Магнолиями.

Душа Джинни полнилась тоской и смятением. «Ты — холодный и жестокий человек, Стив Карр, — думала она. — Я, наверное, не смогу простить тебя, даже если ты будешь молить о прощении. Твое рождение и воспитание наделили тебя дурными инстинктами; иногда ты их подавляешь в себе, но чуть что — и они оживают. Я думала, что смогла бы изменить тебя, но теперь не уверена в этом. Оставь свои мечты, Джинни. Надежды нет. Я не в силах простить твое предательство, Стив Карр».

Джинни томило одиночество, ей некому было излиться… да и негде выплакаться. Она не могла ни зарыдать, ни застонать, хотя тоска сжимала ее сердце, словно железный обруч. Но она знала, что справится с жестоким переживанием и заставит себя забыть все, что было… Мужайся, Джинни, возьми себя в руки… а потом ты расстанешься с ним навсегда. Когда его не будет рядом с ней, она сможет уврачевать свое сердце… Наступит целительное забвение. У нее есть важные задачи, она отвлечется от мыслей об этом коварном человеке и сможет забыть его. Джинни попыталась

бы даже отомстить ему, но мщение — обоюдоострый меч, и она может ранить самое себя еще глубже. Нет, лучше забыть… Если она захочет мстить, он озлобится, и ее положение может стать опасным. Ведь ее легко обвинить в сообщничестве с Чарльзом… а если Стив решится на это? Боже, как ужасно, что жизнь привела его к такой озлобленности… Но своей душе она не даст ожесточиться, хотя сейчас ее и одолевает смятение.

«Ты сохранишь спокойствие и стойкость, Джинни Марстон», — решила она.

Полный месяц освещал их стоянку. Стив ехал, не останавливаясь, до наступления ночи. Джинни всю дорогу молчала, отвечая на его обращения или замечания только кивком — она боялась расплакаться.

На короткой стоянке они поели сушеной говядины и кукурузных лепешек, запив водой из его фляжки.

В дороге они иногда спешивались, чтобы дать отдохнуть гнедому, и шли рядом с конем: он — с одной стороны, она — с другой. Он несколько раз заговаривал с ней и сообщил, что бандиты углубляются в горный район Уачиты, и, если они будут ехать с той же скоростью, через день удастся их настигнуть.

На следующей стоянке Стив зажарил подстреленного им кролика, испек маисовые лепешки и сварил крепкий кофе — все это сам, не обращаясь к Джинни за помощью. Да она и не предлагала помочь, и только коротко поблагодарила его, когда он подал ей еду.

Да, подумала она, этот человек ни в ком не нуждается. Он привык со всеми справляться сам.

Стив хмыкнул, когда она нарушила свое упорное молчание, и насмешливо сказал:

— О, вы еще не лишились дара речи. А я уже думал, что вы язык проглотили.

Джинни поглядела на него и ответила бесстрастно:

— Вы велели мне замолчать, разве не помните? А еще до этого сказали, что мы выживем, если я буду повиноваться вам. Я не получала еще разрешения говорить, вот я и молчала. А если бы вы и раньше разрешили мне говорить, то мне нечего было бы сказать вам, Стив Карр. Могла бы только повторить, что вы лгун и обманщик.

Он предполагал, что она настроена подобным образом, но все-таки не думал, что так непримиримо. Она теперь его ненавидит, понял он и спокойно сказал:

— Не переживайте, Анна, через несколько дней мы расстанемся, и вы будете довольны.

— Я думаю, мы оба будем довольны, когда эта ужасная история закончится.

— В самом деле? — заметил он, сузив устремленные на нее глаза.

Не надо вступать в ссору, думала Джинни. Он провоцирует ее, чтобы еще больше оттолкнуть от себя. Ну что ж, она отстранится. Она спокойно поела и вежливо заметила:

— Очень вкусно, мистер Карр. Вы готовили, так я помою посуду.

— Незачем, — заметил он, добирая еду пальцами со сковородки: единственную тарелку и прибор он отдал Джинни. Да, он привык жить один, есть в одиночестве. Такие привычки неискоренимы. — Я сам помою, особенно сковородку, — сказал он, собрав посуду, чтобы пойти к ручью. — Сковородку надо чистить самому, не то она станет плохо жарить. А это отличная сковородка, я к ней привык. Она видала со мной всякие виды.

Джинни хотела сделать какое-нибудь вежливое замечание, но у нее язык не повернулся. Лучше не вступать с ним в разговор. Да, он все умеет, он всему научился во время войны, испытав немалые трудности («всякие виды», которые «видела сковородка»!). Однако множество людей прошли через тяжелые превратности войны, но не стали ни лжецами, ни обманщиками, ни ненавистниками, как ты, Стив Карр! Но это и верно, и неверно, одернула она себя. Разве война не изменила всех: Чарльза Эвери, тех, кто ехал с ними в обозе, да и ее саму… Вот недавно в порыве гнева назвала его «ублюдком», а ведь он доверил ей свою тайну, и она не должна была злоупотреблять его случайным признанием. Как она могла? Да, ее душа тоже ожесточилась. И ожесточила ее жизнь: потеря матери, смерть Джоанны, смерть Чарльза Эвери, на которого она полагалась… и его обман… обман Стива…