Тайны прииска Суцзуктэ
Шрифт:
Услышать такое предложение от дарги было настолько же приятно, насколько и неожиданно. Мы быстро собрали кое-какие снасти и прочие принадлежности, загрузились в ГАЗ-69 и стали ждать шофера Лувсанчимида, которому Цевен в сторонке отдавал какие-то последние распоряжения. Наконец мы уселись и покатили вниз. От лагеря до озера было не меньше 20 километров проселочной дороги, мы ехали не спеша, вспоминая, как зимой стреляли здесь тетеревов. С нашим отъездом на базе остались только Цевен, Ха Ю да старый монгол Шархуу.
Рыбалка на озере была, как и ожидалось, превосходной. Кроме сазанов, которых мы с Валерием ловили на примитивные удочки, Саша Карпов, не расстававшийся со спиннингом, поймал на блесну несколько крупных щук и жерехов. Мы купались, загорали, сварили великолепную тройную уху, под которую Лувсанчимид привез из госхоза бутылочку архи. После ухи для полного кайфа мы даже вздремнули, совершенно отрешившись от забот о горных выработках, их документировании, опробовании и прочих занудных повседневных делах. Солнце уже приближалось к гребням западных сопок, окружавших долину, когда мы, умиротворенные славно проведенным выходным днем, стали собираться домой.
Когда мы подъехали к юртам наших рабочих, расположенным у подножия сопки по берегам ручья Суцзуктэ, Лувсанчимид предложил нам зайти в его юрту, чтобы попить кумыса. Мы охотно приняли его приглашение.
За более чем годичный срок моего пребывания в этой стране мне приходилось много раз бывать в юртах степных кочевников-аратов и наших рабочих. Каждый раз меня восхищало искреннее и ненавязчивое гостеприимство, предупредительная и, вместе с тем, полная достоинства, вежливость хозяев. К сожалению, это впечатление портили, как я уже говорил, малоприятные запахи и не совсем чистые предметы обихода, которыми предстояло пользоваться. На этот раз я был приятно удивлен. В юрте царили чистота и порядок. У детей под носом не висели сопли. Светлолицая и красивая хозяйка, прежде чем преподнести нам по чаше кумыса, демонстративно вымыла их в тазу и насухо вытерла чистым полотенцем. Такого приема мне еще не приходилось видеть.
Кисловатый, терпкий и довольно крепкий напиток ударил в голову и привел нас в благодушное и расслабленное состояние. Мы попросили Лувсанчимида отвезти нас в нашу юрту на заслуженный отдых, но он категорически воспротивился, сказав, что уже зарезан молодой барашек и пока мы не поужинаем свежатинкой, не может быть и речи о возвращении в лагерь. В ответ на наше возмущение подобным расточительством он заметил, что барашка ему выделил Цевен специально для нашего угощения. Это известие привело нас в полное недоумение — уж от дарги мы никак не могли ожидать такой щедрости. Тем не менее барашек уже был принесен в жертву, и оставалось только подчиниться обстоятельствам.
Пока хозяйка занималась приготовлением ужина, а Валерий с Александром расслабленно возлежали на кошме, я решил выйти подышать свежим воздухом. Солнце успело зайти за сопку и на стойбище, вместе с желанной прохладой, опустились вечерние сумерки. Ветерок, весь день лениво струившийся с равнины в горы, после кратковременного затишья изменил направление и потек вдоль ручья обратно в долину. Подставив разгоряченное лицо навстречу «легкому дыханию зефира», я уловил в нем едва слышные и хорошо знакомые шумы работающего мотора. Прислушался. Ошибки не было — где-то вдалеке монотонно, на одной и той же басовитой ноте, работал автомобильный мотор. По ровному звуку было не похоже, чтобы автомобиль двигался. Определив на слух направление, я понял, что источник странного звука находится где-то в районе старой штольни. Но кто мог туда приехать, с какой целью и почему он оставил мотор, работающим на высоких и постоянных оборотах? Внезапно меня осенило — да ведь это работает наш компрессор! Одна загадка сменилась другой. Кому и зачем понадобилось включать компрессор в выходной день, когда на штольне никого нет?
Не найдя ответа на этот вопрос, я пошел к юрте компрессорщика Доржа. К моему удивлению он был «дома» и после ужина баловался чаем. Увидев меня, он сразу же велел хозяйке подать мне пиалу соленой, жирной жидкости, скорее напоминающей густой бульон, чем зеленый чай. Чтобы не нарушать приличий и не показаться суетливо озабоченным, я сделал несколько глотков и, как бы, между прочим, спросил его — кому и для какой цели он разрешил сегодня запустить компрессор. По удивленному выражению его лица я понял, что мой вопрос напрасен. Тогда я предложил выйти на «улицу» и послушать. Дорж сразу же узнал «голос» своей машины и заволновался. Мы решительно вернулись в юрту шофера, и я сказал Валерию, что возле штольни происходит что-то непонятное. Вышли все. Ветер по-прежнему доносил звук ровно работающего мотора. Все были в недоумении и только Лувсанчимид, улыбаясь, сказал:
— Это, однако, дарга Цевен включил компрессор.
— Но зачем? — спросил я.
— Он хотел сегодня качать воду из колодца. Потом что-то будет делать там. Больше я не знаю.
Я все понял. Воспользовавшись тем, что в партии никого не осталось, Цевен решил осушить эрлифтом гезенк, описать жилу и взять пробы. Но зачем такая таинственность? Почему он не попросил Доржа выйти на работу, а поручил включить компрессор кому-то еще? Мы все терялись в догадках и не находили на них ответа. В конце концов, мы решили, что Цевен — дарга партии и вправе делать так, как ему заблагорассудится. Не успокоился только Дорж. Он сел на лошадь и сказал, что поедет узнать, в чем дело и если надо — останется возле компрессора. Мы не возражали и ушли в юрту. Ужин был готов, и мы воздали должное искусству милой хозяйки.
Традиционные блюда кочевых народов мало отличаются. Вареная баранина с лапшой напомнила мне казахский кульчетай и киргизский бешбармак. Существенная разница заключалась в качестве самой баранины. В отличие, например, от киргизских овец, нагуливающих свою плоть на высокогорных альпийских лугах с их нежным разнотравьем, мясо монгольских овец, питающихся жесткими степными травами, не обладает таким нежным вкусом и специфическим ароматом. Однако важным его достоинством в описываемое время была удивительная дешевизна баранины. Например, в блаженной памяти Бор-Ундуре, живой баран стоил всего 35 тугриков. Для сравнения, бутылка архи обходилась нам в 27 тугриков. Неплохие показатели для выпивки и закуски! При моей зарплате в 1150 тугров я бы мог ежемесячно приобретать приличную отару!
Прошло уже больше часа. От Доржа не было известий, но шум компрессора не утихал. На душе было тревожно. Меня все больше терзали нехорошие предчувствия, и я предложил парням подняться в лагерь. Оставив Лувсанчимида в юрте, мы сели в газик и я повел его вверх по лесной дороге. В лагере никого не было и, оставив машину возле своей юрты, мы направились через лес к штольне. В то время как мы, не спеша, шли цепочкой вверх, мне показалось, что стороной между деревьями кто-то спускается вниз на лошади. Я не успел разглядеть всадника, но подумал, что это возвращается Дорож, и пожалел о том, что мы с ним разминулись.
Когда мы приблизились к штольне, было совсем темно и лишь под навесом, где стоял компрессор, светился огонек карбидки. К нашему удивлению возле работающего компрессора никого не было. Что за шутки? Неужели Цевен настолько проникся интересом к опробованию гезенка, что продолжает работу в такое неурочное время? Здесь что-то не так! И вдруг мне в голову пришла мысль, которая сначала показалась дикой. Сопоставив все факты, на которые прежде не обращал внимания, я понял, что настойчивый и непонятный интерес Цевена к осушению гезенка вызван отнюдь не его научными увлечениями, а совершенно иным — он ищет в нем что-то более материальное и ценное. Золото!