Тайны пустоты
Шрифт:
– Я умею лгать, хоть пользуюсь этим умением крайне редко и только в исключительных обстоятельствах, – признала она.
Родители Стейза синхронно кивнули, будто добавили сведения в соответствующий файл. Как они отнеслись к её признанию – положительно или резко отрицательно – осталось для Таши загадкой. Она чувствовала, как медленно, но неумолимо нарастает её нервозность и боязнь совершить оплошность, которая разобьёт идеальное хрустальное равновесие встречи, сотворённое хозяевами дома. Когда они мило распрощались у стартовой площадки летательных аппаратов, Таша облегчённо выдохнула и чуть не расплакалась, оставшись без
– Что теперь не так? – растерянно спросил её наурианец, после приземления обнаруживший свою девушку в состоянии глубокой печали.
– Твоей великолепной маме я не понравилась, – констатировала Таша. Она не собиралась предпринимать каких-либо действий по этому поводу: если симпатия не возникла у человека сама собой, то её легко и быстро не заслужишь. Тем более трудно заслужить симпатии одной из первых леди Альянса, блистательной сенаторши Галактического Совета. К счастью, они со Стейзом взрослые люди и вправе строить взаимоотношения без оглядки на мнение своих родителей.
Стейз опустился в соседнее кресло, взял её за руки и напомнил прописные истины его расы:
– Мама не испытывает к тебе симпатии, поскольку в принципе не подвластна эмоциям, симпатии в том числе. Мои чувства – феномен, а то, что ты их ощущаешь – парадокс, необъяснимый наукой. Я – исключение среди наурианцев, а мои родители – представители среднестатистической нормы. Если бы ты лучше знала наурианцев и чаще встречалась с кем-то из них помимо меня, тебя не задела бы так сильно бесчувственность моих родителей, совершенно никак с тобой не связанная. У матери нет эмоций как таковых, она всё оценивает с точки зрения логики.
– И твой выбор девушки считает нелогичным.
– Напротив, он единственно возможный в сложившейся ситуации.
– Ах да, первая поправка, – сморщилась Таша. Неприятно сознавать, что являешься для любимого мужчины вынужденной необходимостью, навязанной ему сбоем в законах природы. – Пока ты чувствуешь, ты волей-неволей зациклен на меня и не можешь вступить в отношения и брак с кем-то другим.
– Разве у других людей не так? – чуть усмехнулся Стейз. – Разве ты сейчас способна подумать об отношениях с другим?
Отмахнувшись от нелепого вопроса, Таша вернулась к главному:
– Все источники утверждают, что чувства наурианцев чаще всего быстро выгорают. Что будет, если твои чувства угаснут?
– Это вопрос скорее к тебе, чем ко мне. Ты расстроилась из-за неэмоциональности моих родителей – как ты почувствуешь себя, если перестанешь ощущать мои эмоции? Тебе тогда хватит моей верности, моей страсти и заботы?
В голосе Стейза отчётливо прозвенело напряжение, кончики выступивших клыков приподняли верхнюю губу, и Таша быстро и уверенно ответила: «Да!» На сердце сразу стало легче: её мужчина не связывает их отношения лишь с ненадёжными эмоциями, чужеродными самой его природе. Стараясь задушить последнего червячка сомнений, она спросила:
– Чувства ко мне проснулись у тебя в силу внешних, случайных обстоятельств, а если бы они не возникли? Если бы ты не стал исключением среди наурианцев? Я бы осталась для тебя случайной знакомой, так?
– Если б ты решительно отказалась от знаков моего внимания и не пожелала терпеть мои ухаживания, мне, конечно, пришлось бы смириться со своим статусом «просто знакомого».
– Ты бы предложил мне отношения, даже ничего не чувствуя ко мне?! Но почему?
– Ума вполне достаточно, чтобы понять, кто идеально мне подходит, – пожал плечами Стейз. – Драматурги частенько пишут о конфликте между разумом и чувствами, но у меня, к счастью, не сложилось такого внутреннего противоречия: мои эмоции всемерно одобряют выбор моего разума. Я смотрю на тебя и не вижу ни одной чёрточки, которая бы мне не нравилась; ни одной черты характера, которая не казалась бы мне замечательной. Я не могу припомнить ни одного твоего поступка, который бы не вызвал моего одобрения и восхищения. Для меня пробудившиеся эмоции – статистическое отклонение, само по себе не слишком важное и лишь подтвердившее мою очевидную тягу к тебе. Однако я знаю, что эти призрачные эмоции важны для тебя – и боюсь думать, что когда-нибудь они иссякнут.
– Не бойся, – прошептала Таша, обнимая своего невероятного мужчину. Она привыкла к его необычным глазам – привыкнет и к другим особенностям его расы, если потребуется. – Мне всегда будет хватать того, что ты способен мне дать, и ненужно то, что дать по природе своей не сможешь.
Они замерли, приникнув друг к другу, наслаждаясь редким моментом довольства всем и вся, когда вся сложность мироздания вдруг видится всего лишь ясной и простой дорогой к счастью. Тому завершённому и полному счастью, которое испытываешь, держа в объятьях самого любимого человека на свете, а всё остальное отступает на второй план совершенно незначительных обстоятельств.
– Ты ведь до сих пор не видела воочию символ всех биологов и экологов Альянса? Слетаем посмотреть? Тут недалеко, ты можешь не переживать за режим моего труда и отдыха, – прошептал Стейз в распущенные девичьи локоны.
Лёгкая дрожь пробежала по позвоночнику Таши, но лишь усилила её желание увидеть космическое чудо. Надо окончательно расстаться с детскими кошмарами и принять свой дар «профессиональной покойницы» со всеми его проявлениями, включая букет цветов в конце пути! Возможно, коралловые рифы космоса совсем не похожи на её редкие видения в туннелях пустоты, а лишь кажутся такими на картинках и голограммах. Сотворив на лице ослепительную улыбку, она храбро кивнула.
...
Поверхность парящего в космическом холоде одинокого астероида была сплошь покрыта кустами кораллов. Причудливо изгибающиеся ветви иглами выстреливали в пространство, заливая его бледным мистическим светом. Их свечение не было статическим: искорки мерцали, то пригасая, то разгораясь сильнее. Пульсирующее свечение то одних, то других участков кораллового рифа задавало гармоничный ритм и завораживало. Несколько пар танцоров плыли в черноте космоса в этом призрачном мареве, стараясь попасть в такт мелодии света. Таша вначале ужаснулась, увидев людей без скафандров, потом заметила, что они кружатся в пространстве прозрачной галереи, опоясывающей астероид, и только кажутся скользящими в пустоте. К смотровым площадкам этой галереи вели рукава из доков для космических судов, и людей тут было немало. Герметично закрытое помещение позволяло любоваться творением космоса, не надевая скафандров. Теперь их со Стейзом фигуры тоже казались парящими в пустоте, и слова его закружились будто бы среди вакуума открытого космоса.