Тайны соборов и пророчество великого Андайского креста
Шрифт:
Через несколько страниц, перечислив десять наиболее известных Черных Мадонн во Франции, Фулканелли возвращается к комментарию Дюжоля, посвященному камню Кибелы в Ди на севере Прованса и впервые приводит цитату от первого лица: «Я уже упоминал о том, что камень в Ди, изображающий Исиду, представляет ее в качестве Матери Богов». А поскольку именно Дюжоль говорил это о камне из Ди, мы вправе предполагать, что здесь Фулканелли, употребляя форму первого лица, впервые приподнимает фригийский колпак алхимика над своей истинной личностью. И хотя этот факт сам по себе не слишком убедителен, однако в сочетании со всеми прочими свидетельствами, представленными Дюбуа в книге «Разоблачение Фулканелли», он выглядит более чем вероятным и показательным, как росчерк пера мастера.
Таким образом, давайте предположим, что глава о Андайском
Действительно, это так, но с небольшой оговоркой. В роли шута, как всегда бывает в подобного рода историях, выступил Жан-Жюльен Шампань, иллюстратор «Тайны соборов» и «Обители философов». Некоторые, в частности издатель Жан Шеми, полагали, что в роли Фулканелли выступил Шампань, тогда как другие, такие, как Р. Шваллер де Любиц, утверждали, что лицо, которое они называли Фулканелли, на самом деле похитил рукопись «Тайны» у Шампаня. Одно можно сказать с достаточной определенностью: Шампань постоянно находился в фокусе внимания, выполняя роль центра, вокруг которого вращались все легенды о Фулканелли. И именно благодаря этому вроде бы достоверному факту впоследствии возникло большинство мистификаций.
Но на самом деле «Фулканелли» не были ни автор текста Дюжоль, ни иллюстратор Шампань. В самой «Тайне соборов» автор четко выбирает для себя тон студента, излагающего и комментирующего труд учителя (или учителей), у которого он узнал тайны этой премудрости. В предисловии ко второму изданию «Тайны» Канселье подчеркивает это, включая в книгу письмо, «адресатом которого, вне всякого сомнения, был учитель Фулканелли», письмо которого было найдено в бумагах Фулканелли. Автором «Тайны», по всей видимости, был мастер, уже приобщившийся к Великому Труду, а не его ученик И если это не очередная мистификация — что, впрочем, не исключено и даже вполне возможно, — то этого таинственного мастера-алхимика, представителя предшествующего поколения, и можно считать истинным «Фулканелли», главным источником информации.
Такова была цепочка размышлений, которая побудила нас взглянуть на Крест в совершенно ином свете. Что, если Андайский Крест и его предшественники, включая, по всей видимости, и таинственный резной камень-линга Хьюитта, действительно послужили отправной точкой для повествования Фулканелли? Фулканелли утверждает, что цоколь монумента был создан в 1680-е гг. — дата, предполагающая определенный уровень ветровой эрозии изображений. Возникает вопрос: кто тогда, в 1680-е гг., мог обладать достаточно обширными познаниями, чтобы зашифровать сложную астрономическую и алхимическую информацию в виде целой серии странных и взаимосвязанных друг с другом образов-символов на странном монументе, воздвигнутом в глухом углу баскских Пиренеев? И ради чего это было сделано?
Уже сами по себе эти вопросы проливают новый свет на проблему личности Фулканелли. В главе 2 мы уже высказывали предположение, что целью Фулканелли, по крайней мере — отчасти, было присутствовать при новом расцвете эзотерической традиции на Западе, которая является столь же сложной и трансцендентной, как и на Востоке. Фулканелли прослеживает преемственность этой традиции, или, как сказали бы на Востоке, ее родословие, вплоть до того времени, когда был воздвигнут Андайский Крест, то есть примерно до середины или конца XVII в. Как мы уже говорили в главе 2, этот период представляет собой как бы паузу между движением резенкрейцеров и зарождением масонства. По всей видимости, в этот момент в родословии произошел некий разрыв, и часть эзотерической традиции в лице своих адептов вымерла или ушла в андеграунд, то есть в подполье. К середине XIX в. спиритуалистическая составляющая западной мысли настолько оскудела, что зарождающаяся теософия нашла своих учителей и махатм на Востоке.
Однако и сам Фулканелли, и Андайский Крест являют собой свидетельство того, что это родословие, или преемство, исчезло далеко не полностью.
Конец XVII в. явился апогеем «научной» алхимии и времени зарождения химии, а
После Великой французской революции и эпохи Наполеоновских войн эта родословная линия вновь оказалась под угрозой полного уничтожения. От прежнего режима уцелели лишь немногие «посвященные», и в самом начале 1830-х гг. эта традиция начала понемногу возрождаться. Публикация в 1832 г. книги «Разоблачение Гермеса» таинственного Килиани, которого Канселье, по слухам, отождествил с Антуаном Дюжолем, старшим братом Пьера, знаменовала собой поворотный этап в возрождении этой преемственности. В том же году вышел в свет сразу же завоевавший невероятную популярность «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго, положивший начало бурному всплеску интереса ко всему готическому. Тринадцать лет спустя совсем еще молодой Эжен Виллье-ле-Дюк начал работы по реставрации самого собора Нотр-Дам в Париже, а его чертежи и рисунки, по-видимому, послужили впоследствии прототипом для иллюстраций Шампаня к книге «Тайна соборов».
В 1842 г. семейство д’Аббади переместило Андайский Крест с его чисто мезоамериканским ликом солнца и зашифрованной надписью о убежище в Перу с его первоначального места, по всей видимости — на прицерковном кладбище, на его нынешнее место у южной стены церкви, буквально в нескольких футах от площади. В том же самом году другой таинственных алхимик, некто Тифферо, объявил, что ему удалось обнаружить в Мексике секрет трансмутации. В следующем году один из посвященных, уцелевший еще со времен прежнего режима, Луи-Поль-Франсуа Камбриель, опубликовал результаты своих более чем двадцатилетних исследований. В своем «Курсе герметической философии» Камбриель, ссылаясь на труд Эспри Гобино Монтлюисана, созданный в XVII в., прямо указывает на готические соборы как на монументы герметической философии. В 1854 г., когда Луи Фипойе опубликовал свой объемистый труд «Алхимия и алхимики», идея о тайной алхимической мудрости воскресла из небытия и легла в основу блестящего труда Фулканелли/Дюжоля — «Тайна соборов».
И тем не менее, разбирая и прослеживая все эти многообразные связи, мы поняли, что Андайский Крест по-прежнему остается неразгаданной тайной. Даты, которые приводят Фулканелли и Дюжоль, на наш взгляд, имеют прямое отношение к современности и проблеме выживания. Середина XVII в., то самое время, когда были созданы резные символы на цоколе Андайского Креста, была ознаменована переходом от рыцарства к художеству, подобно тому как алхимия превратилась в химию, а также временем появления первого опыта толкования символики в созданном тем же Гобино трактате «Объяснения курьезных загадок иероглифических фигур», посвященном истолкованию герметико-алхимического значения изображений на соборе Нотр-Дам в Париже. В 1840-е годы, когда Андайский Крест был перенесен со своего первоначального места на церковном дворе, видели целый ряд серьезных знаков возрождения алхимии, включая опять-таки попытки истолкования герметических фигур на готических соборах. Это, вне всякого сомнения, весьма важные — с точки зрения Фулканелли — явления, однако вопрос о том, как и зачем мог использоваться Андайский Крест, по-прежнему оставался неясным, особенно в свете изъятия посвященной ему главы из первого издания «Тайны соборов».
Таким образом, независимо от того, как мы перемещали фрагменты головоломки, глава о Андайском Кресте остается странным явлением. Возможно, она была дополнением к более широкой картине, развернутой в «Тайне соборов» и «Обители философов»? Или же она была своего рода ключом к секрету алхимии, той самой магической нитью, которая позволяет сорвать покров и раскрыть самые сокровенные тайны, являясь, таким образом, наиболее важной главой для понимания той вести, которую принес нам Фулканелли? И чем больше мы убеждались в справедливости последнего утверждения, тем более значительным явлением представлялся нам сам Андайский Крест.