Тайны Старого и Нового света. Заговоры. Интриги. Мистификации
Шрифт:
В 1865 году Стентон и его судьи хотели объявить ответственной за убийство южную разведку. А через каких-нибудь несколько месяцев президент Э. Джонсон стал намекать на виновность своих врагов — радикальных республиканцев. В речи, произнесенной в феврале 1866 года со ступенек Белого дома, он говорил: «Разве тем, кто стремится уничтожить наши общественные учреждения и изменить характер правления, мало уже пролитой крови? Разве им мало одного мученика?» Таким образом, Джонсон за целых 70 лет до Эйзеншимла выдвинул его теорию. Но сам Эйзеншимл энергично пытался найти достаточно убедительные свидетельства того, что уже современники события намекали на соучастие Стентона в заговоре; отсутствие у них таких подозрений серьезно подрывало веру в «нетрадиционалистскую» концепцию.
Однако оказывается, что Эйзеншимл был не первым, высказывавшим свои подозрения о виновности Стентона. У него был предшественник и, что особенно важно, современник гражданской войны. В 1948 году Эйзеншимлу
Поскольку теория «северного заговора», в котором участвовали Стентон и другие влиятельные лица в Вашингтоне и Нью-Йорке, не получила пока убедительного документального подтверждения и породила к тому же различные мистификации, внимание снова переключилось на гипотезу о южном заговоре, казалось бы, дискредитированной еще в прошлом веке. Бывшие руководители Юга, включая Д. Девиса, были кровно заинтересованы в том, чтобы доказать свою личную и правительства Конфедерации непричастность к убийству Линкольна, совершенного одиночкой-маньяком Бутом, чьи связи с южными властями северное правительство обосновывало лишь показаниями подкупленных лжесвидетелей. Эти утверждения было тем труднее опровергнуть, что большинство действий южных агентов вообще никогда не фиксировалось на бумаге, а большая часть из все же имевшихся документов была уничтожена после разгрома Конфедерации. Тем не менее многое удалось установить историкам в последние годы. В 1988 году был опубликован фундаментальный труд кадровых сотрудников американской разведки А. Тайдуэла и Д. У. Гэдди, написанный в сотрудничестве со специалистом по истории Д. О. Холлом, «Возмездие. Разведка Конфедерации и убийство Линкольна». Они прямо указывают, что их версия заговора совпадает с той, которая была выдвинута еще в 1865 году федеральными властями, не имевшими, однако, достаточно доказательств в ее пользу. Собранный авторами большой и ранее остававшийся неизвестным архивный материал свидетельствует о крайней активизации секретной службы Конфедерации зимой и весной 1865 года. Выявленные факты позволяют с большой долей вероятности считать, что Бут все это время выполнял прямые указания южной разведки. Он неоднократно встречался с южными эмиссарами в США и Канаде, были выделены специальные южные воинские части, которые должны были участвовать в похищении Линкольна и доставить его на территорию Конфедерации. Убийство Линкольна после капитуляции армии генерала Ли вовсе не было актом безумца, а вытекало из обстановки, сложившейся в первой половине апреля. Ведь сдалась только одна, хотя и главная, армия Конфедерации. Паника и хаос, которые должны были возникнуть после убийства президента в Вашингтоне, могли спасти южан от полного поражения. Авторы «Возмездия» ничего не говорят о возможных связях южной разведки с влиятельными кругами на севере, но это еще не значит, что таких связей вообще не существовало.
В конце 1992 года, рецензируя в «Книжном обозрении Нью-Йорк Таймса» книгу Д. Смита о семействе Бута «Американская готика», М. Питерс писала: «Ужасающее пересечение судьбы президента, питавшего роковую страсть к театру, и актера, питавшего роковую ненависть к президенту, является одной из величайших драм Америки. Убийство Д. Ф. Кеннеди, поразившее сознание нашего поколения, бледнеет при сравнении с ней. Несмотря на все обаяние Кеннеди и его жены, он все же не был человеком такого масштаба, как Линкольн, а по сравнению с дьявольски красивым и талантливым Джоном Уилксом Бутом Ли Харви Освальд просто ничтожество». Наука пока не располагает данными, кто был закулисным режиссером драмы в театре Форда, лишившей американский народ его великого президента.
Первый импичмент
Когда вице-президент Эндрю Джонсон после убийства Авраама Линкольна занял его место в Белом доме, многим новый глава государства казался гарантией того, что политика полного подавления сопротивления разгромленных плантаторов окончательно восторжествует. «Белый бедняк», решительный противник сецессии, он вызывал ненависть и насмешки со стороны плантаторской аристократии и крупнобуржуазных кругов Севера.
Но скоро мнение плантаторов и их единомышленников на Севере о «пьяном портном из Теннесси» круто изменилось. Джонсон выступил за прекращение военного режима на Юге, за возвращение побежденным рабовладельческим штатам — после чисто формального осуждения ими недавнего мятежа — права выбора собственных органов управления и посылки своих депутатов в федеральный конгресс в Вашингтоне. На практике это было равнозначно тому, чтобы вернуть Юг под контроль рабовладельцев. Там, где подобные меры стали проводиться в жизнь, законодательные собрания штатов под диктовку плантаторов приняли пресловутые «черные кодексы», по сути дела восстанавливавшие невольничество. По всему Югу прокатилась волна расправ с неграми и белыми, сотрудничавшими с федеральными властями. Особенно жестоким был погром в Новом Орлеане в июле 1866 года. Южане-полицейские убили около 200 негров и белых — сторонников расового равноправия. Федеральные войска, парализованные приказами из Белого дома, не препятствовали разгулу кровавого насилия.
Гражданская война, поглотившая сотни тысяч жертв, закончилась всего за год до этого. Раны еще не зажили. Весь Север охватила волна негодования, когда выявилась попытка зачеркнуть результаты дорого доставшейся победы американского народа над рабовладельцами. Конгресс принял законы о реконструкции Юга, установившие военный контроль над территорией бывшей Конфедерации. Законодательные собрания южных штатов, состоявшие главным образом из недавних мятежников, были распущены, негры в ряде мест получили — причем на бумаге — равные с белыми политические права.
Все эти законодательные меры неизменно сопровождались президентским вето. Только благодаря тому, что республиканская партия имела подавляющее большинство в обеих палатах федерального конгресса, она смогла в соответствии с конституцией провести эти законы, несмотря на возражения Джонсона. Однако он, не ограничиваясь использованием права вето, продолжал упорный саботаж уже принятых законов, мешая их претворению в жизнь. Президент делал это с демагогическими ссылками на «незаконность» лишения штатов бывшей Конфедерации тех прав, которыми их наделила конституция. Согласно казуистической «южной» логике Джонсона, участие в мятеже нисколько не лишало штаты прав и, наоборот, не наделяло федеральные власти правом вмешиваться во «внутренние» дела плантаторов. Реакции было особенно выгодно, что Джонсон старался вдобавок делать вид, будто он в первую очередь озабочен защитой интересов «белых бедняков» на Юге. Они, мол, могли быть ущемлены такой «федеральной узурпацией». Нечего и говорить, что дело обстояло совершенно иначе: «белые бедняки» были жизненно заинтересованы в проведении мер, которые ликвидировали бы плантаторское засилье.
Радикальные республиканцы — часть правящей партии, которая выражала настроения промышленной буржуазии, не желавшей восстановления господства на Юге бывших рабовладельцев, и которая опиралась в те годы на поддержку народных масс, — резко осуждала политику Джонсона. Однако сами радикальные республиканцы были далеко не единодушны. Среди их лидеров наряду с искренними революционными демократами имелись в немалом числе буржуазные карьеристы и политиканы. Некоторые из них собирались нажиться, заняв высокие посты в аппарате управления, созданном для реконструкции Юга (и, надо добавить, весьма преуспели в этом намерении).
…Отношения между президентом, которого стала активно поддерживать оппозиционная демократическая партия, и конгрессом стали все более осложняться. Именно в это время со стороны радикальных республиканцев высказывались уже известные нам подозрения, не причастен ли Джонсон к убийству Линкольна. И одновременно (в борьбе все средства хороши) противники Джонсона обличали его (а позже вставшего на сторону президента председателя военного трибунала Бингема, судившего соучастников Бута) в том, что он не помиловал Мэри Саррет. Один из лидеров радикальных республиканцев, генерал Бен Батлер заявил, например, что была осуждена «невиновная женщина», что Бингем знал о существовании дневника Бута, в котором раскрывались планы заговорщиков, и даже позволил, чтобы из этого дневника были вырваны важные страницы.
В палате представителей и в сенате был поставлен вопрос о том, не следует ли воспользоваться тем единственным средством, которое предоставляла конституция для смещения президента.
Для этого требовалось предать президента по решению палаты представителей суду сената и добиться одобрения выдвинутых обвинений двумя третями голосов. Первоначально такое крайнее предложение нашло не много сторонников. Взамен были приняты законы, ставившие целью ограничить возможность президента вести политику, противоположную желаниям законодательной власти. Был утвержден Акт о занятии государственных должностей, запрещавший не только назначение, но и смещение президентом лиц без согласия сената. Джонсон в ответ на это снял с должности военного министра Стентона, который руководил всей административной машиной, осуществлявшей реконструкцию Юга. Стентон отказался подчиниться приказу президента и уступить место временно назначенному на пост министра генералу Д. Томасу. Этот инцидент окончательно переполнил чашу терпения республиканского большинства в конгрессе.