Тайны тропического рая

Барвихин Аристарх

– Почему это? – насупился Билл.

– Да потому что денег у тебя на нее не хватит. А без денег она с тобой не пойдет.

– Ага, а с тобой пойдет, – зло проговорил Билл.

– Со мной точно пойдет. И с другими мужиками, у кого кошелек деньжатами набит.

– Как это? – поразился Билл словам приятеля. – Она что, за деньги, что ли?!

– А ты папашу своего спроси, он тебе всё подробно расскажет.

– Ты что, сдурел?! – возмутился билл.

– Ничего я не сдурел. Точно тебе говорю: у них уже давно шуры-муры.

– Не может

такого быть! – воскликнул Билл, все еще не веря своим ушам.

– Как не может, когда она чуть ли не со всем поселком живет? – криво усмехнулся Диего. – С кем за деньги, с кем так. Она тут у нас главная давалка из всех.

– Эй, Ди, ты меня искал? – раздался голос приближающейся к ним Зябки.

– Чего так долго-то?! – недовольно проговорил Диего.

– Че? – отозвалась та.

– Че, че… Обыскался я тебя. Все ноги отбил.

– Главное чтобы другое не отбил, – рассмеялась она. – Ну что, прогуляемся до старого пирса? – произнесла она, обращаясь к Диего.

– У тебя что-то было с моим отцом? – поинтересовался Билл, обращаясь к Зябке. – Говори сейчас же!

– Отстань от нее! – сиплым грубым голосом проговорил Диего. – Сказал, что было, значит было.

– Черт тебя дери, – не успокаивался Билл. – Ты не хочешь заткнуться?

– И не собираюсь, – Диего самодовольно улыбнулся.

Бил подошел к нему вплотную, протянул было руку, чтобы скрыть эту его самодовольную улыбку, но тут же передумал и съездил Диего по лицу. Тот не раздумывая ответил Биллу, ударив его в скулу, а потом в ухо.

От боли Билл охнул и присел.

– Ну его, пойдем лучше на пирс, – сказала Зябка, обращаясь к Диего, взяла его под руку и потащила прочь.

Придя в себя, Билл послонялся по опустевшему поселку, но потом не выдержал и все-таки отправился к старому заброшенному пирсу на дальней окраине бухты. Он почему-то чувствовал, что именно там, в таких хорошо знакомых ему прибрежных зарослях, которые до этого служили им местом для игр и развлечений, сейчас происходит что-то очень важное, совсем недетское и этим влекущее его к себе как магнит притягивает железные опилки.

Берег вокруг пирса был пуст. Да и как могло быть иначе? Все сейчас устремились в горд, где праздник ежегодного карнавала уже входил в свои права.

Едва Билл углубился в чащу, как вдруг услышал где-то в глубине её какие-то шорохи и приглушенные голоса. Песок делал его шаги неслышными, что позволило ему подобраться поближе. Сердце его стучало в предчувствии чего-то волнующе-необычного, и это предчувствие его не обмануло.

Укрывшись за стволом пальмы и осторожно, стараясь не шуметь, он раздвинул руками ветки кустарника и сразу же увидел Диего и Изабель, стоящих к нему боком. Диего прижался всем телом к спине девушки и без удержу и стеснения тискал её.

От этого зрелища у Билла закружилась голова. Не успели они дойти до самого главного, как Билл почувствовал, как его охватило уже знакомое ему сладкое волнение. От опьянившего его острого возбуждения вперемешку

с болью стыда, он бросился прочь, спотыкаясь и размазывая льющиеся по щекам слезы. Всю дорогу домой он плакал, проклиная себя за то унизительное положение, которое, как ему казалось, он пережил, подло подглядывая за Диего и Зябкой, что как настоящие взрослые любили сейчас друг друга там, где никто не должен был их видеть. Он плакал и от ставшей такой острой зависти к ним, оставившим позади свое детство: ведь он, такой нескладный и глупый, все еще пребывал в нем, а потому сейчас стеснялся его. К тому же ему вдруг стало страшно от внезапно надвинувшейся на него взрослости.

Добравшись домой, он наткнулся на свою сестру Эмили, которая была на три года его старше и всегда понимала его больше, чем мать с отцом. Но сейчас ему было не до нее, ему хотелось поскорее проскользнуть к себе, чтобы скрыться от всего мира.

Эта его поспешность не ускользнула от Эмми, как называли его сестру все в доме, поэтому она последовала за ним в его комнату.

– Что с тобой, Болек? – мягко поинтересовалась она, взяв его за плечо, но он оттолкнул ее, что никогда раньше не делал, и упал на кровать, зарывшись лицом в подушку.

Эмми села рядом с ним, наклонилась и, щекоча его прядкой волос, тихо спросила:

– Болек, ты чего это, а?

Ее теплое, почти материнское участие растрогало его, размягчило, он всхлипнул и тяжело вздохнул.

– Тебя кто-нибудь обидел, малыш? – прошептала она, гладя его по голове. – Ты чего такой сегодня?

– Никакой я не малыш и никто меня не обидел! – мотнул он головой. – Просто я несчастный и глупый, и никому я не нужен, – вдруг произнес он сквозь слезы, почувствовав ужасную жалость к самому себе.

– Тогда что с тобой такое? – не унималась Эмми и стала гладить его по голове как маленького. – И что это у тебя ухо такое красное? И синяк на щеке. Подрался с кем-то, да?

– Оставь меня в покое! – вдруг неожиданно даже для себя самого огрызнулся он, отталкивая ее руку.

– Ну, как знаешь, – миролюбиво произнесла сестра, встала и вышла из комнаты.

Был уже поздний вечер, а они с Эмми все еще сидели на кухне и болтали о том, о сем.

– Ладно, братик, – сказала она, зевнув и прикрыв рот ладонью, – давай-ка помоги мне убрать со стола. А то мне еще посуду мыть. Прислуги сегодня нет, она вся на празднике, так что будем справляться сами.

– Иди, иди, – милостиво предложил Билл, – я сам всё уберу и помою.

– Какой ты милый, – проворковала сестра, чмокнула его в щеку и выпорхнула из столовой.

Когда родители вернулись с праздника, отец поинтересовался, показывая на ухо Билла и на синяк на его щеке:

– Что это у тебя?

– Так, поцапался кое с кем, – уклонился от прямого ответа Билл.

– Надо учиться решать все дела мирно, – назидательно проговорил отец. – Терпеть не могу насилие. Оно аморально. Я вот никогда ни с кем не дрался. И тебе не советую.