Тайны тысячелетий
Шрифт:
Вершина была названа им в честь Тадеуша Костюшко не только потому, что путешественник был эмигрантом польского происхождения. Этот национальный польский герой пользовался популярностью не только среди своих соотечественников. Человек с драматической судьбой, скиталец, он воевал против царских войск во время восстания в Польше, но был прощен царем Александром I, и занимал впоследствии видное положение в обществе. Выдающийся деятель польского демократического движения, он в 1794 году стал героем в войне за независимость США. В Кракове, где он присягал народу и где покоится его прах, на окраине города поляки насыпали в его честь «конец» — холм. Но Стшелецки показалось этого недостаточно, и он посвятил своему кумиру целую вершину.
В 1863 году им была определена
…Много всяких диковинок встречается на пути к подножью вершины — в часе-полутора езды на машине по шоссе из Канберры — морских и столичных ворот Австралии, рассказывал мне Анджей Полачек, один из молодых поляков, прошедших по следам графа Стшелецки. Может, потому и насыщен поток людей к Костюшко, что вершина под боком у столицы. Мы боялись, не притупятся ли впечатления от такой «прозы» перед восприятием физического да и, нужно полагать, духовного подъема?
Ведь тут такие виды, каких нигде в другом месте, кроме Австралии, не встретишь. В голубоватой дымке стоят рощи эвкалиптов. А где еще увидишь деревья-бутылки? Их название — не просто метафора: не только с метафорическим названием: в бутылкообразном стволе с резко зауженным «горлышком» скапливается влага в период дождей и потом экономно расходуется в засушливое время. Пальмы, фикусы, папоротники, лианы, травяные деревья… 9 тысяч так называемых эндемиков, то есть растений, характерных только для этого континента (из 12 тысяч распространенных здесь видов высших растений).
Главное — не торопиться, тогда дорогу обязательно перебежит главная достопримечательность австралийского животного мира — кенгуру. И встретятся коалы с детенышами на спине. Местные плащеносые ящерицы, прыгающие на двух задних лапах, уж наверняка попадутся где-нибудь на тропе. Напомнит о себе масса необычных птиц, начиная от великанов-страусов эму и кончая множеством видов попугаев — земляными, волнистыми… И даже вороны с таким же, как везде, надоедливым карканьем выглядят здесь райскими птицами — такое у них яркое, пестрое, причудливое оперение. Конечно, насмотревшись на картинках, в кино и зоопарках на этих экзотичных животных, современные гости Австралии поражаются меньше, чем первые европейцы, прибывавшие сюда 200 лет назад. И все же так устроен человек, что не довольствуется эрзацами и копиями — ему нужно увидеть все, как оно есть!
И район горы Костюшко коснулась та же беда, что и других природных памятников. Идут, едут, летят сюда паломники. Туристский конвейер работает без перебоев. Разве что в непогоду и зимой немного сбавляется темп. А если еще пришлось именно здесь встретить восход солнца, как это сделали поляки из Калифорнии, да и заснять всю картину на пленку, то и вовсе можно быть уверенным, что каждый восходитель на гору Костюшко повлечет за собой в следующем году еще пару своих последователей. И если в недавнее время такой поток насчитывал четверть миллиона, то не прошло и десятилетия, как он стал приближаться к миллиону посетителей.
Но можно ли осуждать людей за то, что они топчут эту знаменитую гору?
Разве порицал кто-нибудь паломников за то, что они шли в Иерусалим, в Мекку? В иные музеи направляются не меньшие потоки. Но паломничество к природному памятнику — совсем иное дело.
Вокруг Костюшко создан еще полвека назад национальный парк. Площадь его довольно обширна — 600 гектаров. Задача с самого начала ставилась вполне продуманно — сохранение не отдельных редких растений и животных, а всего природного комплекса. Но слишком уж большой размах приняло строительство ресторанов, кафе, отелей, кемпингов, магазинов, лавчонок! Правда, здесь все это тоже вполне хорошо регулируется. Можно ужесточить охранные грамоты национального парка, отрегулировать маршруты, сократить в определенный период туристский поток. Ну, и ограничить «разгул»
Казалось бы, на материке реликтов, как называют Австралию за сохранившиеся в ней растения и животные прошлых эпох, и горы должны быть оригинальными. Нет, вершины как вершины. Кажется, смирились они со своей старческой участью. Давно успокоились. Не волнуют их вулканические страсти. Они не могут похвалиться памятью даже о том, какие трудности им приходилось переживать в старое недоброе время оледенения.
Правда, кое-где следы древних ледников все же остались. Но чтобы были настоящие ледяные годы — снежные накидки и шапки — такого убранства даже у Австралийских Альп, как наиболее высокой части Восточно-Австралийских гор (их еще называют Большим Водораздельным хребтом), нет. И в самых дальних ущельях, на подходящих по высоте для ледников площадках снег летом задерживается не обширными полями, а только отдельными островками, похожими скорее на пятна.
Первым восходителям можно было и не оставлять «след» — не долбить камень в доказательство своего посещения — подъем на горы здесь не составляет большого труда. (Наскальными рисунками древние жители занимались в пещерах. В одной из них — Кейлоре найдены изображения более древние, чем в Европе.)
О первовосхождениях на такие невысокие, ниже средней высоты, вершины, как Костюшко, история умалчивает. И все же можно назвать одно имя — Вирунен. Он был, несомненно, признанным местным путешественником. К тому же, понимал толк в знахарстве, что тоже немаловажно — не нужно было подыскивать для своих экспедиций медика, как это делается теперь. А странствия Вирунену предстояли длительные и необычные. Он задался целью побывать даже в тех местах, где, как он говаривал, обитает сам Господь Бог. Планировалось восхождение на вершину Уби-Уби. А она находилась ниже священной земли Буллимы, страны покоя и рая. Все, кто знал Вирунена, советовали ему отказаться от дерзкой затеи. Но тот, хоть и слыл мудрецом, отличался еще и неуемной любознательностью. И пошел. Жалко, конечно, не сохранилось подробностей этого восхождения: каким снаряжением он пользовался, какими продуктами поддерживал силы, какая погода была в те дни — словом, все те детали, что входят в дневники современных покорителей высот. Неизвестна и точная дата выхода и возвращения.
Но цели он достиг — дошел до могучей скалы, которую обступила густая зелень. Вот тут-то и оказалось ложе Всевышнего. Господь, конечно, был шокирован такой дерзостью. Но все-таки, видимо, отчасти и восхищен настырностью смертного, не великана по обличью, но и не раба по духу… И он не испепелил его, не покалечил, а только как-то неопределенно, скорее для порядка и проформы, покарал. Но так, что Вирунен еще смог вернуться к людям.
Так вот: если ему удалось добраться до Уби-Уби, то на вершину Костюшко он вполне мог взойти. Наши поляки не раз видели, как даже дети австралийских аборигенов по-своему осваивают эти склоны гор. Нарвав охапку тростника, такой юный любитель острых ощущений карабкается вверх, кладет ее в начале натертого до блеска желоба-дорожки, садится на свое седло и съезжает вниз. Причем развивает вполне приличную скорость.
…Ныне на вершину проложены многочисленные пешеходные и даже вьючные тропы. И вот Стшелецки пришлось добираться туда с немалыми трудностями — ведь он был первым белым человеком, стопа которого коснулась этих незнакомых гор. Острый пик горы Костюшко, покрытый снегами и господствовавший над окружающими вершинами, показался ему самым удобным местом для геодезических измерений.
Великолепие открывшейся с горы картины поразило спутников Стшелецки, как и американских поляков — столетие спустя. Отсюда можно охватить взглядом площадь около восемнадцати тысяч квадратных километров. Вдали, на востоке, с расстояния почти восемьдесят километров, в дымке виднеется морское побережье. У ног путешественников расстилаются ленты зелени, прерываемые крутыми каньонами долины реки Муррей и ее притока Маррамбиджи.