Тайные дневники Шарлотты Бронте

Джеймс Сири

— Конечно, ты любил эту уродливую гончую, Артур, — весело заметил Джеймс, — но, если честно, питал не меньшую нежность ко всем диким тварям, которые бродили по нашим полям. — Повернувшись ко мне, он продолжил: — Однажды, когда Артуру было двенадцать или тринадцать лет, папа велел подрезать ветки в рощице рядом с домом. Артур поднял такой шум, уверяя, что деревья служат приютом для белок, что папа отказался от своей идеи.

Последовал взрыв добродушного поддразнивания, поскольку кузенов Артура забавляла его преданность большим пушистым грызунам. Я благоговейно и изумленно улыбалась, глядя через комнату на мужа, казавшегося

более расслабленным и счастливым, чем когда-либо прежде. Меня охватило теплое чувство; внезапно я поняла, как мало сведений имела о своем суженом, когда выходила замуж! Насколько лучше я понимала его теперь, видя, как он общается с теми, кого любит и кто любит его, в доме, где был воспитан. В родной стране он открылся мне в новом свете. Несомненно, он был любимчиком в семье и ощущал себя совершенно непринужденно в этом роскошном доме.

С уколом внезапного стыда я осознала, как жестоко папа — да и я тоже — ошибался насчет Артура. Как долго отец противился моему союзу с мистером Николлсом на том лишь основании, что я уроню себя браком с бедным викарием «низкого происхождения»! Папа сразу бы запел по-другому, увидев великолепный дом и семью, в которой этот достойный викарий был воспитан! Бронте по сравнению с Беллами — как и Бранти рядом с первыми — настолько более скромного происхождения, что не о чем и говорить.

Мне стало ясно: Артур прекрасно понимал это и все же молчал. Даже на борту судна, подслушав жестокие слова молодой женщины, будто я уронила себя подобным браком, и мой жалкий лепет, Артур не попытался ознакомить меня с правдой. Джозеф назвал его скромным, но я догадывалась, что дело не только в скромности. Муж надеялся, что я стану судить о нем непредвзято, без оглядки на происхождение или богатство его родственников.

О! Мне так хотелось остаться с ним наедине и открыть свои чувства: как я благодарна Богу за то, что Он благословил меня преданной любовью такого благородного и скромного человека, как глубока моя любовь, как я всем сердцем надеюсь, что смогу стать достойной его.

Я поднялась, намереваясь подойти к мужу, но внезапно мне стало дурно. Я опустилась обратно в кресло, чтобы не оказаться на полу, и мое тело сотряс долгий мучительный приступ кашля.

— Дорогая Шарлотта, да вы же больны! — воскликнула миссис Белл. — Мне с самого начала не нравился ваш кашель. Артур! Неужели ты таскал эту бедную женщину по всему Уэльсу и Дублину в подобном состоянии?

— Моя простуда усилилась только в последние день или два, — поспешила заверить я. — Артур преданно заботился обо мне и не раз настаивал на моем отдыхе, это мне самой не сиделось на месте.

— Что ж! Вы выглядите крайне усталой, — заявила миссис Белл, протягивая мне руку. — Мы должны незамедлительно уложить вас в постель и угостить отличным горячим супом. Морин!

Появилась румяная служанка.

— Да, мэм?

— Вели кухарке подогреть немного бульона и принеси нашей гостье в зеленую комнату. И позови Агнес.

— Да, мэм, — поклонилась служанка и убежала прочь.

Не успела я оглянуться, как меня раздела вышеупомянутая Агнес, умелая с виду служанка лет пятидесяти, и вскоре я с удобством устроилась в большой мягкой кровати в комнате в три раза больше, чем наша гостиная в пасторате. В широком старом камине ярко пылал торф, немного оживляя старинную, но комфортную обстановку. Румяная служанка доставила на подносе горячий суп и удалилась.

Я съела три ложки, и тут на пороге возник Артур. Он неуверенно приблизился к кровати и встревоженно спросил, не может ли он чем-нибудь помочь.

Когда я посмотрела на него, мое сердце, полное невысказанных слов, гулко забилось; но едва я открыла рот, как пришла миссис Белл и решительно произнесла:

— Артур, оставь свою молодую жену на мое попечение.

Устроившись в гобеленовом кресле рядом с кроватью, она налила в ложку что-то из аптечного пузырька.

— Я вылечила сотни простуд в этом доме и еще ни разу не уморила пациента. Постель больной не место для новобрачного. Иди навести с кузенами соседей.

— Если вы настаиваете, тетя, — неохотно отозвался Артур.

Он наклонился надо мной и нежно поцеловал в лоб.

— Мне очень жаль, что ты заболела, Шарлотта, но уверяю, ты в хороших руках. Во всем графстве нет сиделки лучше, можешь не сомневаться.

— Артур… — начала я, пытаясь поймать его руку, но мне помешал очередной приступ кашля.

— Тсс. Отдыхай, дорогая, и поскорее выздоравливай, — промолвил он и направился к двери.

Не знаю, какое лекарство дала мне миссис Белл, но, покончив с бульоном, я немедленно уснула, проспала весь ужин и очнулась только на следующее утро.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Пробудившись, я увидела солнечный свет по краям занавесок. Примятая подушка, сбитые простыни и покрывало свидетельствовали, что муж разделил со мной ложе и ушел, не побеспокоив. Вскоре в дверь постучали.

— Войдите, — крикнула я в надежде, что это Артур. Но то была Агнес, седая служанка, которая вечером помогла мне приготовиться ко сну.

Она внесла поднос со словами:

— А! Хорошо, что вы встали.

Служанка была коренастой и невысокой, с седыми волосами, аккуратно убранными под чепец, приятным морщинистым лицом и густым местным акцентом.

— Хозяйка велела принести вам завтрак.

Поставив поднос, она отдернула занавески. Солнце ворвалось в высокие окна, за которыми открывался прелестный вид на пышные зеленые луга.

— Надеюсь, вы хорошо спали, миссис Николлс?

— Да, спасибо, Агнес.

— И как, вам полегчало?

— Немного, — ответила я, но меня тут же скрутил приступ кашля.

— Ну, щечки у вас порозовели по сравнению с приездом. Это добрый знак, не сомневайтесь. Хозяйка всегда уверяет, мол, лучшее средство от любой хвори — как следует выспаться и отдохнуть денек в постели, и я с ней полностью согласна. Здесь немного овсянки, чай и гренки. Как вы, не прочь перекусить?

— Я постараюсь, спасибо. Агнес, вы не видели моего мужа?

— Нашего Артура? Конечно видела, — ласково произнесла служанка, обкладывая меня подушками и помогая сесть в кровати. — Он поднялся ни свет ни заря и все бродил кругами, ужас, как переживал из-за вас. Ваш муж хороший человек, не сочтите за дерзость, миссис Николлс. Я знаю его с тех пор, как он приехал сюда, — прелестный был малыш! Все-то он помогал другим, все-то пытался творить добро. Ни разу я не слышала от него жалобы, или клеветы на кого-то, или даже безобидного вранья, а ведь это для мальчишки большая редкость, да и для взрослого тоже. Так что, мэм, вам здорово повезло, вам достался один из лучших джентльменов страны.