Тайные поклонники Рины
Шрифт:
— Может, позже?
— А может, стоит подумать в первую очередь о себе?
— Она права, — поддерживает её Миронов. И фигурально, и буквально. А то ещё свалится со своего конька-горбунка непоседливая мадам, потом бубнежа не оберёшься. — С чего ты взяла, что изводить себя лучший вариант? Кому от этого круче? Ты на взводе, они тоже напряжены и ждут решения. Дай уже вам всем то, что вы заслужили. Свободу. Правда, какой бы она не была, лучше неопределённости. Поверь мне, я знаю.
— Послушай дурилку. Уж тут он реально профи, —
Двое против одного. Ну… Возможно, они правы. Я-то хотела как лучше. Вот только кто знает наверняка: а как это, лучше? Как будет на самом деле правильно? Наверное, точного ответа никто не подберёт в таких вопросах. Всё подстраивается под ситуацию, проверяясь методом проб и ошибок. И я думаю, мой момент наступил. Пора остановить таймер неопределённости.
Киваю друзьям, показывая, что услышала их и готова действовать.
— Пожелайте мне удачи, — прошу я, уже ощущая наступающем на пятки волнение.
— Удачи.
— Ни пухуса.
Глубокий вдох. Медленный выдох. Ну, с богом.
Глава 21. Выбор
Выцепляю Вадика из хохочущей толпы.
— Можно тебя на минутку?
Чернышевский, секунду назад беззаботный и наслаждающийся коллективным отдыхом, моментально серьезнеет.
— Конечно.
Нет. Здесь слишком людно и шумно. Я словно реалити-шоу. Так не годится. Игнорируя любопытные переглядки одноклассников, увожу его за руку из зала в коридорный закуток, недалеко от кухни. Место странноватое, больше предназначенное для влюблённых парочек, но довольствуемся тем, что имеем.
Замираю напротив Вадика, подбирая нужные слова. Которые, как назло, не подбираются. Весь запас истратила на сцене, видимо.
Молчу секунду, две, пять, десять…
— Решила, да? — помогают мне сразу перейти к сути.
Ещё и ком в горле забивает голосовые связки.
— Решила, — всё же получается выдавить из себя.
— И это не я.
Вадик не спрашивает. Утверждает.
— Не ты, — незаметно стискиваю край юбки, пытаясь избавиться от мелкой дрожи в конечностях. — Прости.
Я будто на эшафоте в ожидании приговора. И этот приговор — едва уловимая улыбка в ответ. Улыбка разочарования.
— Что ж. Бывает.
Да. Бывает.
— Прости, — лишь повторяю я.
Господи, кто бы знал как сложно кому-то отказывать. Особенно когда этот человек тебе небезразличен. И неважно, в какой степени. Вадик стал мне близок и дорог. Я привыкла к нему, трепетно храню и буду хранить все моменты, что мы провели вместе, но… Сердцу-то ведь не прикажешь.
— Прощаю, — милостиво даруют мне амнистию. — Однако напоследок я обязан спросить. Мне это важно. Ты узнала, кто "N"?
— Узнала.
— Арс?
— Нет.
Вадик удивляется. Очень.
— Значит, Андрей?
— Да.
— Интересно. Значит, дело не в переписке. У меня были подозрения, что вся эта твоя шпионская игра может в итоге сыграть свою роль и повлиять на решение. Но, судя по всему, ошибся.
— Ошибся, — соглашаюсь я.
— Тогда, откровенно говоря, я в замешательстве. Я принимаю твой выбор, но всё же… Почему он?
— Ты решишь, что я дура.
— Не решу. Обещаю.
Решит. Даже не сомневаюсь.
— Сон.
Вадик недоумённо хмурится.
— Не совсем понял.
— Мне приснился сон.
Сон, в котором Арсений не знает меня. Сон, в котором я так и не подошла к нему на перемене и в котором плакат рисовал не он. Сон, в котором нас ничего не связывало, при том, что моё подсознание помнило о другой реальности. Помнило, но не могло соединить две параллели. А ещё в том сне я была с… Вадимом. Официально.
Подробности поистёрлись, остались лишь образы и эмоции, такова особенность царства Морфея, вот только проснувшись посреди ночи, я обнаружила, что плачу. Еле успокоилась и кое-как уснула снова. Вот только наутро воспоминания оказались такими же яркими и… болезненными. Это всё и определило.
— О, как… занимательно, — тактично откашливается Чернышевский. — С таким оправданием меня ещё не отшивали. Ты умудряешься выделиться даже в таких вещах.
Представляю как абсурдно для него звучит мой аргумент, но рассказывать детали сна я не хочу, всё же это личное. Несмотря на то, что он тоже там присутствовал, и играл немаловажную роль. Более того, не стану отрицать, мне был приятен наш "фиктивный" роман, что устроило моё подсознание, однако…
— Дело не в самом сне. Дело в том, какие эмоции он вызвал, — рассказывать я не буду, но объясниться обязана. — И в ряде факторов, которые я определила для себя после.
— Понимаю. Хотя нет, — встряхивает блондинистыми кудрями он. — Если честно, не понимаю. Да и не стоит пытаться, думаю. Дело сделано. Я тебя услышал. А больше мне знать и не нужно.
— Прости, — в третий раз извиняюсь, будто от этого ему станет легче. — Ты замечательный, но…
— Не для тебя. Да, я уяснил. Всякое бывает.
Слышу перемену в тоне. Меня в прямом смысле отбривают, выстраивая незримую дистанцию. Будто захлопывают перед носом дверь. Ну… Это ожидаемо. Да, неприятно, но заслуженно. Хоть в глубине души я и надеялась, что Вадик отреагирует в стиле Андрея, более снисходительно, но… С другой стороны, с Чернышевским у нас была поймана та эмоциональная близость, какой с Долгоруким так и не выстроилась.
— Мне жаль, — очередной синоним "прости".
— Мне тоже жаль, но я желаю тебе удачи. Надеюсь, ты не ошиблась и в последующем не пожалеешь о своём выборе.
— Не пожалею.
Я знаю это. Уверена на все сто процентов. Нет. На двести.
— Тогда не теряй драгоценное время. Иди, обрадуй счастливчика.
— Спасибо… за всё, — ощущение, словно мы прощаемся. Хотя вполне возможно, что так оно и есть. После экзаменов наши дороги, скорее всего, навсегда разойдутся. И вряд ли пересекутся вновь. Слишком уж разные пути.