Тайные тропы
Шрифт:
— Пойдемте со мной… у меня за углом машина…
— Куда и зачем?
Посетитель отвернул рукой борт пиджака и показал металлический значок.
… Через несколько минут машина остановилась около мрачного трехэтажного здания. На втором этаже, у двери под номером семьдесят восемь, Вагнера заставили подождать, потом любезно пригласили в комнату.
За столом сидел угрюмый и очень худой человек с бесцветными глазами. Он был поглощен чтением какой-то бумаги и не обратил на вошедшего никакого внимания. Вагнер стоял, держа в руках свою маленькую соломенную шляпу. Так продолжалось минут пять. Наконец человек оторвал глаза от бумаги, поднял голову и, кивнув
— Садитесь.
Вагнер сел в кресло, положил шляпу на колени и приготовился слушать.
— Вы знаете, где находитесь?
— Вывески я не видел, но догадываюсь, — ответил Вагнер.
— Я майор Фохт.
— Очень приятно…
Улыбка искривила лицо Фохта и через секунду исчезла.
— Мы вызвали вас по делу. Старик кивнул головой.
— Вы живете один?
— Нет. Со мной живет работник из военнопленных.
— Двое — на весь дом из пяти комнат с мезонином?
— Да.
— Вам не тесно?
Пока он, Вагнер, этого не чувствовал. Почему ему должно быть тесно?
— Мы решили поселить к вам двух человек…
— Квартирантов?
— Да, они вам будут платить за квартиру.
— Поселить независимо от того, хочу я этого или нет?
— Да, независимо. Вагнер пожал плечами.
— Но дело не в этом… — продолжал Фохт.
— А в чем?
— Сейчас узнаете… Это наши люди. И все, что они будут делать в доме, должно умереть в его стенах. Вы поняли?
Старик немного побледнел, что не укрылось от собеседника.
— Не волнуйтесь и не стройте никаких предположений. К вам мы пока никаких претензий не имеем. Сын — одно дело, отец — другое…
Вагнер побледнел еще больше.
— Мой сын сложил голову на фронте, и мне нисколько не…
— Я имею в виду не этого сына, — резко прервал его Фохт, — а первого.
Старик опустил голову. Воцарилось молчание.
Майор вышел из-за стола и уселся напротив Вагнера. Достав из кармана кожаный портсигар, он раскрыл его и протянул старику.
Вагнер помотал головой. Он не курит.
— Я знаю, что вы курите. Вагнер развел руками.
— У вас очень строптивый характер, — закуривая сигарету, сказал майор. — Вы принимаете близко к сердцу всякую мелочь.
Вагнер молчал.
— Вы всё прекрасно понимаете, но притворяетесь… Если вы не настроены продолжать беседу, давайте подведем итоги. Завтра к вам придут двое и скажут, что они от Фохта. Предоставьте им комнату, если можно — две. Постарайтесь объяснить соседям или знакомым, что вам дали еще двух военнопленных. Человек вы одинокий, работы по дому и на приусадебном участке много. Это подозрений не вызовет. Но… еще раз предупреждаю: все, что увидите и услышите, должно остаться при вас. Надеюсь, вы не захотите причинять неприятностей своим родственникам…
— Кого вы подразумеваете?
— Вашего племянника Рудольфа Вагнера. Старик тяжело вздохнул и поднялся:
— Можно уходить?
— Да, только хорошо запомните, о чем мы договорились… До квартиры вас проводят.
Майор прошел на свое место и нажал кнопку. В кабинете появился человек, привезший Вагнера.
— Отвезите господина Вагнера домой, — приказал майор.
К Альфреду Вагнеру пришла беда. Старик никак не думал, что его дом, наполненный воспоминаниями о дорогих, близких сердцу людях, превратится в меблированную квартиру, в приют для лиц, пользующихся покровительством майора Фохта. Он никак не мог примириться с мыслью, что сегодня или завтра придут какие-то двое, о делах которых надо молчать, расположатся
Что это за люди? Откуда они взялись? Солдаты? Так им место в казарме. Офицеры? Так для них много квартир в центре города.
Вагнер взволнованно ходил из угла в угол. Убирать вещи из комнаты или оставить их?
Помочь некому и посоветоваться не с кем — Алима он с утра отправил на картофельное поле.
Три дня спустя Альфред Вагнер и его работник сидели в кабинете над небольшой ученической картой Европы, лежащей на столе. За июнь и часть июля союзники овладели многими французскими городами.
— Часы истории отбивают свое время, — сказал Вагнер, — дело идет к развязке. Это понятно даже мне, штатскому человеку.
Шлепая по полу домашними туфлями, он подошел к этажерке и, взяв пачку газет, положил ее на стол поверх карты и стал просматривать статьи.
— Господам, которые пишут, мало дела до народа, — заметил он. — Что думают люди, что они хотят — это их не интересует. Они только рассуждают и говорят красивые фразы. — Вагнер поправил очки и приблизил к глазам страницу. — Еще неделю назад газеты кричали о контрнаступлении, о линии обороны, обещали какое-то секретное оружие, разъясняли, уговаривали, не скупясь на ложь и преувеличения. Эти писаки думают, что они в состоянии успокоить людей и вселить в них веру. Они ошибаются. Люди думают о завтрашнем дне. — Вагнер посмотрел на Ризаматова: — Ты, конечно, понимаешь, что это значит.
— Вам жаль свою страну, которая на ваших глазах идет к гибели? — тихо спросил Алим.
Вопрос собеседника причинил острую боль сердцу. Он, старик, не раз и сам задавал себе этот вопрос.
— Мне жаль мой народ, — сказал он просто и искренне. — Ваш Герцен говорил: «Народ нельзя назвать ни дурным, ни хорошим. В народе всегда выражается истина. Жизнь народа не может быть ложью». И вот народ мне жаль. Все тяготы и удары судьбы ложатся на его плечи. Его придавили, его терроризировали, примяли, морально изуродовали. Нравственная кабала достигла у нас невиданных размеров. Что может быть страшнее, когда народ лишается не только голоса, но и веры в свое счастье! Нацисты отбросили нас на тысячи лет назад, они столкнули с правильной исторической дороги целый народ, народ умный, способный, энергичный, и не только столкнули… Народ отупел, начал умственно вырождаться… Это и помогло фюреру привести страну к войне. Сотни тысяч погибли на фронте, сотни тысяч изнывают в лагерях. Кровью народа пропитана вся Германия… Тяжело, очень тяжело быть свидетелем нацистского режима!
Ночью Вагнеру не спалось. Он думал о своих новых квартирантах.
В их распоряжение был предоставлен мезонин, состоящий из двух небольших, но очень удобных и обставленных всем необходимым комнат. Квартиранты вели себя хорошо, старались ничем не стеснять хозяина. Но многое в них Вагнера удивляло. Вагнер вскоре догадался, что они не немцы, скорее всего — чехи. Именно так говорят чехи, овладевшие немецким языком не в Германии, а в России. Это открытие взволновало старика. Что заставило молодых, видимо образованных людей изменить своей родине и связать свою судьбу с нацистами? Зачем они забрались так далеко? Что хочет из них сделать Фохт? Как они смотрят на то, что Советская Армия подходит к границам Германии, а с запада приближаются войска американцев и англичан?