Тайные тропы

Брянцев Георгий

— Это вам знакомо? — он обвел на карте кружок.

— Да!

Марквардт усмехнулся.

— Знаю, что знакомо. Там, кажется, началась так неудачно ваша карьера?

Юргенс едва кивнул головой.

— Этот город вам тоже знаком? — Марквардт ткнул пальцем в черную точку.

— Отлично.

— Ну и замечательно. Я выбрал его для вашей будущей резиденции. Местечко удобное. Я тоже буду там.

— Это в том случае... если... — начал Юргенс.

— Да, да, да... именно в том случае.

Марквардт громко рассмеялся.

24

Очнулся Леонид Изволин на каменном полу. Голова горела от острой боли. С трудом открыв глаза, он стал осматриваться. Перед ним — серая стена, вероятно, цементная, в углу на скамейке сидят два немецких солдата с автоматами. В комнате тихо... «Гестапо», — мелькнула в голове мысль, и Леонид опустил тяжелые веки. Он попытался вспомнить, где его схватили: во дворе, когда он уже вылез, или в погребе, когда он только высунулся из люка. Но боль не давала сосредоточиться. Леонид тихо застонал. Мозг заволокло туманом.

Один из солдат нагнулся, чтобы поднять Леонида, но он напряг усилия и поднялся сам. Голова закружилась, боль стала еще острее. Он закачался. И в это мгновение ощутил на запястьях холодок металла наручников. Ею толкнули к двери и повели по длинному коридору. Шли медленно. Навстречу попадались конвоиры с арестованными, откуда-то доносились человеческие вскрики, стоны. Леонид зашагал быстрее, чтобы не слышать этих страшных голосов, но солдаты задержали его. И он снова пошел медленно, вздрагивая при каждом новом звуке.

Вот лестница — ступеньки ведут на второй этаж. Опять крики и стоны. Леденеет сердце, сжимает горло спазма. Леонид стискивает зубы до боли в челюстях. Надо привыкнуть, это неизбежно, это случится и с ним, сейчас, через несколько минут.

— Сюда, — приказал конвоир и втолкнул Леонида в небольшую комнату.

В комнате светло. Очень светло... Глаза зажмуриваются сами собой, не выдерживая яркого потока электрических лучей. Солдаты усаживают Леонида на высокий табурет и замирают по бокам. Перед ним гестаповец — немец маленького роста; он смотрит пристально в лицо арестованному и четко, почти по слогам, произносит по-русски:

— Фамилия?

Леонид сдерживает дыхание. Начинается. И он вдруг ощущает такой прилив решимости и энергии, будто вступает в борьбу с этим маленьким человеком, нагло и злобно глядящим на него.

— Не помню, — спокойно отвечает Леонид и, чтобы подчеркнуть свое равнодушие, начинает смотреть на стены, потолок.

— Что? — уже свирепея, спрашивает следователь.

— Не помню, — тем же тоном повторяет Изволин.

— Не валяй дурака, — предупреждает гестаповец.

Изволин молчит.

— Понял?

Молчание.

— Ты знаешь, что тебя ожидает?

— Знаю, конечно, — отвечает Изволин.

— Я тебя сгною в земле живьем...

— Это не особенно страшно, земля своя, родная.

— Отвечай только на мои вопросы, — кричит немец и заносит кулаки над головой Леонида. — Я тебя согну в бараний рог...

Изволин не проявляет никаких признаков волнения.

— Не вое гнется, господин фриц. Кое-что ломается. Это для вас крайне невыгодно. Я не должен быть сломан. Вам надо очень многое узнать от меня. Не так ли?

Следователя даже шатнуло, будто ею кто-то резко толкнул в грудь.

— Ты назовешь себя? — визгливо крикнул он, не в силах сдержать бешенство.

— Нет!

— Назовешь?

— Нет!..

Гестаповец подошел к Леониду, схватил за уши, встряхнул с силой его голову и ударил затылком о стену...

Вторично Леонид очнулся в абсолютной темноте, на холодном каменном полу. Было так темно, будто свет никогда не проникал сюда.

— Как в могиле, — невольно пробормотал вслух Изволин и, поднявшись, стал обследовать мрачную камеру. Она была очень мала, с низким, не дающим возможности выпрямиться потолком, со скользкими, мокрыми стенами. В углу скреблись и противно попискивали крысы. Скреблись настойчиво, надоедливо. Леонид крикнул. Крысы смолкли. Но через минуту они снова принялись скрести еще сильнее, упорнее...

На второй допрос Изволила привели к другому следователю, полному, коренастому мужчине лет сорока. Голова с короткими волосами, торчащие усы, круглые глаза — все в гестаповце напоминало Леониду отвратительного кота. Даже движения у него были мягкие, кошачьи.

Следователь прежде всего распорядился накормить арестованного. Леонид от еды отказался.

— Сыты? — спросил гестаповец с любезной улыбкой.

— По горло...

— Вчера вы сказали моему помощнику, что хорошо знаете свое будущее?

Леонид утвердительно кивнул головой.

— Свое и даже ваше... — добавил он.

— Вы — оракул, — немец поднял вверх указательный палец.

Леонид улыбнулся.

— Прошу вас, говорите все, что чувствуете, и требуйте, что хотите. Это неотъемлемое право любого арестованного. И лишить вас этого права ни я, никто другой не в силах. Закон есть закон. Не стесняйтесь.

— И не думаю, — ответил Леонид. — Вас интересует будущее? Вы господина Родэ, надеюсь, знали?

Лицо гестаповца заметно потемнело.

— Да, знал.

— Вот и хорошо. Многих из вас ожидает такая же участь...

— Не в вашем положении говорить об этом, — с укором произнес гестаповец. — Вы упустили из виду одну маленькую деталь: германская армия освоила не только Россию, но и еще кое-что. Под нами Австрия, Бельгия, Польша, Франция...

— Ну, Россию-то вы, положим, не освоили, — прервал его Леонид, — русскую землю освоили и продолжают осваивать ваши покойники. На Россию замков вам не одеть, ни замков, ни наручников, ни намордников...