Тайный дневник да Винчи
Шрифт:
— А в последнюю ночь раскопок, сразу после высадки десанта в Нормандии, дед устроил взрыв, заметая следы?
— Угу.
— А вы знаете, последний номер газеты из архива в мансарде датирован именно 1944 годом?
— Нет.
— Однако это так. Вы догадываетесь почему?
Альбер задумался ненадолго, а затем ответил:
— Нет… Но возможно, вам будет интересно услышать, что в какой-то момент, в конце 1976 года — я отлично это помню, — ваш дед полностью все забросил.
От внимания Каталины не ускользнуло:
— Что значит, все забросил?
— Забросил исследования. Собрал в кучу свои записи и сжег их во дворе. С тех пор он жил, как все обычные люди, и делал то, чего раньше не делал никогда, например, ходил на рыбалку, гулял по городу или вдоль реки.
— Но почему?
— Я часто задавал себе этот вопрос. Очень часто. И мне на ум приходит только один ответ… Он наконец нашел, что искал, и продолжать поиски больше не имело смысла.
Каталина вспомнила, как описывал д’Аллен последние годы жизни деда, и забросила пробный шар:
— А не могло случиться, что он сошел с ума? Месье д’Аллен признался: под конец он замечал у деда некоторые симптомы паранойи.
Сторожа явно задело такое предположение, хотя оно и исходило от внучки Клода.
— Ваш дед начал проявлять странности намного позже, только в последние месяцы жизни. Кстати, параноик и сумасшедший — не одно и то же. Порой даже у самого рассудительного человека есть основательные причины вести себя как параноик. Ваш дед не был безумен. Дело совсем в другом.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Я хорошо его знал.
— А д’Аллен нет?
— Д’Аллен достойный человек, и дед ваш его ценил, но они виделись один или два раза в месяц, когда месье Пенан заходил к нему в контору, приезжая в Париж. Д’Аллен не жил с ним бок о бок в течение двадцати лет.
Сильный аргумент, но увы, и малообъективный, именно потому, что Альбер прожил рядом с дедом столько времени.
— Все ясно, — уступила Каталина. Продолжать спор не имело смысла.
Повисло молчание. Вопрос, казалось, исчерпан. Откровения сторожа подтвердили некоторые выводы, сделанные Каталиной при чтении газет в мансарде. Это обнадеживало, однако осталось еще немало темных пятен, которые не мешало бы прояснить. Каталине предстояло все хорошенько обдумать, по примеру своего деда соединить в единое целое разрозненные детали и факты, которые удалось собрать. К ним теперь добавилась новая проблема: Приорат Сиона и вероятность того, что дед нашел неопровержимые доказательства существования потомства Христа. Сомнительно, конечно… И все же с анализом придется подождать, поскольку она еще не узнала главного.
— Вы знаете некоего месье Дюмерга?
— Да. Он служит в мэрии. Скользкий тип.
— Я виделась с ним сегодня. Я просила объяснить мне, почему городские власти
— Угу, — невнятно пробурчал сторож.
— Вообще-то после свидания с Дюмергом я знаю не больше чем прежде, он так ничего и не сказал.
— Беседа отклонилась от темы?
— Именно так. Мало того, что она отклонилась от темы, у меня сложилось впечатление, будто Дюмерг нарочно увел ее в сторону. По существу, он сообщил мне только одно. Он утверждает, что мой дед был коллаборационистом во время немецкой оккупации.
— Угу, — повторил Альбер, на сей раз со вздохом, протяжно.
— Пожалуйста, Альбер, скажите честно, дед сотрудничал с нацистами или нет. Я взрослая. Я не собираюсь устраивать истерик и выбрасываться из окна, если вы ответите утвердительно. Я только хочу знать правду.
— Думаю… нет.
— Думаете, но не уверены?
Альбер заерзал в кресле, как будто неприятные мысли причиняли ему физический дискомфорт.
— Послушайте, мадемуазель Пенан, я начал работать у вашего деда в шестидесятых годах, поэтому плохо представляю, чем он занимался раньше.
— Но вы его знали. Вы сами только что на этом настаивали. И вы прожили в городе всю жизнь, — настаивала Каталина, не удовлетворенная уклончивым ответом. — Вы наверняка в курсе, что говорят люди о моем деде.
Альбер молча смотрел на Каталину. Он явно боролся с собой, размышляя, стоит ли откровенно выкладывать ей все, что знал. Приняв решение, он глубоко вздохнул и заговорил:
— Люди говорят, во время оккупации ваш дед устраивал приемы для немецких офицеров и постоянно путался с ними. Особенно часто его видели с командующим гарнизона крепости.
Наверное, речь о том веселом немце с фото, подумала Каталина. Ничего нового Альбер ей не сообщил. Она надеялась, он сможет ответить на вопрос однозначно, но сторож, похоже, знал не больше, чем любой сплетник в городе, не больше, чем чиновник в мэрии. Загвоздка в том, что Каталина ему не поверила. Такова специфика работы: журналисты умеют отличать ложь от правды не хуже полицейских. И Каталина почувствовала: Альбер что-то скрывает. Но что? И почему? Вдруг ее осенило…
— Мари! — воскликнула Каталина.
— Э?..
— Мари знает про город все на свете, верно? Она знает все о каждом, не так ли?
— Ну да. Она, конечно, много чего знает.
Каталина отметила некую натянутость в словах сторожа. И перешла в наступление:
— Держу пари, именно так. И спорим, она знает массу вещей о моем деде, которых не знает никто. Никто, за исключением, возможно, того, кому она все рассказала, кому она полностью доверяет, кого Мари считает необыкновенным человеком, только немного замкнутым… Кому-то вроде вас, Альбер.