Тайный друг ее величества
Шрифт:
В лесу было тихо, слышался только храп спящих. Лежа на телеге, Лакоб во сне прижимал к себе драгоценную суму.
Проснулся Бубон и отправился в кусты отлить. Возвращаясь, недобро покосился в сторону телеги, под которой, как он видел, укладывался Фрай.
Устав смотреть на угли, Шрайк поднялся и добавил побольше дров. Стало светлее, потрескивание сыроватых сучьев придавало лагерю уюта. Тревожась от собственных сновидений, лошади изредка встряхивали головами и били в землю копытами. Часовой поглядывал на небо, стараясь по звездам правильно определить
В какой-то момент он задремал, а очнувшись испуганно спросил:
– Кто здесь?
Вскочил и, держа наготове меч, обошел лагерь вокруг, но испугавшей его тени уже не было.
Вскоре Шрайк отправился будить Котлету. Тот никак не хотел просыпаться и вставать на часы, пока Шрайк не пригрозил позвать хозяина. Эта угроза возымела действие, и Котлета, бормоча ругательства, перенес свои одеяла поближе к костру. Повалившись на них, он тут же захрапел, теперь уже на посту.
При смене караула Каспар, чуть приоткрыв глаза, отметил про себя, что служба идет своим чередом. Того, что его застанут на дереве, он не боялся, внутренние часы никогда не подводили, и в случае необходимости он просыпался когда требовалось.
И снова отдаленное беспокойство о семье, потом тающие воспоминания о последнем походе. Каспар заснул, странное положение верхом на толстой ветке не казалось ему неудобным. Стоило отправиться в дорогу, как возвращались прежние навыки, теперь он снова был солдат, когда надо рисковый, когда надо – разумный. Стрелять из лука, спать сидя в седле, слышать больше других и видеть дальше, чем видно, – все это снова вернулось в жизнь Каспара, хотя годы давали о себе знать.
Непонятный шорох заставил его открыть глаза. Но это оказался лишь треск разгоревшегося костра.
Каспар огляделся: телеги стояли на месте, но лошадей не было – ни одной. Как же крепко он спал, если не слышал, как их уводили?
Не делая резких движений, Каспар вынул из ножен меч, переложил кинжал за пояс и снова огляделся – дежурного видно не было, а костер трещал так, словно в него насыпали горшечных черепков.
Каспар спустился на землю. Над пожухлой травой плыл удушливый запах горелого мяса. Готовый ко всему, Каспар двинулся в сторону костра. Вот смятые одеяла Лакоба, а вот его разорванная сума. Чуть поодаль валялась шляпа Красавчика, он не признавал шлем и возил его в седельной сумке. Куда же все подевались, пока он так крепко спал?
Бросив наконец взгляд на костер, Каспар оторопел. В ярком пламени и россыпи синеватых искр пылали, скрючиваясь, тела всех бойцов его команды. Оголяющиеся черепа оскаливались от жуткой веселости, с костей, словно почерневшее тряпье, отваливалась шипящая плоть. Отступая, Каспар коснулся спиной дерева и, почувствовав опасность, резко присел. За спиной раздался жуткий, леденящий душу крик, его эхо подхватил ночной лес…
Каспар дернулся и едва не упал. Обхватив ветку, он спрыгнул на землю и только теперь понял, что кричит Котлета.
Взвизгнула и рванула повод привязанная лошадь, Каспар перемахнул через телегу и спустя мгновение был возле костра, где перепуганный и взмокший часовой все еще сидел с раскрытым ртом и, показывая куда-то в кусты, отчаянно тряс головой.
Недолго думая Каспар выхватил из костра кривую головню, взмахнул ею и, держа над головой, с мечом во второй руке двинулся в кусты. Подоспевшие воры, кто с мечом, кто с заточкой, с выпученными от ужаса глазами следили за его действиями.
Осмотрев заросли, Каспар спустился к озеру, но и тут трава была несмята, а вода у берега невзбаламучена. В прошлые времена в водоемах водились «озерные люди», но после нескольких суровых зим и последовавших за ними засух они перевелись. Не обнаружил Каспар их следов, и теперь, с погасшей головней он вернулся к костру.
– Что ты видел, Котлета? Что ты видел? – пытал часового Красавчик.
Подоспевший с кожаным мешком для воды Лакоб дал пострадавшему напиться. Лишь после этого Котлета кивнул, давая понять, что теперь может говорить.
– О…о… он появился! Вон там, возле кустов!
– Кто он? – спросил Красавчик.
– Не знаю… Он был в накидке… Он был большой – до макушек деревьев. И еще… – Котлета замолчал, словно что-то вспоминая. – Он сказал! Он сказал!..
Пострадавший увидел Каспара и вцепился в его рукав.
– Хозяин, он тебя спрашивал!
– Меня?! – поразился тот, ловя на себе настороженные взгляды воров. Каспар представлял себе, что они могли подумать.
– Что тебе почудилась, кто это был? – стал спрашивать он, делая ударение на слове «почудилось».
– Он как человек, только высокий – до самых макушек деревьев. – Котлета указал пальцем вверх, и все невольно подняли головы, глядя в ясное ночное небо. – Потом он встал там… Он встал там и сказал: почему я тебя не знаю?
– А ты что? – спросил Рыпа.
– А я ничего, я прям обмер и похолодел. Я ничего не сказал.
– А он? – не отставал Рыпа.
– Он подплыл прямо к костру и спросил: где Фрай? Да, так и сказал: где Фрай? Потом руки ко мне протянул, а на пальцах его когти острые дюйма в три, и говорит: давай попьем твоей кровушки! И я заорал, не помня себя…
Котлета всхлипнул, закрыл лицо ладонями и заплакал. Воцарилась неловкая пауза, все посмотрели на Каспара.
– Ничего, такое бывает. Ночью, в лесу, да еще после запоя. Он сколько дней пил?
– Вторую неделю уже, – ответил Бабушкин Звон.
– Тогда ясно. Все, ложитесь спать, теперь моя очередь в карауле стоять.
Воры стали расходиться, уверенный голос хозяина их успокоил, однако свои одеяла все перетащили ближе к костру, и до самого рассвета почти никто не спал. Было слышно, как люди ворочаются и вздыхают.
Каспар опасался, что утром кто-нибудь заговорит о возвращении, но ничего подобного не случилось. После завтрака, состоявшего из свежего кулеша и чая с сушеными сливами, настроение у воров поднялось. Даже Котлета, выспавшись и наевшись досыта, не был склонен вспоминать ночное происшествие. День обещал быть солнечным, и отряд в полном составе выехал на дорогу.