Тайный друг ее величества
Шрифт:
Соскочив на землю, Каспар подбежал к Шрайку, однако тот неожиданно поднялся и вытянулся как струна. Заметив странное выражение его лица, Каспар попятился. Почувствовав недоброе, вернулся Красавчик и остальные воры.
Тем временем Шрайк с онемевшим безжизненным лицом, вдруг начал вращаться словно веретено – все быстрее и быстрее.
Снова налетел ветер, ударил в людей опавшими листьями, Шрайк остановился и произнес басом:
– Фрай, где Кромб?! Фрай, где Кромб?! Где Кромб, Фрай?!
Тело
– Фрай, где Кромб?! Где Кромб, Фрай?!
– Нет его здесь! – почти выкрикнул тот. – И где он, я не знаю!
Одеревеневшее тело Шрайка прекратило движение, несколько мгновений оставалось на месте, затем по ожившему лицу пробежала судорога, и Шрайк сложился так, будто вмиг лишился всех костей. Какое-то время он еще лежал, оплывая, словно потерявшие воду мехи, а затем распался в невесомый прах.
Налетевший ветерок подхватил истлевшую оболочку и, смешав частички Шрайка с шелестящими листьями, разметал вдоль обочины. На дороге осталась лежать лишь серебряная монета, полученная от Каспара в качестве аванса.
– Это… Что это было, хозяин? – хрипло спросил Свинчатка.
Его мардиганец мелко дрожал и ронял с мундштука желтоватую пену.
– Не знаю, – пожал плечами Каспар. – Ты же слышал, оно искало Кромба…
– А кто таков этот Кромб? – поинтересовался Рыпа, не спуская глаз с серебряной монеты.
– Он колдун.
Каспар поймал за поводья свою лошадь и не без труда взобрался в седло, ноги плохо повиновались ему.
– Куда делся Шрайк? – неожиданно спросил Слизень, – Я не вижу Шрайка!
– Змея подвела его, та, что жила в нем, – пояснил Лакоб. Почему-то это объяснение показалось всем разумным. Шрайк и раньше выглядел ненормальным, и то, что все это случилось именно с ним, имело какой-то смысл.
– И что теперь, Фрай, нас всех сожрут, как этого придурка? – дрожащим голосом спросил Красавчик.
Он был в полушаге от истерики, да и не он один. Котлета едва держался в седле, и по его лицу градом катился пот, Бабушкин Звон находился в полуобморочном состоянии. А Бубон проникся к Каспару еще большей ненавистью, впрочем, это не было для последнего неожиданностью.
– Я предлагаю ехать дальше, мне не меньше вашего страшно находиться тут, поэтому давайте не будем мешкать. Рыпа, привяжи лошадь к телеге и займи место возницы.
– Ага! – Вор с готовностью соскочил на землю и бросился к сверкающей монете, но Лакоб остановил его.
– Стой! – сказал он. – Если возьмешь эту монету, уйдешь следом за ее владельцем.
Протянутая к серебру рука замерла, Рыпа с недоверчивой ухмылкой повернулся к Лакобу. Он полагал, что тот желает сам завладеть монетой, но, встретившись со взглядом хозяйского «сержанта», поверил ему и, обойдя нехорошее место, стал привязывать мардиганца к телеге.
Вечер, а с ним и быстрый косой дождь застали отряд возле неглубокой балки, окруженной редкими старыми дубами. Теперь они почти растеряли свои листья и в сумерках казались обгоревшими головешками.
Пока расседлывали лошадей, дождь кончился. Насобирали дров, воду добыли из болотца неподалеку. Несмотря на остававшуюся опасность нападения, Каспар решился развести костер под небольшим деревом на дне балки, полагая, что огня там заметно не будет, а дым по сырой погоде далеко не уйдет – ляжет на землю. Да и нельзя было без костра, огонь согревал тела и прогонял страхи.
За дровами вдоль балки отправился Бубон. Он сделал это сам, без напоминания, и ухитрился принести сухих веток.
Вскоре в огне затрещали сучья, в котле закипела вода, и все замолчали, прислушиваясь то к этой мирной музыке, то к вою одинокого шакала, скулящего где-то неподалеку от тоски и голода.
Каспар сидел на телеге и наблюдал за ворами со стороны, он все еще не мог доверять им и был спокоен только тогда, когда держал всех в поле зрения.
Рядом встал Лакоб, он больше не расставался со своей сумкой.
– Когда с разбойниками сцепились, Слизень ловчился тебя на прицел взять.
– Я знаю, – устало кивнул Каспар.
– И не побоялся? – поразился Лакоб.
– А чего бояться? Во время боя он бы стрелять не решился, и потом, ты ведь рядом был. Небось припугнул его?
Лакоб усмехнулся, блики от костра осветили его худощавое выбритое лицо.
– Было немного. Просто рядом встал.
– Так как ты раны заговариваешь? – неожиданно спросил Каспар.
– Я-то? – Лакоб пожал плечами. – Простыми заговорками, такие каждому известны.
– Я ни одной не знаю. Где ты научился?
Каспар не надеялся получить ответ, но Лакоб неожиданно придвинулся к нему, опасливо посмотрел на воров и шепотом сообщил:
– Я ведь чего с сумкой этой хожу… – Лакоб погладил свою ношу. – В ней сила моя неоткрытая.
– Как это «сила неоткрытая»? – не понял Каспар, следя за тем, как ловко орудует возле котла Бубон. В который раз он поймал себя на мысли, что убивать этого здоровяка жаль, но дружбы между ними не возникало, только неприязнь.
– Неоткрытая – значит, и корни сонные есть, и перешиби-трава, и слова правильные известны, а только ничего не получается… Ничего у меня не сходится, ваша милость!
Последние слова Лакоб произнес в полный голос с выражением крайнего отчаяния и даже шмыгнул носом. Рыпа покосился в сторону хозяина и, наклонившись к Красавчику, стал что-то ему нашептывать.