Тайный грех императрицы
Шрифт:
Им пока везло, их еще никто не застиг во время этих стремительных, мимолетных, упоительных и мучительных прикосновений. Однако кратких, поспешных ласк влюбленным не хватало. Они писали друг другу, а поскольку преданных людей у них оказалось мало (слуги Алексея отдали бы жизнь за господина, но во дворец им хода не было, а Елизавета вообще никому из своего окружения не могла довериться), приходилось оставлять эти пылкие послания, нацарапанные нарочно измененным почерком, в тайных условленных местах: за картиной, в колчане мраморного лучника, в драгоценной расписной вазе или в дупле дерева – трогательном почтовом ящике многих романтических влюбленных...
В первую минуту Катрин поразило именно сие пренеприятнейшее открытие: ненавистная Елизавета – императрица! – и только немного погодя она осознала, что брат взошел на престол в результате государственного переворота, отца больше нет в живых, и ни Евгению Вюртембергскому, ни, разумеется, ей не оставлено ни одного шанса оказаться на престоле.
Боже мой, как она рыдала, как неистовствовала! Окружали ее одни идиоты, которые решили, что великая княжна оплакивает отца.
Отец? Да ну, подумаешь! Неудачник и деспот! Единственным толковым замыслом его было назначить наследниками Евгения и Катрин. Но помешал Александр...
А если он сделал это нарочно? Вдруг он не мог перенести, что младшая сестричка станет императрицей? И из-за этого стал отцеубийцей...
Теперь она держалась с братом очень осторожно, вкрадчиво. Впрочем, он все равно никогда не смог бы заподозрить, что младшая сестра, милая глупышка, ведет какую-то свою игру. Да и никто не смог бы!
А вот тут Катрин ошибалась. Ее коварство было ясно, как день, причем именно «белой мыши», новой императрице Елизавете. Ясно уже давно!
Когда Елизавета смотрела на своего деверя Константина, она содрогалась. Это было истинное чудовище. Даже члены семьи считали его таковым. Бедная Анна сбежала от этого ужасного существа и предпочла навеки похоронить себя в глуши, только бы никогда больше не находиться рядом с мужчиной – после Константина все они казались ей свирепыми животными.
В понимании Елизаветы великая княжна Екатерина Павловна была таким же свирепым, беспощадным животным, как и Константин, но она, хитрая, как змея, умная и осторожная, умела скрыть свой характер. Вся семья, очарованная юной княжной, плясала под ее дудку, да и Александр во всем потворствовал сестре.
Когда-то, много лет тому назад, Елизавета очень ревновала его из-за этой любви. Сначала она наблюдала, как Екатерина надувала губки и подольщалась к Александру, чтобы что-нибудь получить, а потом неожиданно осознала, что великая княжна стала уже достаточно взрослой, красивой девушкой и ее обращение с братом походит уже на флирт. Самое ужасное, что Александр его поддерживал – чем дальше, тем охотней. Елизавета равнодушно относилась к тому, что он дарит драгоценности Марии Святополк-Четвертинской, теперь Нарышкиной. Но когда Катрин вынудила брата подарить ей жемчуг, который Елизавете оставила императрица Екатерина Алексеевна, просто выцыганила у него эти несчастные подвески, аграф и колье, холодно сообщив, что жемчуг не идет его жене, – тут уж Елизавета всерьез забеспокоилась, что однажды сия расчетливая тварь может потребовать у брата голову ненавистной невестки...
Она только изумлялась легковерию Александра. На самом деле ее супруг вовсе не был таким благостным и великодушным порфироносным красавцем, каким его представляло общественное мнение. Императрица Екатерина Алексеевна пыталась переделать характер внука по своему образу и подобию, однако почва оказалась не столь благодатна, как ей хотелось бы. Получился очень нервный, лживый, любящий уединение мизантроп, вынужденный притворяться гуманистом. При этом Александр обладал неутомимой волей и огромным чувством собственного достоинства. Когда требовалось, он мог быть жестоким.
Иногда его терзали приступы малодушия, и это оказалось самым слабым местом его натуры. Жестокость требует последовательности, так же, как и гуманизм. Все требует последовательности! Но Александр не умел быть последовательным ни в чем. В этом смысле он мало напоминал своих немецких предков. Он был совершенно русским человеком.
Никто так хорошо, как Елизавета, не знал, какие демоны грызли его, сколько раз он кричал по ночам от ужаса, потому что призрак задушенного отца вдруг наклонялся над его ложем и шептал что-то невнятное и укоряющее, пытаясь растянуть сдавивший горло белый шарф. Неужели Александр так и не повзрослел, неужели не научился читать в сердцах людей? Мерзкая девчонка, его сестра, никого не любит, кроме себя! Неужели он так ослеплен этой молоденькой мегерой, что не замечает зависти и лживости за маской веселости и бесцеремонности? Неужели он верит в то, что сестра обожает его? Или же он видит ее насквозь, а эта братская снисходительность – лишь зловещая роль, так хорошо разыгрываемая, что даже сама Катрин ни о чем не догадывается?
Так или иначе обстояли дела, Елизавета не сомневалась: Катрин изображает из себя веселого котенка только до тех пор, пока Александр не наступил на ее игривый хвостик, не ущемил ее интересы. Но стоит ему сказать ей хоть слово поперек, и, как говорят русские, пойдут клочки по закоулочкам!
Эта чертова карета появилась снова, когда Алексей про нее и думать забыл. Не до карет и развратных девок в них было ему, не до интриг и обманов – все пело вокруг, голова кружилась. Ноги подкашивались от счастья! И это счастье до того владело душой, что он зла ни на кого не держал. И даже отпустил той сумасшедшей треволнения, которые по ее милости пережил. Говорят, баб и девок сухота безмужичная невесть до чего доводит, так их пожалеть надобно, а не злобствовать. И вот однажды смотрит он в запотевшее от дождя окошко – а как же, в Петербурге-то иначе и не бывает! – выводит по нему пальцем тонкий женский силуэт, вписанный в букву Е, и видит, как, переваливаясь на ухабах Сергиевской, выезжает из-за угла черная карета и замирает перед его домом.
Да-да!
Но этого мало. Отворяется дверца, появляется дама в черном и под вуалем спускается с подножки и, скромненько так, сложив руки на животе, становится около кареты. Лица женщины, конечно, не видно, но Алексей догадывается, что она не сводит глаз с его окна.
Ну и самонадеянные же дамы нынче!
Алексей отошел от окна, не намереваясь более к нему приближаться.
Вот еще! Нужны ему эти распутные интриганки!
Но, естественно, терпения его хватило ненадолго.
Глянул в окошко снова – карета на месте, черная фигура покорно мокнет под дождем.
Стало неловко. Женщина все-таки... может, она влюблена в него, может, некие надежды лелеет. В таких делах лучше с плеча рубить – выйти вот и сказать: сударыня, мол, великодушно простите, мечты ваши напрасны, у меня другая любовь есть, и этой любви я по гроб жизни верен буду!
Это хоть и жестоко, но по-мужски и благородно!
Он набросил плащ, вышел на крыльцо, и в ту же минуту дама в черном умоляюще простерла к Алексею руки, а затем принялась манить его: подойди, мол!
Он приблизился с выражением враз скучающим и извиняющимся.