Тайный преемник Сталина
Шрифт:
Сталин рассматривал теорию как руководство к действию, сравнивая ее с компасом, указывающим верный путь. В отличие от своих преемников на высших партийных и правительственных постах, хранивших в своих кабинетах аккуратные ряда полных собраний сочинений К. Маркса и В.И. Ленина с неразрезанными страницами, он испещрял зачитанные томики их работ многочисленными пометками, постоянно обращаясь к классикам перед принятием ответственных решений. И теория, действительно, помогала ему в этом. Маркс, — а его произведения Сталин изучил досконально — предсказывал неизбежность пролетарской революции, и она произошла. Ленин, на которого он равнялся, определил Россию как слабое звено в системе империализма, где вполне может победить социалистический переворот, причем без обязательной поддержки Запада, и он действительно победил. Тот же Ленин выдвинул идею социалистической индустриализации с упором на тяжелую промышленность как единственном средстве преодоления экономической
Решая текущие задачи, Сталин постоянно оценивал и корректировал их с «дальних» рубежей, определенных теорией, и потому его подход, твердо опиравшийся на жизненные реалии, которые вождь хорошо знал по информации из различных источников, поражал своим размахом и «стратегичностью». Это особенно касалось ключевых моментов в развитии страны, когда речь шла о том, в каком направлении идти дальше.
В начале 50-х годов как раз и наступил такой момент. Страна по всем показателям экономического и социального развития была на подъеме. Но при всем этом социализм делал лишь первые шаги, был построен лишь его фундамент, самые же трудные работы были впереди. Оправдывались ленинские слова о том, что в России совершить социалистическую революцию гораздо легче, чем на Западе, а вот строить сам социализм гораздо трудней. Нужен был решительный поворот к новым методам, своеобразная перестройка на марше.
В этих условиях возрастало значение теории, без которой найти эти пути и осуществить такой правильный разворот было просто невозможно. Игнорирование же теории, отказ от поиска закономерностей общественного развития, от стремления использовать их в интересах социализма могли обернуться утратой перспективы, а значит, и способности вести страну вперед. Именно этого Сталин опасался больше всего, он видел, что его соратники начинают искать легких путей, избегают неизбежных в строительстве социализма трудностей, боятся их. А недооценка огромных преимуществ социализма и, наоборот, преувеличение значения капиталистических механизмов хозяйствования, неизбежно ведет к мелкобуржуазному перерождению руководства, переходу его на позиции противников партии, пытавшихся сорвать социалистические преобразования. Сталинские опасения, как показало время, были вполне обоснованы. Как уже было сказано, после смерти вождя начался процесс мелкобуржуазного, обывательского перерождения руководства страны, завершившийся реставрацией капитализма. Но тогда, в конце 40-х начале 50-х годов Сталин пытался остановить этот процесс.
Входе проведенного по его инициативе ряда широких научных дискуссий высказывались взгляды, отнюдь не всегда совпадавшие с официальными, и вопреки устоявшему мнению, каким-либо гонениям и репрессиям их авторы не подвергались. Обсуждения касались и проблем политической экономии, истории, и ряда идеологических вопросов, а также направлений, не связанных напрямую с партийной идеологией — генетики и языкознания. Особое внимание уделялось проблемам идеологической и духовной жизни общества, все более выходившими на первый план, от решения которых во многом зависели пути развития страны.
22 февраля 1950 года Политбюро ЦК ВКП(б) принимает решение о доработке учебника политэкономии, первый вариант которого был представлен Сталину видным советским экономистом Леонтьевым в 1941 году. С этого момента вопросы, относящиеся к политэкономии, регулярно выносятся на обсуждение партийного руководства, в кабинетах членов Политбюро появляются подборки книг на экономические темы — все знают, что вождь ничего зря не делает, и теперь руководителям страны придется выкраивать время для научной и теоретической работы. Активную роль в подготовке учебника играет сам Сталин, который не только предлагает для него свои тексты, но и участвует в редакторской работе. Авторов учебника, среди которых был будущий видный партийный деятель Д. Шепилов, регулярно приглашают к вождю, который обсуждает с ними освещаемые в учебнике вопросы: «Мы все гордились тем, что выполняем научную работу, имеющую такое важное значение, под непосредственным руководством Сталина, — вспоминал Шепилов впоследствии об этих встречах. — Мы снова и снова убеждались, как глубоко и свободно владеет Сталин политической экономией, философией, исторической наукой. Как обширны его знания фактов, в том числе фактов, относящихся к давно отшумевшим историческим эпохам. Как мастерски он умеет применять абстрактные категории политической экономии для анализа конкретной действительности».
Шепилов, кстати, работал над учебником, исполняя одновременно обязанности главного редактора газеты «Правда». В тогдашней партийной иерархии это был довольно крупный пост, вполне сопоставимый по значимости с Секретарем ЦК партии. Но, тем не менее, Сталин считал совмещение партийной и научной работы
Но куда большие неприятностей доставила старой партийной гвардии последняя теоретическая работа Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». Он не раз старался организовать коллективное обсуждение затронутых в ней вопросов, тем более что они касались важнейших тем, затрагивающих ключевые проблемы экономической и социальной жизни и, что самое главное, пути дальнейшего развития социализма, перерастания его в коммунистическое общество.
Наиболее близкий вождю Молотов признает в своих воспоминаниях, что Сталин буквально «достал» его и других членов руководства требованиями высказать свое отношение к затронутым в работе проблемам. Чувствовалось, что он сомневался в некоторых формулировках, не был уверен и в ряде своих выводов. Рассчитывал на то, что удастся прояснить спорные вопросы в ходе коллективного обсуждения. Увы, его коллеги по Политбюро если что-то и пытались из себя выдавить, так по второстепенным моментам, по мелочам. Ни Маленков, ни Булганин, ни Берия, ни Каганович, да и другие не решились вступить в дискуссию, так что полноценного обсуждения, на что рассчитывал вождь, не получилось. Отделались общими похвалами, как потом оказалось, неискренними. «Вот сейчас я должен признаться: недооценили мы эту работу, — говорил об этом несколько десятилетий спустя Молотов. — Надо было глубже. А никто не разобрался. В этом беда. Теоретически люди мало разбирались».
Другой давний сталинский соратник Анастас Микоян вспоминал: «Как-то на даче Сталина сидели члены Политбюро и высказывались об этой книге. Берия и Маленков начали подхалимски хвалить книгу, понимая, что Сталин этого ждет. Я не думаю, что они считали эту книгу правильной. Как показала последующая политика партии после смерти Сталина, они совсем не были согласны с утверждениями Сталина. Молотов что-то мычал вроде бы в поддержку, но в таких выражениях и так неопределенно, что было ясно — он не убежден в правильности мыслей Сталина. Я молчал».
За это молчание Микояну и досталось больше всего. Сталин именно от него, больше других занимавшегося хозяйственными вопросами, в том числе и торговлей, ожидал деловых замечаний и предложений. Сам Микоян многие суждения, изложенные в «Экономических проблемах социализма», не разделял:
«И мне многое в ней не нравилось, — писал он многие годы спустя в своих мемуарах. — Там, например, утверждалось, что этап товарооборота в экономике исчерпал себя, что надо переходить к продуктообмену между городом и деревней. Это был невероятно левацкий загиб. Я объясняю его тем, что Сталин, видимо, планировал осуществить построение коммунизма в нашей стране еще при своей жизни, что, конечно, было вещью нереальной… Вскоре после дискуссии (которой не получилось, тут Микоян явно грешит против истины. — В. Д.) в коридоре Кремля мы шли со Сталиным, и он с такой злой усмешкой сказал: «Ты здорово промолчал, не проявил интереса к книге. Ты, конечно, цепляешься за товарооборот, за торговлю». Я ответил Сталину: «Ты сам учил нас не торопиться и не перепрыгивать из этапа в этап, и что товарооборот и торговля долго еще будут оставаться средством обмена в социалистическом обществе. Я действительно сомневаюсь, что теперь настало время перехода к продуктообмену». Он сказал: «Ах, так! Ты отстал! Именно сейчас настало время!». В голосе его звучала злая нотка. Он знал, что в этих вопросах, я разбираюсь больше, чем кто-либо другой, и ему было неприятно, что я его не поддержал».
Разобиженный на Сталина Микоян даже не замечает, что сам себе противоречит. Не только в вышеприведенных, но и в других местах своих воспоминаний он более откровенен и несколько раз признается, что отмалчивался и не выражал никакого отношения к сталинской работе. Тем не менее, на XIX съезде партии Микоян вовсю расхваливал «Экономические проблемы», хотя и держал против сталинской работы увесистый камень за пазухой, в чем сам откровенно и признается. Скорее всего, он ничего не говорил Сталину, но тот все понял и резко высказал ему в лицо, что думал. На такую откровенность и резкость увертливый, двуличный Микоян, «прошедший от Ильича (ВМ. Ленина) до Ильича (Л.И. Брежнева. — В. Д.) без инфаркта и паралича», попросту был неспособен. Сталин требовал возражений по существу, убедительных аргументов, а их, судя по всему, у трусоватого Анастаса как раз и не было. Да и помнил он, наверное, злополучную теоретическую «вылазку» Хрущева со своими «агрогородами»… Но и там ведь угодливый Микита пострадал отнюдь не за смелость, а за невежество и авантюризм, которые потом во всем своем блеске проявил на посту руководителя страны.