Тайный советник императора Николая II Александровича
Шрифт:
– Хорошо, садитесь, пожалуйста.
Мы все трое рассаживаемся вокруг стола.
– Что вы конкретно предлагаете на первое время, прямо сейчас?
– Есть одна несомненная мера – отмена выкупных платежей и возвращение крестьянам отрезков. Чем отменять их, делая уступку революции, лучше отменить как царскую милость. Уже больше сорока лет это длится, те, кто мог, давно заплатили. Потом, я считаю, надо повлиять на прессу.
– Как повлиять?
– У вас должен быть пресс-секретарь. Он будет рассказывать на пресс-конференциях как о вашей деятельности,
– Я не хочу, чтобы эти… Трепали ещё и мою семью.
– Увы, публичность необходима. Надо создавать любимый образ, это большая и важная работа. В том числе и будущего наследника использовать, как предмет сочувствия и любви. Но это пряник, а ещё важнее – кнут. Я расскажу вам об опыте будущего: владельцев прессы предупреждают о недопустимости антироссийской деятельности. А деятельность против династии как раз типичный случай. И если они не прислушаются, то не только прямые меры к нарушителям закона, но и проверки, например, налоговые. Иногда в таких обвинениях трудно разобраться. В общем, это средство давления. Не очень хорошо, но что делать. По поводу персоналий: Столыпина, наверно, надо министром сельского хозяйства поставить, пусть уже сейчас свои реформы начинает. А больше я и не знаю столь значительных персон, разве что… Есть такой Ульянов, Владимир Ильич. Кажется, ссылку он уже отбыл. Наверно, в Женеве сейчас, или в Лондоне. Может, попробовать его пригласить через посольство?
– Со Столыпиным я поговорю. Вот буду в Сарове, его туда вызову, там и поговорю. А этот Ульянов – кто же он, что из ссылки в эмиграцию отправился?
– Это революционер, пожалуй, самый талантливый и влиятельный. В будущем станет широко известен. Пожалуй, больше, чем вы или любой другой царь. Но сейчас он ещё мало чего достиг. Вот переманить бы его на нашу сторону… Я-то обычный человек, а он, если и не гений, то уж точно умный, волевой и очень работоспособный. Он бы под вашим руководством горы своротил.
– Дам такое поручение Ламсдорфу, если вы считаете это важным. Насчёт выкупных платежей и отрезков: я уже слышал такое мнение. Да, такая милость к нашему крестьянству, думаю, это правильно. Я поставлю этот вопрос перед государственным советом. Что касается вас: здесь, на яхте, мы ещё два дня пробудем. Потом в Петербург, там я представлю вас Сергею Юльевичу, и начинайте работать. Когда я буду в Петербурге, у вас будет один час в неделю для доклада мне.
Я так понимаю, что царь объявил решение. Поэтому поднимаюсь со стула, лёгкий поклон:
– Благодарю вас, ваше Величество. Со своей стороны, не только свои знания, но и способности и усилия намерен использовать в интересах России и её народа. В общем, постараюсь в ваших интересах действовать. Я думаю, Россия пока не готова к отмене монархии.
Тут и императрица тоже подымается:
– Господин Попов, Ольга желает непременно дослушать вашу сказку. Но поймите меня правильно: ваши манеры, некоторые ваши идеи… Вы не против, если я тоже послушаю?
– Александра Фёдоровна, разумеется,
При моём появлении Оля… Не то, чтобы улыбнулась, а скорее просияла. Всего на секунду. Ей так нравится сказка, или… Наверно, в 8 лет уже возможна детская влюблённость. Её круг общения ограничен, а я как бы ангел, так что возможно. Усаживаемся с императрицей на мягкие стулья, Оля залазит с ногами на кровать, и я рассказываю. Волнующую сцену с вручением ракушки, затем визит к сапожнику, на стадион, где идёт ремонт. Тут императрица не выдерживает:
– Ольга, это что, так интересно?
– Очень! Мутер, ты прослушала начало. Там эта девочка, Маша…
Императрица что-то бормочет, я разбираю слова «к девочкам», и уходит поджав губы. Вскоре и сказка заканчивается.
– Серёжа, но как же так, – она от волнения даже забыла сказать Си рожа, – Почему? Он вон что для неё сделал, а она…
– Ну, так бывает. Он влюбился, а она нет. Ей нравится, что в неё влюбился мальчик, но жертвовать для него и для его любви она не хочет ничем.
– А я бы всем пожертвовала для любви. Кроме мамы, папы и сестёр.
Кажется, она скорпион по гороскопу. Тогда понятно, любовь для неё – это главное.
– Оль, если ещё хочешь сказку…
– Да! Хочу ещё. Вы так смешно меня называете, без «гэ».
– Есть сказки того же писателя, Крапивина, а есть английская, с гномами и эльфами.
– Русскую. Я же русская принцесса.
Нда, а сказки-то советские. Но ребёнку это рассказывать не стоит.
– Выбирай, «Ковёр-самолёт» или «Дети синего фламинго».
– А вам что больше нравится?
– Обе. Но лучше, наверно, фламинго.
Оля удобнее устраивается на кровати, и заранее улыбается. И я начинаю:
– В тот день мы играли в войну. Но не в современную войну, с дымом и взрывами…
Слушать Оля умеет прекрасно. Когда я упоминаю «мультики по второй программе», она не перебивает. Я уверен, что она бы спросила, но надеется использовать время лучше: послушать, что там дальше. А дальше там про автобус, и снова она молча слушает. Мне приятно, что она ловит каждое слово, и я рассказываю, рассказываю…
Когда императрица приходит звать дочь на ужин, она с удивлением обнаруживает меня. Я к тому времени уже почти закончил легенду об учёном и правителе.
– Ольга! Вы что – так и просидели всё это время?
– Мутер, там так интересно! Мне так хочется узнать, что будет дальше. Там такой ящер, он гигантский! Его сделал один учёный…
– Простите, господин Попов, но… Ольга! Сейчас же на ужин!
– Но мутер… А когда будет продолжение? Я хочу узнать…
– Господин Попов, много там ещё до конца?
– Да, наверно, половина. Немало.
– Ну, тогда, наверно, завтра. Я думаю, время найдётся. Господин Попов, вы не против?
– А вечером он, значит, должен Настьку укладывать?