Тайный сыск генерала де Витта
Шрифт:
Вернувшись, она рассказала Витту о своих приключениях и пережитых чувствах. “Даже называть теперь себя полькой омерзительно”, — призналась она.
Витт спешил в только что оставленную повстанцами польскую столицу, где ему предстояло в качестве военного губернатора и председателя уголовного суда вершить расправу над пленными патриотами. Те же, кто сумел перейти границу — около ста тысяч офицеров и солдат, — стали изгнанниками, превратились в скитальцев. Больше всего эмигрантов скопилось в Дрездене. Город буквально был наводнен ими. Не все мирились с поражением, многие жили надеждой, вынашивали замыслы новых выступлений. В этом смысле Дрезден был, с точки зрения царских властей, опасным гнездом, откуда можно было ожидать в любой момент перелета “журавлей” —
Операция будет состоять из двух частей, начал он. Выполнить первую сравнительно легко. Для этого потребуется разыграть из себя патриотку, хотя это ей и не по душе. Такую, чтобы ни у кого не осталось сомнения на сей счёт. Даже у тех, кто знает о её перехваченном письме.
Вторая часть посложнее: проникнуть в среду эмигрантов, выведать их планы, намеченные сроки выступлений и имена исполнителей.
Каролина поняла, что придется ехать в Дрезден. Понимала и то, как это опасно. Участь Бошняка, казненного повстанцами, отнюдь не прельщала её. Как и судьба тех царских шпионов, над которыми в августе учинила самосуд разъяренная варшавская толпа, ворвавшись в тюрьму и повесив их на фонарях.
“Меня там просто-напросто прихлопнут эти ваши патриоты”, — поправляя кружева на платье, с деланым спокойствием произнесла Каролина.
В успехе она может не сомневаться, успокоил её Витт, лишь бы удалась первая половина спектакля. Чем убедительнее сыграет она в ней, тем легче и безопаснее сможет действовать во второй.
Ни один человек, заверил Витт, не будет посвящен в операцию, кроме него самого и наместника Паскевича.
Вскоре по Варшаве начали распространяться слухи о том, что за спиной царского сатрапа Витта действует чудо-женщина. Она спешит к каждому, кого генерал собирается покарать. Будто бы посещает казематы, присутствует на допросах. И часто одно её слово смягчает участь несчастных. По секрету передавали, что она даже помогла кое-кому бежать, причем вывезла в собственной карете за заставу…
Склонная к романтическим преувеличениям, Варшава быстро уверовала в слухи и готова была молиться за избавительницу. Нашлись и те, кто подтвердил, что им удалось избежать каторги благодаря вмешательству Каролины Собаньской. Витт освободил якобы по просьбе Собаньской двух-трех заключенных, а одному она помогла “бежать”. Этого было достаточно, чтобы слух проник в среду эмигрантов. В числе свидетелей оказался, например, Михаил Будзыньский, связанный с галицийским подпольем. Где только было можно, он с восхищением рассказывал о Собаньской, которая помогла ему спастись и “избавила многих несчастных офицеров польского войска от Сибири и рудников”.
Приведу ещё одно свидетельство из воспоминаний Богуславы Маньковской, дочери знаменитого генерала Домбровского. «Когда ни у кого не было надежд, — писала она, — над несчастными жертвами кружил ангел спасения и утешения в лице Каролины Собаньской… Пользуясь влиянием, которое имела на генерала, она каждый час своего дня заполняла каким-либо христианским поступком, ходила по цитаделям и тюрьмам, чтобы освободить или выкрасть пленных…
По её тайному указанию узников приводили в личный кабинет Витта, где в удобный момент пани Собаньская появлялась из-за скрытых портьерой дверей, и одного слова, а то и взгляда этой чародейки было достаточно, чтобы сменить приговор на более мягкий.
Как видим, авантюристка хорошо поработала на легенду. Граф де Витт, как обычно, направлял её и усердно помогал. Теперь и самый недоверчивый поверил бы в превращение Каролины. Все забыли, что она много лет связана с царским генералом и никогда не числилась в патриотках. А как же её перехваченное донесение? Его объявили подложным и предали забвению.
Словом, первая половина спектакля прошла вполне успешно. Почва была подготовлена, можно отправляться в Дрезден. Тем более что повод для поездки был. Её дочь, которую в своё время Каролина выкрала у бывшего мужа (причем так искусно, что даже его восхитила своей ловкостью), находилась в Дрездене и собиралась замуж за молодого князя Сапегу.
В Дрездене Каролину встретили чуть ли не как национальную героиню. Одни видели в ней вторую Клаудиу Потоцкую, ангела доброты, ниспосланного для утешения и поддержки изгнанных с родины соотечественников. Во время восстания графиня Потоцкая стала сестрой милосердия, а после в Дрездене ею был основан комитет помощи польским эмигрантам. Другие сравнивали Собаньскую с не менее знаменитой Эмилией Платер — отважной кавалерист-девицей, воспетой Мицкевичем.
Всего несколько недель пробыла Каролина в Дрездене. За это время успела войти в среду эмигрантов. Она стала посещать их собрания, и вскоре её стали принимать за свою. С поразительным цинизмом говорила она о том, что исключительно ради намеченной цели общалась с поляками, внушавшими ей отвращение. Ей удалось приблизить тех, нагло повествовала она, общение с которыми вызывало у неё омерзение. Наиболее ценным знакомым стал Исидор Красинский, в прошлом командир уланского гвардейского полка, а затем глава польского комитета в Дрездене, тесно связанный с князем Чарторыйским, одним из лидеров эмиграции. Этот Красинский, по её словам, хотя и красавец, был ограниченным и честолюбивым. Ей ничего не стоило войти к нему в доверие. “Я узнала заговоры, которые замышлялись, — признавалась она, — тесную связь, поддерживавшуюся с Россией, макиавеллистическую систему, которую хотели проводить”. Ей открыли “мир ужасов”, она увидела, “сколь связи, которые были пущены в ход, могли оказаться мрачными”.
Собаньская послала Витту несколько сообщений, которые “помогли ему делать важные разоблачения”. Витт докладывал о полученных им ценных агентурных сведениях наместнику и использовал их в своих донесениях в Петербург.
На совести Собаньской не одна человеческая жизнь. В том числе провал партизанской экспедиции полковника Заливского и гибель многих её участников; раскрытие подпольной сети патриотов в Кракове и Галиции; захват эмиссаров, перебрасываемых в Польшу для организации партизанских отрядов.
Казалось, услуги, оказанные Собаньской, должны были быть щедро оплачены. Ни прозорливый Витт, ни она сама не могли предугадать, а тем более знать, как будут реагировать в Петербурге, когда узнают о похождениях Собаньской. Ведь ни одна душа, кроме двух лиц, не догадывалась о подлинных целях её метаморфозы и пребывания в Дрездене.
Между тем известие о превращении Собаньской произвело весьма неблагоприятное впечатление, пало тенью на Витта, вызвав недовольство в высших сферах.
Всем казалось, что опала Витта близка. Недруги генерала злорадствовали, подливая масло в огонь. Старый ловелас совсем-де подпал под башмак своей содержанки, во вред отечеству исполняет каждую её прихоть, танцует под дудку этой обольстительницы, возомнившей себя новоявленной Юдифью, спасающей соотечественников».
Пока Каролина находилась в Дрездене, следуя, как сама она определила свою миссию, «по извилистым и темным тропинкам, образованным духом зла», между Варшавой и Петербургом шла по поводу неё переписка. Частью её мы располагаем, она проливает свет на те интриги, которые вели между собой царские клевреты. Началось все с того, что наместник И.Ф. Паскевич предложил царю назначить Витта вице-председателем временного правительства в Польше.
Казалось, что все устроилось, но император Николай неожиданно для наместника ответил резким отказом: «Назначить Витта председателем никак не могу, ибо, женившись на Собаньской, он поставил себя в самое невыгодное положение, и я долго оставить его в Варшаве никак не могу. Она самая большая и ловкая интриганка и полька, которая под личиной любезности и ловкости всякого уловит в свои сети, а Витта будет за нос водить в смысле видов своей родни. И выйдет противное порядку и цели, которую иметь мы должны, — т. е. уничтожение происков и протекции».