Тайный сыск генерала де Витта
Шрифт:
Относительно пребывания Николая I в Вознесенске рассказывают следующий анекдот. Во время кавалерийских маневров одной из сторон командовал де Витт, а второй — сам император. В какой-то момент войска де Витта без видимых причин якобы начали отступать перед войсками императора. На недоуменный вопрос императора, почему де Витт отступает, бывший рядом генерал Еромолов ответил: «Он, ваше величество принял сражение за настоящее!» Было ли всё именно так, сегодня сказать трудно. Но то, что самолюбивый, склонный к интригам (вспомним интриги Еромолова против Кутузова и Барклая-де-Толли в 1812 году!), да к тому же ещё и опальный Ермолов откровенно завидовал де Витту (с которым он стоял у истоков создания военных поселений), это факт. Так что нет ничего странного, что злой на язык Ермолов воспользовался случаем, чтобы попытаться хоть как-то опорочить де Витта в глазах Николая I.
На Ермолова ссылаются
3 сентября 1837 года Николай I лично вручил Ивану Осиповичу де Витту алмазные знаки ордена Святого Андрея Первозванного и 300 тысяч рублей «за примерную деятельность и неусыпные труды в доведении до превосходного устройства во всех отношениях войск, находившихся в сборе при городе Вознесенске».
Что и говорить, собранные им под Вознесенском 350 эскадронов «поселенной кавалерии» показали себя достойно. Думаю, что Вознесенские маневры стали вершиной таланта де Витта как администратора и организатора. Император Николай делал большую ставку на зрелищность и отработанность грандиозных Вознесенских маневров, которые должны были остудить пыл противников России в Европе. Это дело он доверил де Витту, и тот не подвёл. Думаю, что по своим политическим последствиям Вознесенские маневры имели значение не меньшее, чем выигранное генеральное сражение.
После завершения мероприятий в Вознесенске император отправляется в Одессу. По просьбе Николая де Витт сопровождал его в поездке. Это был знак высочайшего расположения к генералу. Из Одессы император, в сопровождении де Витта, переехал в Севастополь, где ознакомился с положением дел на Черноморском флоте, а затем по приглашению графа Воронцова отправился отдохнуть на южный берег Крыма.
Из записок императора Николая I: «…Простившись со всеми и поблагодарив графа Витта, который в этом случае выказался истинным волшебником, я 4-го сентября, в полдень, выехал в Николаев, а жена с Мери (дочь Николая Мария Николаевна. — В.Ш.) отправились прямо в Одессу…»
В Одессе произошло ещё одно достаточно любопытное событие, невольным свидетелем и участником которого стал де Витт. В честь приезда императора граф Воронцов назначил бал, который и открыл император с супругой. В разгар бала Николай заметил стоявшую в отдалении сестру де Витта Ольгу Потоцкую. Так как император по этикету не мог просто так подойти и пригласить даму на танец, он послал к Потоцкой адъютанта с тем, чтобы тот от его имени пригласил графиню. Случился казус: то ли приказ был отдан не слишком понятно, то ли адъютант что-то не дослышал, но он вместо того, чтобы подвести даму к императору и передать из рук в руки, сказал, чтобы та сама шла и пригласила императора на тур вальса. Это было весьма бестактно. Потоцкая стушевалась, а вышедший из себя Николай крикнул на весь зал незадачливому адъютанту: «Дурак!» В одно мгновение в зале повисла тишина. Нерастерявшийся де Витт немедленно подошёл к императрице и пригласил её на тур вальса. Музыка вновь заиграла. Увидев танцующую супругу, Николай, наплевав на все этикеты, прошел через зал к растерявшейся Потоцкой пригласил её на танец. Инцидент был исчерпан.
Отметим, что 17 сентября император остановился в Ореанде у де Витта. Разумеется, граф сделал всё возможное для достойного приема столь высокого гостя. Очевидцы характеризовали его как «роскошный». Один из них вспоминал: «Неумолчно играла музыка, с гор стреляли из пушек. Вечером скалы были иллюминированы разноцветными шкаликами, на вершинах гор были поставлены горящие смоляные бочки. Праздненство закончилось фейерверком».
То, что Николай остановился ночевать именно у де Витта, следует считать как ещё одну награду генералу за блестящую организацию и проведение грандиозных манёвров. Затем Николай отправился в Алупку к Воронцову, у которого гостил целых две недели.
Тогда же Николай подарил Ореанду своей супруге Александре Федоровне. Судя по гравюрам XIX века, она с самого начала была задумана не как экономическое имение, а как место летнего отдыха среди прекрасной природы. Не случайно в течение нескольких лет это имение называлось «Ореандским собственно Ея Императорского Величества садом». Его управляющий Александр Васильевич Ашер (его собственные небольшие земли находились в районе нижней Ореанды) большое внимание уделял развитию парка в Ореанде. В течение весны 1837 года выписывали и получали из Риги из большого «Ботанического заведения Карла Вагнера» саженцы деревьев и рассаду цветов. Несколько разновидностей магнолий, 22 вида георгин, туберозы, анемоны, камелии, пеларгонии, фиалки, портулак и много других цветов было высажено в то время в парке. Ашер просил разрешения у Воронцова для развития парка устроить «школу» для каштанов и других кустарников. Воронцов отводит ему участок, предупреждая при этом, что от парка для этих целей можно взять лишь немного земли.
17 сентября он подписал указ кабинету Императорского Двора: «Принадлежащее мне на Южном береге Крымского полуострова имение Ореанду, со всеми строениями и угодьями даруя любезнейшей супруге нашей Императрице Александре Федоровне, повелеваю считать собственностью Ея Императорского Величества».
Царскую чету Воронцов принимал в своем дворце в Алупке. Николай I пробыл в Алупке с 16 по 19 сентября и, как описывал один из сопровождающих его приближенных, С.В. Сафонов, «Его Императорское Величество остался чрезвычайно доволен всем, им найденным в Крыму, и выразил это в рескрипте, данном на имя достойного правителя Новороссийского края, графа Воронцова». Александра Федоровна оставалась в Алупке до 30 сентября. В один из погожих дней, 27 сентября, «Ея Императорское Величество изволила долго прогуливаться верхом и посетила принадлежавшую ей Ореанду. Воздух был тёпел, море было тихо и покойно». 30 сентября, покидая южный берег Крыма, императрица снова посетила Ореанду. Она и великая княжна Мария Николаевна «изволили поехать верхом на довольно возвышенное место, откуда видна вся Ореанда, Ялтинская долина и весь берег между мысом Ай-Тодор и горою Аю-Даг. Эта скала составлена из многих отдельных скал и покрыта можжевеловыми деревьями. Среди этих скал Ея Императорское Величество изволила собственноручно посадить лавровое дерево и потом долго работала с великой княжной, графом и графинею Воронцовыми, засыпая дерево землею».
Уезжая из Алупки, императрица Александра Федоровна оставила письмо: «С чувством искреннего сожаления оставляю прелестную Алупку, которую никогда не забуду, равно как и её обитателей, оказавших нам более, нежели любезный приём. Увижу ли я когда-нибудь этот возлюбленный берег? Вот вопрос, естественно, представляющийся при расставании с местами и странами, неизгладимыми чертами врезавшимися в память. Почему Черное море так далеко от Балтийского?»
Вскоре после Вознесенских маневров де Витт, выбрав удобную минуту, обратился к Николаю с просьбой об устройстве своего любимца Адама Ржевусского. Николай был в хорошем настроении и тут же назначил графа Адама своим флигель-адъютантом, а ещё через три месяца он был переведен подполковником в Ахтырский гусарский полк, с оставлением в звании флигель-адъютанта. Уже через год граф Ржевусский был произведён в полковники и вскоре получил в командование Малороссийский кирасирский (впоследствии драгунский) полк. Милости меж тем продолжались. В следующем году он был награжден орденом Святого Владимира 3-й степени, Станислава 2-й степени и прусским Красного креста. Карьера складывалась головокружительной. Однако едва Ржевусский вышел из-под опеки де Витта, его ждала большая неприятность.
В 1839 году при переходе Малороссийского кирасирского полка в Калиш на маневры солдаты не только вымогали у жителей деньги на выпивку и закуску, но и устроили настоящий погром, в ходе которого погиб один из жителей. Жители Дубно принесли жалобу на чинимые насилия, дело дошло до императора, и началось разбирательство, которое тянулось около четырех лет. Николай был взбешен бесчинствами кирасиров, и никакое заступничество де Витта уже помочь не могло. Ввиду предстоявшего неблагоприятного исхода Адам Ржевусский просил об увольнении его в продолжительный отпуск, просьба была исполнена, и, сдав полк, он был отчислен в отставку. В октябре 1839 года, по всеподданейшему докладу генерал-аудиториата о следствии по жалобе жителей города Дубно, последовало Высочайшее повеление: «Флигель-адъютанта полковника графа Ржевусского, за допущенные непростительные беспорядки, арестовать домашним арестом на трое суток, с объявлением, что единственно во уважение прежней и нынешней отличной службы строже не наказывается». Наказание было, в общем-то, пустячным, возможно, вновь сказалась помощь де Витта. Последнее, что мог сделать для своего бывшего адъютанта генерал, так это добиться восстановления его в должности флигель-адъютанта при императоре. К этому времени Николай уже остыл и простил Ржевусского.