Тайный враг
Шрифт:
7
– Уф-ф… – Ставр убрал руки от костра и вытер потный лоб. – Жарко-то как стало. Прямо как в бане. Матушка Евдокия, а у тебя на подворье есть баня?
– Есть, – ответила Евдокия.
– Это хорошо. Я люблю париться. Особенно уважаю пихтовые веники. Бывает, простынешь да захвораешь так, что белый свет не мил. А зайдешь в баньку, похлещешься свежим пихтовым веничком – и хворобы твоей как не бывало. Да что там пихтовым – даже и жестским голиком похлестаться иногда в охотку.
Мальчик,
– Чего это он? – нахмурившись, спросил Ставр.
– Тише. – Матушка отодвинула край платка, нагнулась и приблизила ухо к губам мальчика.
Послушала, затем выпрямилась и сказала:
– Говорит, что еще далеко.
– Чего далеко? – не понял Ставр.
– То, за чем мы идем, – ответил ему Глеб. Он внимательно вгляделся в лицо спящего мальчика. – Кажется, твой пасынок выздоравливает, Евдокия. Лицо его уже не такое землистое, как раньше, а кожа не такая сухая.
– Значит, мы идем правильно, – убежденно заявила матушка Евдокия.
Ставр поворочал палкой угли, затем вновь повернулся к Евдокии и сказал:
– Не пойму я – зачем тебе это?
– Что? – не поняла она. – О чем ты?
– Зачем тебе сдался этот плачущий бог? Ты красивая девка, тебе бы с парнями миловаться и детишек рожать, а ты все свое время отдаешь храму. Ну, не глупо ли это?
Евдокия нахмурилась, и Ставр поспешно добавил:
– Ты только не обижайся, я ведь не со злобы это говорю. Если я чего-то не понимаю – объясни.
Матушка Евдокия немного помолчала, хмуря брови и глядя на красные угли костра, а затем сказала:
– Я, Ставр, великая грешница. И мне всей моей жизни не хватит, чтобы замолить грехи.
Ставр усмехнулся.
– Что же ты такого сотворила, что твой плачущий бог не может тебя простить? – поинтересовался он. – Украла у кого-нибудь сладкий пряник?
Евдокия покачала головой:
– Нет.
– Тогда что?
Проповедница взглянула Ставру в глаза и тихо сказала:
– Я человека убила.
Ставр, взявший было в руку палку, чтобы снова помешать угли, замер с открытым ртом. Глеб тоже взглянул на девушку с удивлением.
– Как это – убила? – изумленно пробормотал Ставр. – Ты, должно быть, шутишь?
Евдокия отвела взгляд, привычным жестом поправила свой черный платок и покачала головой.
– Нет. Не шучу. Я много путешествовала, а в моравских лесах пристала к ватаге разбойников.
– Зачем?
Матушка Евдокия невесело усмехнулась.
– Уж больно мне глянулся их главарь. Стали мы с ним любовниками. И хорошо нам с ним было, Ставр. Так хорошо, что и словами не перескажешь. Но мало мне было одной любви, хотелось испытать то, что испытывает он. И стала я к нему приставать: «Поведай, – говорила, – как это – человеков убивать? Что при этом чувствуешь? Об чем думаешь?» Он все отшучивался, а мне эта мысль покоя не давала. И днем и ночью только об том и помышляла.
Евдокия замолчала, о чем-то задумавшись.
– А что дальше-то? – нетерпеливо спросил Ставр.
– Дальше? В ту ночь наша ватага напала на караван купцов, перевозивших византийское вино и огневое зелье. Отбили от каравана две подводы, а с ними двух купчиков. Ночью вся ватага пировала. Изжарили кабанчика, откупорили мехи с вином… Всем было весело. А к утру от вина и веселья совсем очумели. Тогда я и предложила – поставить к стене плененного купчика и метать ножи. Чей нож воткнется в доску ближе всего к купчику – тому три золотых солида поверх равной части от добытого.
– И что? – снова спросил Ставр. – Вы стали метать в него ножи?
Евдокия кивнула.
– Да. А пред тем заткнули купчику рот, чтобы не кричал. Трое бросили ножи. Ближе всех попал наш атаман, его нож срезал купчику прядь волос. Тогда я тоже взяла в руку нож… Весело мне было, а крови к тому времени я уже не боялась. Разбойники проливали ее ручьями. Я уже не отличала ее от водицы.
Матушка замолчала и снова о чем-то задумалась. Ставр подождал чуток, потом спросил:
– Что было дальше, Евдокия? Ты кинула ножик?
Она покосилась на Ставра и ответила глуховатым, полным горечи и раскаяния голосом:
– Кинула.
– И что ж – попала?
Евдокия покачала головой:
– Нет. Нож мой воткнулся в доску дальше других.
– Уф-ф… – выдохнул Ставр. – Так чего ж ты тогда сокрушаешься?
– Того, что купчик помер, – сухо проговорила Евдокия. – Помер с перепугу, как только увидел, что девка бросает в него нож.
– И все?
Она кивнула:
– И все.
– А я-то думал, ты и вправду кого-то убила, – с некоторой досадой проговорил Ставр.
Глаза Евдокии сверкнули.
– Ты что, глухой? – раздраженно сказала она. – Я убила того купчика. Кабы не я, он бы остался жив.
– Кабы не ты, то его бы прикончил кто-нибудь другой, – возразил Ставр. – И вины на тебе никакой нет.
– Ты считаешь, что нет? А я знаю, что есть.
– А я тебе говорю: ты ни в чем не виновата!
Евдокия посмотрела на ходока с холодным прищуром.
– Ты и впрямь так глуп или прикидываешься дураком? – сухо спросила она.
– Чего? – Лицо молодого ходока порозовело. – Я дурак? Значит, я дурак?
– Ставр, остынь, – осадил его Глеб.
Ставр отвернулся и проворчал:
– Остынь, остынь… Все время мне рот затыкаете.
Он вдруг поднялся и зашагал к черному облаку кустов.
– Куда ты? – окликнул его Глеб.
– «Коня» привяжу, – сердито отозвался Ставр.
– Смотри не суйся со своим «конем» глубоко в лес, – посоветовал Глеб. – А то упыри тебе его враз оттяпают.
Дождавшись, пока Ставр зайдет за кусты, Евдокия тихо сказала:
– Зря мы так с ним. Он ведь совсем еще ребенок. Сколько ему? Осьмнадцать?