Тайный враг

Грановский Антон

Усевшись на траву и обхватив руками колени, долго смотрела она на тлеющие угли и прислушивалась к звукам ночного леса. «И почему мужчины такие глупые? – с досадой думала она. – Сцепились, как два бойцовых петушка, прямо посреди Гиблого места, и что в итоге? В итоге беспомощная женщина и больной мальчик остались в этом страшном лесу без защиты и помощи.

И почему это мужчинам так необходимо постоянно выяснять отношения и меряться силами? Неужели нельзя обойтись без этого и вместо того, чтобы драться друг

с другом, сплотиться перед лицом общей опасности?»

Евдокия вздохнула. Нет, мужчин понять совершенно невозможно. Их действиями руководит не разум и не вера в бога, а одна лишь гордыня. А гордыня тянет за собой жестокость. Вот и получается, что вместо созидательной работы мужчины всего света без всякого смысла и без особой на то причины грызут друг друга и проливают потоки человеческой крови.

Поворошив палкой угли, Евдокия заметила, что Глеб открыл глаза и смотрит на нее.

– Как ты, Глеб? – спросила она.

– Лучше, – ответил он.

– Расскажешь мне, как все случилось?

– Шел. Упал. Потерял сознание. Очнулся и – вот.

Евдокия покачала головой и с упреком проговорила:

– Зачем ты врешь? Ставр сознался, что ударил тебя мечом.

– Правда? – Глеб облизнул сухие губы. – Это я попросил его. Лопатка зачесалась… А сам бы я ни за что не дотянулся.

Матушка Евдокия нахмурилась и строго указала:

– Это не повод для шуток.

– Может быть, – согласился Глеб и огляделся. – А где Ставр?

– Ставр ушел.

– Как ушел? Куда?

– В лес. Сказал, что не сможет больше смотреть тебе в глаза.

Глеб хмуро сдвинул брови.

– Что ж… Это его выбор.

– Он теперь один, – сказала Евдокия. – Совсем один в гиблой чащобе.

– Он ходок, – напомнил Глеб. – И он отлично владеет мечом. Когда ходок один, он в большей безопасности. Ведомые – всегда обуза.

Евдокия посмотрела на тлеющие угли. Несколько секунд она молчала, а затем с горечью вопросила:

– Что же вы за люди, ходоки и охотники?

Глеб прищурил темные глаза.

– Непростые люди, это точно.

Он приподнялся и осторожно подвигал плечом. На лбу у него выступила испарина, а на скулах вздулись желваки. Глеб через силу улыбнулся и сказал:

– Видишь? Я уже могу двигать плечом. Еще полчаса, и я совсем оклемаюсь.

– Дай-то бог, – вздохнула Евдокия.

– Это все благодаря тебе. Ты отлично обработала и перевязала рану. – Глеб немного помолчал, поглядывая на красивое, задумчивое лицо своей спутницы, потом спросил: – Как мальчик?

– Все еще спит, – ответила Евдокия.

– Пусть спит. Сон исцеляет.

Евдокия с минуту молча глядела на угли, потом повернула голову и посмотрела на Глеба.

– Знаешь, что мне нравится в тебе больше всего? – неожиданно спросила она.

Глеб посмотрел на нее с удивлением.

– И что же?

– Ты всегда сомневаешься в том, что делаешь.

Глеб усмехнулся:

– Сомнение – это признак слабости.

– Нет, – возразила Евдокия. – Сомнение – это признак силы. Зло не ведает сомнений. Оно уверено в том, что делает. А добру приходится двигаться вперед на ощупь.

– Двигаясь на ощупь, можно разбить много ценных и хороших вещей, – заметил Глеб.

Евдокия кивнула.

– Верно. Но что делать, если добро со всех сторон окружено тьмой?

Глеб посмотрел на матушку Евдокию мерцающими глазами. Усмехнулся.

– Это вопрос с подковыркой, верно? Ты ведь знаешь, что делать.

Матушка Евдокия улыбнулась:

– Конечно. Нужно взять фонарь.

– И твой фонарь – учение Христа?

Она кивнула:

– Да. Но у тебя тоже есть свой фонарь, Глеб. Жаль только, что он не так ярок, как мой.

Глеб вздохнул и поморщился от боли в плече.

– Ох, матушка… – предложил он. – Лучше уж вздремни. Не люблю я эти разговоры.

Он протянул руку, взял несколько сухих палок и швырнул их в огонь. Пламя взметнулось вверх.

– А ничего, что мы развели костер в Гиблом месте? – неуверенно спросила Евдокия.

– Огонь везде одинаков, – сказал Глеб, – что в мангале, что в аду. А вот воду здешнюю пить не стоит.

– Почему?

– Слышала сказку про братца Иванушку, который выпил воды из лужицы и превратился в козленка?

– Ну.

– Это не сказка. Все это было на самом деле. Но произошло в Гиблом месте.

Евдокия несколько мгновений удивленно смотрела на Глеба, словно и впрямь поверила в его слова, затем улыбнулась.

– Горазд ты на веселую выдумку, Глеб. Ладно. Попробую и я отдохнуть.

Матушка опустилась на траву рядом со спящим мальчиком, закрыла глаза, и вскоре дыхание ее стало ровным и глубоким – она уснула.

4

Идти по лесной чащобе было тяжело. Рах и раньше проводил много времени на ногах в долгих переходах, но до сих пор путешествовать ему приходилось только по пустыням да по рекам.

Идти в темноте, с грузом, по дикому лесу – пожалуй, это было опаснее, чем плыть на утлом суденышке по бурной реке. Корни деревьев, ямы, упавшие стволы – все это норовило переломать Раху ноги. Еще опаснее были буреломы, ощетинившиеся острыми ветками. Не заметишь их во тьме, напорешься животом или боком – и, считай, конец.

– Ты уверен, что они были здесь? – время от времени спрашивал Рах своего спутника.

– Уверен, – отвечал Видбор, оглядывая землю, траву и ветки при свете берестяного факела, пропитанного горючей земляной кровью. – Они не прячут следы. К тому же идут с грузом, поэтому вынуждены часто останавливаться на отдых.