Тайпи. Ому (сборник)
Шрифт:
Это было примерно в 1835 году, когда теперешний король Камеамеа III был юношей. С истинно царственным бесстыдством объявив себя единственным владельцем всего рогатого скота, он в восторге ухватился за возможность удерживать в свою пользу по одному из каждых двух серебряных долларов, уплачиваемых за шкуру. И вот, не заботясь о будущем, люди продолжали безрассудное истребление коров и быков. За три года их убили восемнадцать тысяч, притом почти исключительно на острове Гавайи.
Когда стада были почти полностью уничтожены, проницательный молодой государь сроком на десять лет наложил строгое
Вместе с крупным рогатым скотом избиению подверглись и несчастные козы. За один год купцам из Гонолулу было продано три тысячи козьих шкур по одному квартильо или шиллингу за штуку.
Вверх вела крутая, окаймленная кустами тропинка, огибавшая скалы и расселины. Тут и там зияли пропасти: стоило в них заглянуть, и начинала кружиться голова. Наконец мы добрались до лесистого гребня на вершине горы; вдоль него тропинка шла в густой тени.
Во все стороны открывался очаровательный вид. Дул легкий ветерок, шелестя среди деревьев, а внизу, в долине, трепетали листья. Дальше расстилалось синее безмятежное море. Горы купались в призрачной дымке. Вдали лежали тихие долины; кое-где шумел уединенный водопад. В центре острова вздымался пик Свайка. На склонах гор видны былы небольшие стада быков – некоторые паслись, другие спускались в долину.
Мы шли все дальше, направляясь к склону холма милях в двух впереди, к ближайшим быкам.
Мы предусмотрительно приближались к ним против ветра – подобно всем диким животным, они обладают исключительно тонким нюхом и острым слухом.
К тому же, пробираясь сквозь чащу, мы легко могли спугнуть других лесных обитателей, а потому подкрадывались очень осторожно.
Дикие кабаны на Эймео чрезвычайно свирепы, и так как они часто нападают на туземцев, то, следуя примеру Тонои, я время от времени заглядывал под листву и часто оборачивался, чтобы проверить, не отрезан ли путь к отступлению.
Когда мы огибали кусты, тишину нарушил шум, напоминавший треск сухой ветки. Тонои схватился за сук, приготовившись к прыжку, а Зик положил палец на курок. Снова послышался треск, и я приложил ружье к плечу.
– Смотрите в оба! – крикнул янки и, опустившись на колено, раздвинул ветви.
Сразу же раздался выстрел, и черный разъяренный кабан с двумя блестящими клыками с диким хрюканьем ринулся, невредимый, через тропинку и с шумом скрылся в зарослях. Я выстрелил вдогонку, но безуспешно.
Тонои, славный потомок аристократов Эймео, находился на высоте двадцати футов над землей.
– Арамаи! Спускайся! – крикнул американец. – Противное животное уже на другой стороне острова. Сдается мне, – сказал он, когда мы стали перезаряжать ружья, – зря мы стреляли по этому кабану; только охоту испортили. Быки услышали шум и теперь убегают вовсю, задрав хвосты. Быстрее, Поль, полезем вон на ту скалу и взглянем, все ли они убежали.
Но быки были уже так далеко, что казались не больше муравьев.
Приближался вечер, и мой спутник предложил вернуться домой, а утром, выспавшись, отправиться на охоту на целый день.
Спускаясь в долину
Одна из древесных пород привлекла мое особенное внимание. Толстый, покрытый мхом ствол высотой в семьдесят с лишним футов вначале шел без единого сучка, и лишь на высоте многих футов над землей от него отходили толстые ветви, покрытые глянцевой темно-зеленой листвой. Вокруг нижней части дерева торчали тонкие, совершенно гладкие подпорки из коры, росшие из одного центра и уходившие в землю на расстоянии по меньшей мере двух ярдов от основания ствола. Кверху они суживались и постепенно переходили в ствол. Некоторые признаки указывали на то, что среди них укрывались быки. По словам Зика, это дерево в старину использовалось для строительства флотилий таитянских королей, а теперь шло на пироги. Древесина у него очень плотная и прочная, ее не берет червь.
Спустившись до половины холма, мы вышли из лесу и очутились на открытом месте, поросшем папоротником и травой. Несколько деревьев отбрасывали длинные тени.
Мы обратили внимание на участок земли в сотню квадратных футов, заросший дикими травами и терновником и издававший глухой звук под нашими ногами. Он был окружен разрушенной каменной стеной. Тонои сказал, что это заброшенное и всеми забытое место древнего погребения, где никого не хоронят с тех пор, как островитяне приняли христианство. Там много мертвых язычников, замурованных в глубоких склепах.
Мне захотелось проверить его слова, и я попытался было осмотреть катакомбы, но растительность образовала поверх них сплошной покров, и я не смог обнаружить ни одного отверстия.
По дороге в долину мы прошли мимо ручья, возле которого когда-то была деревня. Жители покинули ее, и не осталось ничего, кроме каменных стен и полуразрушенных грубых фундаментов. Среди них буйно разрослись деревья и кусты.
Я спросил Тонои, сколько времени здесь никто не живет.
– Мой таммари (мальчик). Мартаир много каннака (людей), – ответил он. – Теперь остался только бедный пехе каннака (рыбаки). Мой здесь родился.
Внизу, в долине разнообразная растительность была не похожа на ту, что мы видели в горах.
На равнинах Эймео самое распространенное дерево ати – очень высокое, с толстым стволом и широкими листьями, напоминающими лавровые. Древесина у него прекрасная. На Таити мне показывали узкую полированную доску, достойную того, чтобы из нее сделали шкатулку для короля. Вырезанная из сердцевины ствола доска была ярко-алого цвета с желтыми прожилками, а местами дымчатого оттенка.
Рядом с ати можно увидеть прекрасное дерево хоту, на нем множество мелких белых цветов.
Почти вся долина поросла густым лесом, но, на удивление, я обнаружил в ней очень мало деревьев, приносящих пользу. Едва ли одно из сотни было кокосовой пальмой или хлебным деревом.
Но и тут Тонои пояснил, что во время кровавых религиозных войн, начавшихся после обращения в христианство первого Помаре, военный отряд с Таити погубил целые рощи этих деревьев. Потом они еще долго стояли на солнце сухие, без листьев – печальные памятники, словно олицетворявшие судьбу жителей долины.