Тчаи: Сага странствий (переработанный перевод)
Шрифт:
— Ничего я не собираюсь делать! — отозвался Адам. — Мне просто интересно. Желаю знать, как живут синие часчи.
— Они живут только ради своих безумных фокусов; все считают их сумасшедшими и ненавидят. Я слышал, что им особенно нравится стравливать бешеных зеленых и ненормальных фунгов — это считается лучшим развлечением. Если удается поймать дирдира и пнума, они заставляют их проделывать всякие штуки, которые им кажутся смешными. И все забавы ради — синие ничего так не боятся, как скуки.
— Удивительно, почему дирдиры не начинают войну с часчами вплоть до полной победы, — заметил Рейш, — разве они не сильнее синих?
—
Эмминк повернул повозку на площадку, которую защищал от солнечных лучей огромный зонтик. Начался самый свирепый торг, который Рейшу пришлось видеть за всю жизнь. Синие поочередно подходили к нему, осматривали и ощупывали тушки камышовых грызунов и квакающим голосом предлагали цену, которую Эмминк с негодующим возгласом отвергал. Несколько минут покупатель и продавец осыпали друг друга оскорблениями, не останавливаясь даже перед намеками на внешность, и наконец, часч внезапно сердито отворачивался и шел искать другого продавца.
Эмминк лукаво подмигнул Адаму.
— Иногда я поднимаю цену, чтобы подразнить часчей. Вдобавок узнаю почем нынче товар. Что ж, попытаем счастья на базаре Бонте.
Рейш хотел было напомнить ему об огромном белом доме, но передумал. Хитрый торгаш вовсе ничего не забыл! Они повернули, поехали по дороге на четверть мили от реки, идущей на юг вглубь владений часчей, где раскинулись сады и стояли их жилища. Слева находились небольшие дома, покрытые куполами, разбросанные среди деревьев с редкой листвой хижины и дворы, где в грязи копошились голенькие человеческие детишки. Возчик, искоса посмотрев на спутника, заметил:
— Вот из них-то и вылупляются синие, по крайней мере, так мне объяснял один субчасч, любовно расписав все подробности.
— Что же он говорил?
— Субчасчи считают, что с рождения вынашивают внутри себя зародыш, который растет, пока они живы, а после их смерти освобождается и становится настоящим часчем. Вот чему учат синие — полная нелепица, правда?
— Да, действительно, — согласился Рейш. — Разве субчасчи никогда не видели человеческий труп? Или детенышей своих хозяев?
— Конечно, видели. Но у них на все находится объяснение. Им просто хочется в это верить, — как иначе оправдать свое рабское положение?
Нельзя судить по внешности: его спутник, как видно, вовсе не так глуп, как кажется на первый взгляд. решил про себя Рейш. — Тогда, очевидно, они считают, что дирдиры зарождаются в субдирдирах, а ваннэки в прислужниках-людях?
— Не могу сказать, — пожал плечами Эмминк. — возможно.… Вот, смотри: впереди дом, который тебе нужен.
Квартал хижин субчасчей скрылся за зарослями бледно-зеленых деревьев с большими коричневыми цветами. Повозка объезжала самый центр города. Вдоль улицы тянулись большие здания — конторы или залы для собраний, стоящие на невысоких арках, с причудливо изогнутыми кровлями. Напротив одного из них возвышалось грандиозное строение размером с футбольное поле, с низкими стенами и огромной крышей в форме эллипса — по любым меркам, подлинное достижение архитектуры. Предположительно, в нем и держат бот.
Рейш не мог понять, для чего оно служит. В здании имелось несколько дверей, но он не увидел высоких ворот, способных пропустить какую-нибудь большую машину. Очевидно, они ехали вдоль заднего фасада.
На базаре Бонте Эмминк после жестокой торговли продал свой товар. Рейш держался в стороне от покупателей — часчей, стараясь, чтобы ветер дул в его сторону.
Эмминк счел результаты сделки не вполне удовлетворительными. Выгрузив товар, он вернулся к повозке, ворча:
— По совести, мне причиталось еще по крайней мере двадцать цехинов; тушки были первый сорт... Но разве этим синим что-нибудь втолкуешь? Один из них уставился на меня и пытался что-то вынюхать: ты так сгибался и съеживался, что возбудил подозрения старухи-часча. Я так полагаю, ты должен возместить мне убытки.
— Сомневаюсь, чтобы ты продешевил, — сказал Рейш. — Поедем назад.
— А мои недополученные двадцать цехинов?
— Забудь— они тебе приснились. Гляди: синие на нас смотрят.
Эмминк быстро прыгнул на свое сиденье и завел мотор. Вероятно, специально, чтобы досадить спутнику, отправился по тому же пути.
— Сворачивай на восточную дорогу, — резко сказал Рейш. — Ты должен объехать тот дом спереди, и больше никаких фокусов!
— Я всегда возвращаюсь по западной, — заныл возчик. — Почему я должен теперь менять привычки?
— Для тебя же будет лучше...
— Хо-хо, ты мне угрожаешь? Здесь, в самом центре Дадиче? Стоит мне только сделать знак синему...
— Это станет последним «знаком» в твоей жизни.
— А мои двадцать цехинов?
— Ты уже взял с меня пятнадцать, да еще получил деньги за свой товар. Никаких жалоб! Делай как я говорю, или сверну тебе шею.
Бросая злобные взгляды на Рейша, Эмминк пыхтел и бормотал ругательства, но счел за благо подчиниться.
Впереди показалось белое строение. Они ехали на расстоянии примерно семидесяти пяти ярдов от переднего фасада, параллельно ему. Между ними и зданием пролегала полоса деревьев. От главной дороги к дому отходила улица поуже. Если бы они свернули на нее, то внушили бы сильнейшие подозрения, поэтому продолжили путь вместе с другими повозками и маленькими тележками, в которых сидели синие часчи. Рейш жадно оглядывал огромный дом. Три больших портала прорезали фасад. Центральный и левый портал закрыты, правый — открыт. Когда они проезжали мимо, Адам заглянул внутрь и увидел нагромождение разных машин, сияние расплавленного металла, корпус плоского судна, напоминающего летательный аппарат, который вытащил из болота его разведывательный бот.
Рейш повернулся к Эмминку.
— Это завод, где строят воздушные корабли и звездолеты.
— Ясное дело, — проворчал возчик.
— Я ведь столько раз тебя спрашивал. Почему не сказал?
— Разве мне заплатили за сведения? Я ничего не отдаю даром.
— Провези меня снова вокруг него.
— Еще пять цехинов.
— Два. И никакого нытья, иначе выбью все зубы!
Изрыгая приглушенные ругательства, Эмминк повернул повозку.
— Ты когда-нибудь заглядывал внутрь, видел, что находится в центре или слева? — спросил Адам.