Те, кто внизу. Донья Барбара. Сеньор Президент
Шрифт:
– Этого я не могу объяснить, барчук, а все-таки чувствую: так не к лицу поступать мужчине.
– Выбирайте, генерал, – предложил Луис Сервантес, указывая на разложенные в ряд драгоценности.
– Оставьте все это себе. Я серьезно, барчук. Разве вы не видите, что деньгами меня не соблазнишь? Хотите, скажу правду? Есть у меня глоток вина да девчонка по душе – вот я и самый счастливый человек на свете.
– Ха-ха-ха! Эх, генерал, с какой стати вы тогда терпите подле себя эту змею Оторву?
– Верно, барчук. Она мне самому надоела, но такой уж у меня характер. Никак не соберусь сказать ей, духу не хватает послать
– Стоит вам слово сказать, генерал, и мы ее живо сюда доставим.
Деметрио лукаво прищурился.
– Клянусь вам, генерал, все будет в порядке.
– Серьезно, барчук? Ну, если вы мне окажете эту услугу, мои часы с боем и золотой цепочкой – ваши, коль они так вам приглянулись.
Глаза Луиса Сервантеса заблестели. Он взял жестяную байку, ссыпал в нее драгоценности, встал с пола и, улыбаясь, попрощался:
– До завтра, генерал! Спокойной ночи!
VII
– А что я знаю? Не больше вас. Генерал мне говорит: «Перепел, седлай своего коня и мою пегую кобылу. Поедешь с барчуком на задание». Ладно, сказано – сделано. Выехали мы в полдень и добрались до ранчо, когда уже темнело. Остановились у кривой Марии Антонии… Что, Панкрасио, сердце екнуло?… Утром меня будит барчук: «Перепел, Перепел, седлай лошадей. Мою оставишь здесь, а сам бери генеральскую кобылу и обратно в Мойяуа. Я тебя скоро догоню». Правда, появился он, когда солнце было уже высоко. Позади него на коне сидела Камила. Он помог ей слезть наземь, и мы усадили ее на пегую кобылу.
– Ну, а как девчонка держалась? – поинтересовался кто-то.
– Так и сияла от радости.
– А барчук?
– Молчал, как обычно: он всегда такой.
– Сдается мне, – невозмутимо заметил Венансио, – что утром Камила по ошибке проснулась в постели Деметрио. Вы Же помните, мы много выпили. Винные пары ударили нам в голову – мы ведь были не в себе.
– При чем тут вино? Об этом дельце у барчука с генералом уговор был.
– Факт! По-моему, этот барчук последняя…
– Не люблю судачить о друзьях за их спиной, – вставил белобрысый Маргарите, – но должен сказать, что из двух невест Сервантеса, с которыми он меня познакомил, одна досталась мне, а другая генералу.
И мужчины разразились хохотом.
Как только Оторва сообразила, в чем дело, она побежала к Камиле и стала утешать ее.
– Бедняжка ты моя, расскажи, как все случилось!
У Камилы глаза опухли от слез.
– Он обманул меня, обманул! Приехал на ранчо и говорит: «Камила, я за тобой. Поедешь со мною?» Еще бы не поехать! Я же люблю его, люблю! Видите, как исхудала – все о нем думала. Встаю утром, работа из рук валится. Мама зовет обедать, а мне кусок в горло не лезет… И на тебе! Такое злодейство сотворил!
Она снова расплакалась и, заглушая рыдания, уткнулась в шаль.
– Слушай, я вызволю тебя из беды. Только не будь дурой и брось плакать. О барчуке больше не думай – сама видишь, что он за человек. Слово даю, генерал только для таких дел и таскает его с собою. Ну, полно, глупая! Хочешь вернуться домой?
– Да защитит меня святая дева Халпская! Мать
– Ничего она тебе не сделает. Мы с тобой все уладим. Наши вскорости выступают. Как только Деметрио велит собираться в дорогу, ты ответишь, что тебя точно палками измолотили, так все тело болит. И сразу начинай потягиваться да зевать. Потом пощупаешь себе лоб и скажешь: «У меня жар». Тогда я попрошу Деметрио, чтобы он оставил нас обеих здесь – мол, я стану ухаживать за тобой, – и, как только ты поправишься, мы его догоним. А на самом деле я доставлю тебя домой живой и здоровой.
VIII
Солнце уже закатилось, унылые сумерки и тишина окутали древние улочки городка, преисполняя тревогой его обитателей, забившихся в свои норы. Луис Сервантес вошел в лавку Лопе-са-Старожила в самый разгар пьянки, чреватой весьма серьезными последствиями. Деметрио гулял со старыми товарищами. Около стойки места уже не было. Деметрио, Оторва и белобрысый Маргарито привязали своих лошадей на улице, остальные офицеры без церемоний въехали верхом прямо под навес. Расшитые галунами шляпы с огромными изогнутыми полями качались из стороны в сторону. Кони, раздувая ноздри, то и пело поводили тонкими мордами с большими черными глазами и маленькими ушами. Их фырканье и громкий стук копыт, а подчас и беспокойное короткое ржание врывались в адский шум пьяного разгула.
Когда появился Луис Сервантес, собутыльники обсуждали довольно заурядное происшествие. Где-то на дороге был обнаружен труп человека с кровавой дыркой во лбу. Поначалу мнения разделились, но в конце концов все склонились к весьма обоснованной точке зрения белобрысого Маргарито. Бедняга, которого так ловко прикончили, был пономарем местной церкви. Вот дурень! Сам во всем виноват… Ну, кому, сеньоры, придет в голову напялить на себя брюки, пиджак и шапчонку, когда Панкрасио видеть франтов не может?
Восемь музыкантов-«духовиков», с красными и круглыми, как солнце, лицами и выпученными глазами, дули в медные трубы, задыхаясь от усталости – они играли с самого утра. Сервантес что-то шепнул им, и музыка смолкла.
– Генерал, – крикнул Луис, прокладывая себе путь среди сгрудившихся под навесом всадников, – только что прибыл нарочный. Вам приказано немедленно организовать преследование войск Ороско [44] .
Помрачневшие на мгновение лица засияли от радости.
44
Ороско Паскуаль (1883 – 1916) – один из соратников Мадеро. В 1912 году предал его, перейдя на сторону Уэрты; убит в 1916 году.
– В Халиско, ребята! – заорал белобрысый Маргарито, грохнув кулаком по стойке.
– Готовьтесь, красотки из Халиско, я спешу к вам! – подхватил Перепел, заломив шляпу.
Началось всеобщее ликованье. В пьяном угаре друзья Деметрио стали проситься к нему на службу. Сам генерал онемел от радости. «Идти сражаться с войсками Ороско! Наконец-то можно потягаться с настоящими мужчинами! Хватит пачкаться с этими федералистами, убивать которых ие труднее, чем зайцев или индюков!»
– Если я возьму Паскуаля Ороско живым, – пообещал белобрысый Маргарито, – я сдеру ему кожу со ступней и заставлю его целые сутки лазить по горам.