Те триста рассветов...
Шрифт:
И действительно, через несколько дней, заросшие щетиной, в изодранных, обгоревших комбинезонах и разбитых сапогах, все четверо тяжело вывалились из кузова побитой осколками полуторки. Я хорошо помню, как они подошли к командиру полка с рапортом, но он не дал им говорить - поочередно обнял и расцеловал каждого, стараясь не задеть вздувшихся волдырями рук и обожженных лиц.
Что же произошло с ними?
В ночь на 12 июля полк наносил удары по передовым частям противника, прорвавшимся в район Ольховки. Мы чувствовали, что являемся свидетелями наивысшего напряжения боев за овладение инициативой на стратегическом
Экипаж Уварова в ту ночь искал танки северо-восточнее Ольховки. С новым мотором, который механики успели поставить и попробовать всего за два часа, удалось наскрести около 650 метров - целое состояние для «ночника»! Но его пришлось без сожаления растратить в первые же минуты над целью. Дело осложнилось погодой: небо затянуло облаками, пошел дождь, видимость сократилась до минимума, и, снижаясь, экипаж увидел землю лишь на высоте около 300 метров.
К удивлению летчиков, с земли никто не стрелял. Даже осветительные ракеты перестали бороздить небо. Это обстоятельство сильно озадачило экипаж. [59]
– Штурман, как идем? Где танки?
– запросил Уваров.
– Мы в районе цели. Танки не иголка - где-то здесь, - ответил штурман Шевцов.
Самолет в дожде и опасной близости к земле, делая змейку, прошел чуть ли не над головами противника. И вдруг под крылом мелькнул бензозаправщик, несколько специальных машин. Чуть в стороне на открытом месте вразброс стояли бронетранспортеры. Какая удача!
Шевцов выстрелил вниз белой ракетой и, пока она, рассыпая искры, летела к земле, успел довернуть самолет на нужный угол. Он опытен и натренирован, может безошибочно на глаз определить углы сноса, прицеливания.
– Бей по заправщику!
– скомандовал Уваров. И бомбы точно полетели в цель.
В этот момент бронетранспортеры ударили по самолету крупнокалиберными снарядами. Одна очередь полоснула по верхнему крылу, по бензобаку. Уваров успел увидеть на земле сильную вспышку, после чего струей бензина залило глаза. Он еще держал ручку управления, ориентируясь по пламени костра, вел самолет, но вскоре все потонуло во мраке.
Свет ракеты, выпущенной Шевцовым, выхватил из темноты изрытую воронку земли. Промелькнули кусты, дом с сорванной крышей. Уваров резко убрал газ и тут же почувствовал жесткий удар шасси.
По- разному на фронте ведут себя люди, избежавшие смерти. Кто молча переживает случившееся, кто не находит себе ни места, ни покоя -беспрерывно и бестолково двигается, разражается хохотом, дикой бранью. Уваров и Шевцов попали в ситуацию, когда обоим было не до переживаний. За весь трудный полет летчик ошибся лишь один раз - перед посадкой не успел выключить зажигание, отчего произошел пожар. Струя бензина брызнула на раскаленные патрубки мотора - самолет вспыхнул. Экипаж успел оставить машину, но пламя все же полоснуло и по ним.
Повезло Шевцову и Уварову, что сели они в расположения своих войск…
По- иному сложилась
Вспоминаю тот давний случай - и встают передо мной прекрасные черты моих двадцатилетних однополчан. [60]
Командир экипажа Золойко. Веселый порывистый парень. Он худ, высок, подвижен. Выгоревшую застиранную гимнастерку распирают мощные плечи. На красивом лице постоянно светится румянец, который не в силах погасить даже летний загар. На спор Борис мог поднять хвост самолета и катать его, как тележку. К славе, которая пришла к нему в боях под Сталинградом, с виду равнодушен.
Штурман Лезьев. Этот уравновешен, несколько флегматичен. На его лице настороженно светятся серые внимательные глаза. Он немного педант - на гимнастерке ни одной лишней складки, всегда до блеска начищены сапоги, голенища уложены безупречной гармошкой. Даже пилотку Лезьев стирает чуть ли не через день. «Хороший ты парень, - иной раз сокрушается Золойко, - но есть в твоем характере серьезный недостаток: разговаривать с тобой - мука, все равно что козла доить - и неудобно и без пользы». «Такой характер», - односложно отвечает Лезьев, глядя на командира спокойно, невозмутимо. Втайне он мечтает о громком подвиге, об ордене, которого пока не заслужил - мало еще боевых вылетов.
12 июля экипажу Золойко предстояло нанести удар по складу боеприпасов у села Стрелецкое, неподалеку от Кром. Ничего необычного или особо сложного в этом задании не было, если не считать довольно значительного удаления цели от линии фронта. Найти склад ночью при сплошной облачности и в дожде порой бывает труднее, чем разбомбить его. Однако склад играл, должно быть, немалую роль, иначе зачем бы посылать экипаж в тыл противника - боевые машины требовались для ударов по пехоте и танкам, прорвавшимся в район Поныри - Ольховка.
Удача поначалу сопутствовала Золойко и Лезьеву. Немцы стреляли редко, вяло, словно утомились за день. Прожектора светили где-то в стороне. В районе Кром бушевал пожар, и его всполохи освещали нижнюю кромку облаков, облегчая экипажу ориентировку в полете.
Но вот немцы поняли, что ночной пришелец настойчиво интересуется ими, и тотчас включили прожектора, открыли плотный огонь по одинокой машине. Обычно немцы стреляли по принципу «этажерки»: верхний ярус был пристрелян по облакам, а ниже следовали еще два яруса разрывов - через 100-150 метров. Для самолета такая пристрелка вдвойне опасна - он летит как бы в слоеном пироге.
Не буду пересказывать подробности поиска цели. Небольшое село Стрелецкое с домами вдоль единственной улицы, а там Золойко и Лезьев и склад в балке отыскали. [61]
– Есть повод отличиться, Володя. Попадешь по складу - наверняка орден дадут!
– заметил командир экипажа.
– Буду стараться, - ответил штурман и сбросил светящую бомбу.
Под косыми лучами САБа хорошо виден ломаный прямоугольник ограждения, охранные вышки, встроенные в кроны деревьев, несколько тяжелых грузовиков под тентами. Два-три доворота, сброс «зажигалок» - обычный процесс удара по цели. В балке медленно, но стойко начало что-то гореть. Потом часто беспорядочными залпами принялись взрываться тяжелые снаряды.