Театр французского классицизма

Корнель Пьер

Всепокорнейший, всеподданнейший и всеобязаннейший слуга вашей светлости,

Корнель

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ [18]

Выдержка

из сочинения Марианы «Historia de Espa~na», кн. IV, гл. I:

«Avia pocos d'ias antes hecho campo con D. G'omez, conde de Gormaz. Venci'ole, у di'ole la muerte. Lo que result'o de este caso, fue que cas'o con do~na Ximena, hija у heredera del mismo conde. Ella misma requiri'o al rey que se le diesse por marido (ya estaba muy prendada de sus partes), 'o le castigasse conforme a las leyes, por la muerte que di'o a su padre. Hiz'ose el casamiento, que a todos estaba a cuento, con el qual por el gran dote de su esposa, que se alleg'o al estado que 'el tenia de su padre, se aument'o en poder у riquezas». [19]

18

Предуведомление — текст этого предисловия был впервые напечатан в издании 1648 г.

19

«За несколько дней до того он сразился с доном Гомесом, графом де Гормас. Одолел его и предал смерти. И воспоследовало из этого события то, что он женился на донье Химене, дочери и наследнице сказанного графа. Она сама испросила у короля решить это дело так: либо пусть Родриго женится на ней (уж очень она была влюблена в великие его достоинства), либо пусть его покарают, согласно законам, за убийство отца. Женитьба состоялась, и всем она пришлась по душе. Благодаря браку большое приданое невесты прибавилось к тому, что сам он унаследовал от отца, и таким образом могущество и богатство Родриго только упрочились».

«За несколько дней до того…» — Корнель цитирует «Общую историю Испании»,

написанную испанским историком П. Марианой.

Вот что история подсказала дону Гильену де Кастро, [20] который еще до меня переложил знаменитое это событие для театра. Те, кто разумеет испанский язык, заметят два обстоятельства: первое — Химена не в силах не признать и не любить великие достоинства Родриго (estaba prendada de sus partes), хотя он и был убийцей ее отца. Она сама отправляется к королю с предложением благородного выбора: либо пусть дает его в мужья, либо пусть накажет, согласно законам. Второе — брак всем пришелся по душе (a todos estaba a cuento). Две хроники о Сиде добавляют, что бракосочетание совершил архиепископ Севильи в присутствии короля и всего двора. Но я ограничился текстом историка, ибо обе хроники припахивают романом, и достоверность их ничуть не больше достоверности тех стихотворных хроник, которые были сложены у нас вокруг Карла Великого и Роланда. [21] Того, что я извлек из рассказа Марианы, с лихвой хватает для характеристики Химены и ее замужества во времена, в кои она жила в таком блеске, что короли Арагона и Наварры посчитали за честь жениться на ее дочерях. Кое-кто в наше время не пожелал оценить ее столь высоко; умалчивая о том, что говорилось о Химене театральной, сошлюсь на французского сочинителя истории Испании. [22] В своей книге он не удержался от того, чтобы не отметить, будто она чересчур легко и быстро утешилась после смерти отца, и пожелал приписать легкомыслию то, что современники и свидетели приписывали душевному величию и редкому мужеству. Два испанских романса, которые я приведу в этом предуведомлении, говорят еще больше в ее пользу. Эти маленькие поэмки являются как бы оригинальными «вырезками» из старинных преданий. Я счел бы себя неблагодарным к памяти героини, если б, познакомив с ней французов и с ее помощью снискав некоторую известность, не попытался бы защитить ее от позорящих нападок, которые обрушились на нее потому только, что она прошла через мои руки. Итак, я привожу вам эти сочинения, оправдывающие ее репутацию, каковою она пользовалась у современников, и при этом отнюдь не преследую цели оправдать тот французский язык, коим я заставил ее говорить. За меня это сделало время. Переводы пиесы, сделанные на языки тех народов, которые интересуются сегодня театром, то есть на итальянский, фламандский и английский, — пожалуй, самая красноречивая защита против любой произносимой сегодня хулы. Прибавлю к этому всего какую-нибудь дюжину испанских стихотворных строк, созданных словно нарочно для того, чтобы защитить Химену. Они взяты из того самого автора, моего предшественника дона Гильена де Кастро, который в другой комедии, названной им «Enga~narse enga~nando», вкладывает в уста принцессе Беарнской такие слова:

20

Дон Гильен де Кастро (1569–1631) — испанский драматург, последователь Лопе де Вега. Драмы Гильена де Кастро «Граф Аларкос», «Юность Сида» и «Подвиги Сида» написаны на сюжеты испанских народных романсов.

21

Роланд — легендарный рыцарь короля франков Карла Великого, воспетый во французском героическом эпосе «Песнь о Роланде».

22

Французский сочинитель истории Испании. — Видимо, Корнель говорит здесь о Л. Майерн-Тюрке, чья «Общая история Испании» вышла в Лионе в 1587 г.

A mirar Bien el mondo que el tener Apetitos que vencer, Y ocasiones que dexar. Examinan el valor En la muger, yo dixera Lo que siento, porque fuera Luzimiento de mi honor. Pero malicias fundadas En honras mal entendidas De tentaciones vencidas Llamen culpas declaradas: Y assi, la que el dessear Con el resistir apunta, Vence dos vezes, si junta Con el resistir el callar. [23]

23

…Надо знать, Что стремление к победам Признается, если следом Безразличье проявлять. Коль для женщин в этом есть Их достоинств украшенье, То могла б я, без сомненья, И мою украсить честь. Но злословье не поймет И в своем усердье праздном Все победы над соблазном Пораженьем назовет. Дважды надо победить, Чтобы заслужить почтенье: Победить свое влеченье И молчание хранить.

(Исп. — Перевод М. Кудинова)

He так ли поступает Химена в присутствии короля и инфанты в моей пиесе? Я говорю: «в присутствии короля и инфанты» — ибо, оставаясь одна, или с наперсницей, или с возлюбленным, она ведет себя иначе. Ее повадки, «неравно одинаковые» — пользуясь словами нашего Аристотеля, — меняющиеся в зависимости от места, времени, собеседников и обстоятельств, сохраняют в то же время общий свой принцип.

Кроме того, я чувствую себя обязанным освободить публику от двух заблуждений, распространившихся в связи с этой трагедией и, как кажется, укоренившихся благодаря моему молчанию. Первое заблуждение состоит в том, что я будто бы согласен с судьями в части достоинств пиесы. Я бы и поныне хранил молчание, когда б этот ложный слух не достиг господина де Бальзака [24] в его глуши, или, говоря его же словами, «пустыне», и когда бы в скором времени я не узрел этому следов в восхитительном послании, [25] каковое он направил по поводу трагедии и каковое является жемчужиной, ничуть не менее ослепительной, чем две последние драгоценности, [26] подаренные им читателю. Теперь, когда благодаря этому несравненному посланию моему имени суждено жить в веках, — ибо все, что выходит из-под пера господина де Бальзака, касается всего потомства, — мне было бы стыдно жить с подобным пятном, подвергаясь постоянным попрекам за мнимое согласие с судьями. Случай поистине беспримерный: из всех тех, кто, подобно мне, подвергался нападкам, никому, сколько знаю, не приходило в голову соглашаться с хулителями; а если они, как, впрочем, и я, не препятствовали желающим выносить любые суждения, то это отнюдь не означало молчаливого согласия. Не говорю уж о том, что в обстановке, сложившейся тогда вокруг «Сида», не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы разглядеть то, чему мы стали свидетелями нынче. Лишь только совершеннейшие глупцы не могли уразуметь того, что все вопросы подобного свойства, не затрагивающие государства и религии, могли решаться с помощью правил человеческой рассудительности и правил театральных и что можно было без особых угрызений повернуть смысл доброго Аристотеля в сторону политики. Я не знаю, судили ли «Сида» согласно собственному разумению или нет. Не хочу касаться и того, хорошо или плохо его судили. Хочу лишь сказать, что все вынесенные приговоры никогда не получали моего согласия и что, быть может, я даже без тяжких мучений оправдал бы эти суждения, когда б меня не заставляла молчать та самая причина, которая заставляла судей говорить. В своей «Поэтике» Аристотель выразился не столь уж определенно, чтобы мы не могли поступать подобно философам, тянувшим его всяк в свою сторону для подкрепления собственных мыслей; беда в том, что область эта совершенно незнакома для большинства, и потому даже самые ярые приверженцы «Сида» поверили его хулителям на слово в той части, где последние утверждали, будто-де не имеет значения, написан ли «Сид» по правилам Аристотеля или нет, ибо Аристотель сочинил их для своего времени и для Греции, а не для нашего и не для французов.

24

…когда б этот ложный слух не достиг господина де Бальзака… — Гез де Бальзак (1597–1654) — видный французский прозаик и публицист. В одном из писем Бальзака к Скюдери по поводу нападок критиков на «Сида» была такая фраза: «…судьи, с которыми, по слухам, вы оба согласились». В «Предуведомлении» к «Сиду» Корнель горячо опровергает слухи о своем согласии с «Мнением Французской Академии о трагикомедии „Сид“».

25

…в восхитительном послании… — Имеется в виду ответ Геза де Бальзака на «Замечания о „Сиде“» Скюдери; этот ответ был очень благожелательным для Корнеля. Бальзак писал, в частности: «Вся Франция с ним заодно в этом процессе… и даже если бы ваши доказательства были неотразимы и ваш противник признал их, он все равно мог бы торжествовать, потому что понравиться всему королевству значит все же больше, чем составить пьесу по всем правилам».

26

…две

последние драгоценности… — Имеются в виду «Избранные письма господина де Бальзака», вышедшие в двух томах в 1647 г.

Это второе заблуждение, укоренившееся благодаря моему молчанию, столь же оскорбительно для Аристотеля, сколь и для меня. Этот великий человек толковал о поэтике с таким знанием и таким умом, что предписания, им составленные, равно годятся для всех времен и для всех народов. Будучи далеким от того, чтобы забавляться всякими условностями и другими украшающими мелочами, могущими быть многоразличными в зависимости от обстоятельств, он был неукоснительно точен в рассмотрении движения души, природа которой остается неизменной: он показал, какие страсти трагедия должна возбуждать в душе зрителей; он определил условия, необходимые как вводимым персонажам, так и изображаемым событиям, чтобы вызвать эти страсти. Аристотель завещал нам средства, безотказно действовавшие повсюду с сотворения мира и которые будут действовать вековечно, покуда не переведутся театры и актеры. Составляя свои предписания, Аристотель тем не менее учитывал, что места действия и времена могут меняться, и потому даже количество актов он не стал уточнять. Много позже это сделал за него Гораций.

Наверняка я первый осудил бы «Сида», когда б он погрешал против великих и основополагающих заветов нашего философа. Будучи далеким от нескромности, я тем не менее решаюсь заметить, что счастливое мое сочинение получило прочный успех единственно из-за присутствия в нем двух «царственных» (да простится мне этот эпитет!) условий, которые великий учитель полагал необходимыми для всякой совершенной трагедии и которые столь редко сочетаются в одном произведении. Именно это обстоятельство позволило одному из ученых комментаторов божественного трактата [27] утверждать, будто античность видела подобное сочетание лишь в одном «Царе Эдипе». Первое условие заключается в том, что страдающий и преследуемый не должен быть ни всецело злым, ни всецело добродетельным, но должен быть скорее добродетельным, чем злым, должен быть существом, которое благодаря человеческой слабости (отнюдь не преступной) попадает в беду, коей не заслуживает; другое условие заключается в том, что преследование и угроза исходят вовсе не от врага и не человека безразличного, но от человека, который любит гонимого и этим гонимым любим. Вот, если говорить начистоту, подлинная и единственная причина успеха «Сида», в котором нельзя не разглядеть наличия сказанных двух условий, если, конечно, не поддаваться самоослеплению ради злопыхательства. На этом я кончаю, выполнив данное мною слово. А теперь, когда я рассказал коротко о Сиде театральном, я приведу в защиту Химены исторической те два романса, которые я обещал вначале.

27

…одному из ученых комментаторов божественного трактата… — Корнель говорит об итальянце Робортелло, который в 1548 г. выпустил комментарии к аристотелевской «Поэтике».

«Царь Эдип» — то есть трагедия греческого драматурга Софокла (V в. до н. э.) «Эдип-царь».

ROMANCE PRIMERO

Delante el rey de Le'on Do~na Ximena una tarde Se pone a pedir justicia Por la muerte de su padre. Para contra el Cid la pide, Don Rodrigo de Bivar, Que hu'erfana la dex'o, Ni~na, у de muy роса edad. Si tengo raz'on, о non, Bien, rey, lo alcanzas у sabes, Que los negocios de honra No pueden disimularse. Cada d'ia que amanece Veo al lobo de mi sangre Caballero en un caballo Por darme mayor pesare. Mandale, buen rey, puedes Que no me ronde mi calle, Que no se venga en mugeres El hombre que mucho vale. Si mi padre afrent'o al suyo, Bien he vengado a su padre, Que si honras pagaron muertes, Para su disculpa basten. Encomendada me tienes, No consientas que me agravien, Que el que a mi se fiziere, A tu corona se faze. Calledes, do~na Ximena, Que me dades pena grande, Que yo dar'e buen remedio Para todos vuestros males. Al Cid no le he de ofender, Que es hombre que mucho vale Y me defiende mis reynos, Y quiero que me los guarde. Pero yo far'e un partido Con el, que no os este male, De tomalle la palabra Para que con vos se case. Contenta qued'o Ximena, Con la merced que le faze, Que quien hu'erfana la fiz'o Aquesse mismo la ampare.

РОМАНС ПЕРВЫЙ

В поздний час пред королем, Что Леоном управляет, Донья юная — Химена К справедливости взывает. Говорит она о Сиде, Ибо он своей рукою Поразил отца Химены, Сделал донью сиротою. «Пусть права я или нет, Но тебе, король, известно, Что любое дело чести Порешить нельзя бесчестно. Ежедневно, на рассвете, Тот, кто крови был виною, Множит скорбь мою, гарцуя На коне передо мною. Прикажи, король мой добрый, Чтоб забыл ко мне дорогу. И, желая мстить мужчине, Чтобы женщину не трогал. Если был моим отцом Оскорблен родитель Сида, Смерть была достойной платой За великую обиду. Ты всегда, король, мне верил — Знай, в одном теперь мы схожи: Кто нанес мне оскорбленье, Оскорбил корону тоже». «Успокойтесь, о Химена, Слушать вас мне, право, больно! Я найду такое средство, Чтоб остались вы довольны. Сида мне нельзя обидеть, Многих он похвал достоин И, храня мои владенья, Верно служит мне как воин. Чтобы он не докучал вам. Надо с ним договориться: Пусть он даст мне обещанье Поскорей на вас жениться». Этой милостью Химена Тут утешилась без спора: Кто лишил ее опоры, Станет сам ее опорой.

(Исп. — Перевод М. Кудинова)

ROMANCE SEGUNDO

A Ximena у a Rodrigo Prendi'o el rey palabra, у mano, De juntarlos para en uno En presencia de Layn Calvo. Las enemistades viejas Con amor se conformaron, Que donde preside el amor Se olvidan muchos agravios. ………… Leegaron juntos los novios, Y al dar la mano, у abraco, El Cid mirando a la novia, Le dix'o todo turbado: Mat'e a tu padre, Ximena, Pero no a desaguisado, Mat'ele de hombre a hombre, Para vengar cierto agravio. Mate hombre, у hombre doy, Aqui estoy a tu mandado, Y en lugar del muerto padre Cobraste un marido honrado, A todos pareci'o bien, Su discreci'on alabaron, Y assi se hizieron las bodas De Rodrigo el Castellano.

РОМАНС ВТОРОЙ

Тут с Химены и Родриго Взял король немедля слово, Что они соединиться Во единое готовы. Их вражда любовью стала, Ибо каждому известно: Где главенствует любовь, Там обидам нету места. …………………. Вместе прибыли они, И, невесту обнимая, Говорил ей Сид, волнуясь И волненья не скрывая: «Твоего отца, Химена, Я убил, но не таился: С ним я за мою обиду Как мужчина расплатился. Мужа славного убил я И взамен вручаю мужа, Вместо мертвого отца Он тебе отныне служит». Все Родриго одобряли, И за скромность все хвалили. Так женился на Химене Дон Родриго из Кастильи.