Театр тающих теней. Под знаком волка
Шрифт:
— Стоит какой-то тип. Пренеприятный.
И делает вывод.
— Здесь есть черный ход. Когда магазин был, через двор продукты подвозили. Ирочка, где у нас ключ от черного хода? — спрашивает у сотрудницы Женя и обращается к Дале: — Вам с девочками лучше вернуться домой.
Вернуться они не успевают. Отвлекая Ирочку от поиска ключей, возникает тот самый посетитель, который утром требовал работы Вулфа. Женя с Ирой пытаются втолковать ему, что работ Вулфа в экспозиции нет и что выставка еще не открыта, приходите через два дня, Даля тем временем успокаивает и отвлекает девочек, предлагает поиграть в горку — то одна, то другая теперь забираются на нее как на горку и по ее ноге съезжают вниз. То Аня, то Маня, то снова Аня…
Пока девочки так катаются, Даля спиной чувствует на себе чей-то взгляд. Оборачивается и от испуга едва не роняет Аню.
Черный человек.
Стоит. Уже в галерее. Смотрит.
Черный человек со страшными глазами. Не на нее смотрит, а делает вид, что интересуется живописью.
— Простите! — обращается к нему Ирочка. — Мы еще не открылись. Приходите послезавтра или в любой день до конца лета.
Черный угрюмо кивает и, еще раз обернувшись на Далю, крайне неспешно двигается по направлению к выходу.
— Жалко, — говорит Аня.
Чего «жалко», не понимает Даля.
— Не жалко, а жалко, — доходчиво объясняет Маня. — Осень-осень жалко…
Какая осень, чего жалко?
— Жарко, — оторвавшись от посетителя с Вулфом, переводит с детского на человеческий Женька. — Очень жарко. Кондиционер еще не подключили. Солнце вышло, витрины огромные. Напекло.
Ах, жарко. Очень жарко…
— Пить! — требуют девочки.
Это и без перевода понятно. Даля берет со стола Ирочки бутылку воды, наливает в стакан для Мани, в стакан для Ани. Больше стаканов нет. Придется самой пить из бутылки.
Только собирается отхлебнуть из горлышка, как и взмокший от бурного спора с Женей охотник за Вулфом просит:
— Можно и мне водички!
Приходится спустить девочек с коленок и отправиться на поиски еще одного стакана.
Стакан находится в дальней подсобке. Даля возвращается в зал и, спешно налив посетителю воды, снова собирается глотнуть сама, но девочки тем временем почти дерутся. Аня уже допила свою воду и пытается отхлебнуть у Мани… Поставив на стол бутылку, Даля спешит разнять девиц, с жадностью поглядывая, как собирается сделать глоток посетитель, продолжая убеждая Женю продать ему раннего Вулфа, который, он точно знает, у Жени есть.
Посетитель делает большой глоток из своего стакана… и падает.
— Дядя, стявай.
— Стявай, пастудисся.
Посетитель не шевелится.
Ирочка визжит. Женя, опустившись на колени, пробует нащупать пульс и велит Ире замолчать и срочно звонить в «скорую». А Даля стоит, оцепенев.
Кроме них, в галерее никого нет. Но только что Черный ходил вдоль стен с картинами. И мимо столика, на котором стояла вода, ходил. И видел, что она из этой бутылки собирается пить. Мог что-то подсыпать, пока она за стаканом ушла.
Где этот Черный? Исчез?
Если бы она не успела налить воды Ане и Мане, едва открыв бутылку? Если бы и девочкам, как и несчастному почитателю Вулфа, налила, уже вернувшись из дальней подсобки? Если бы и девочки выпили воду из этой бутылки уже после ее возвращения? Если бы две маленькие девочки, две Женькины дочки пострадали из-за нее? Как из-за нее теперь пострадал совсем посторонний человек, ценитель Вулфа? Как вчера из-за нее пострадала скрюченная старушка?
И как в замедленной съемке видит, что Маша хочет глотнуть из бутылки. Из той самой бутылки, из которой Даля налила несчастному, замертво упавшему человеку и не успела выпить сама. А куранты, которые в этой галерее, как и в квартире наверху, слышны с улицы, бьют три часа.
Кинувшись к девочке, в падении, выбивает бутылку из ее рук и хватает Машу на руки. Суета, вспышки. Фотографы, приехавшие к трем снимать экспозицию, снимают всё вокруг — суету, упавшего замертво мужчину, ревущую Аню, вцепившуюся в ногу матери, ревущую Маню на руках у Дали… Еще бы — вместо скучных картин на стене такой экшн, эмоции неподдельные.
— Стоп! — ревет Женя и машет руками в сторону фотографов. — Это частная жизнь! — И, уже повернувшись к Дале и подхватив ревущую Аню на руки, поясняет: — Моих бывших коллег хлебом не корми, дай на чужую беду слететься.
— Почему коллег?
— Сама такой была. На западные агентства стринговала, в горячих точках, на стихийных бедствиях. У людей беда, а я вынуждена затвором щелкать. Жестокая профессия. Впрочем, успела с ней закончить. Ладно, не до разговоров о профессии сейчас. «Скорую», Ира, вызвала? Еще и ментовку, кажется, надо. Вряд ли он очнется.
Даля с девочками, которые во всех странностях этого утра, кажется, уже приняли ее за свою, уходят наверх в квартиру. Черного на остановке нет. И в подворотне нет. Но, наливая Мане сок, Даля замечает, что руки у нее трясутся, сок проливается на стол.
— Что с тобой? — спрашивает вернувшаяся часа через полтора Женя. «Скорая» констатировала смерть посетителя, и потом еще долго всё оформляли.
Девочки к тому моменту уже второй раз за этот длинный день спят сладким дневным сном, забыв обо всех страхах — счастливое детство! Ей бы тоже сейчас уснуть и не помнить всё, что случилось, начиная со вчерашнего дня. Хотя тогда она не будет помнить и Женю, а забыть или не узнать Женю Даля точно не хочет. И ее, и Маню с Аней, и даже Джоя променять на свои страхи? Этого она не хочет. Но и бояться не хочет.
— Тебя что-то пугает?
Даля сбивчиво рассказывает о Черном человеке, который возник вчера и сейчас страшной тенью явился ровно перед тем, как посетитель упал замертво. И как ей показалось, что Черный мог подсыпать отраву в бутылку, из которой она наливала посетителю воду, и мог сделать это раньше, и тогда бы отравленную эту воду выпили Маня и Аня. И что всё это из-за нее.
— Тебе есть чего бояться, девочка? — спрашивает Женя.
— Да… то есть нет. То есть…
Рассказать?