Театр тающих теней. Словами гения
Шрифт:
Руки Олега на ее спине. На коленках. И чуть выше. От испачканной в автозаке одежды запах пыли и пота. Еще выше… Выше… Другие руки в тренерской на ее коленках… И выше. И звук как порванная струна. Неведомая сила выбрасывает ее из этого нового невероятного измерения обратно. Туда, где нет ничего. Только волна тошноты…
— Не могу. Извини.
Хлопает входная дверь. Она снова на улице.
Не могу… Не могу… не могу…
— Почему она ему не дала?!
Режиссер Кирилл откладывает в сторону еще одну страницу заявки на сценарий.
— У нее психологическая травма. Когда ей было лет четырнадцать-пятнадцать, тренер домогался. Из-за этого и бросила фигурное катание. И нормальные отношения с мальчиками не могла завести. До четвертого курса ни разу нормально не целовалась.
— А Олег?
— Олег как ты. Понял только одно — «не дала!».
Новогодний прием во дворце Келуш
— Почему вы меня выбрали?
— Не я выбрал! Оттуда приглашали! — директор Гонсальвеш делает выразительный жест пальцем вверх.
— Не на прием! Почему вы меня в ведущие выбрали? Пять лет назад.
Директор чешет ладонь. Только он стал успокаиваться, что все нормально. Почти. Эву привели в чувство. Заново причесали. Затолкали в машину. Странноватую, будто ее по голове мешком шарахнули, но все же ту самую звезду Эву Торреш, которую ждут на приеме. А его ждут только вместе с ней. Без телезвезды он там не нужен, даром что он начальник звезды. И они едут на большой правительственный прием. Опаздывают немного, но не критично, в рамках допустимого протоколом. А эти звездные капризы, похоже, заразны. Прежде Эва никогда себе такого не позволяла, и вдруг…
— Почему в кадр посадили? Я тогда на ведущую похожа не была… Да не чешите руки, так до крови можете разодрать.
Берет руку директора, отводит в сторону, не отпускает. Дольше обычного. Удерживает его руку.
— Вам приказали? Конечно, вам сверху приказали…
— Рекомендовали…
Директор руку все же выдергивает.
— Но если бы я не был уверен, что ты достойна…
Эва про ее достоинства уже не слушает.
Приказали сделать ее ведущей. Телезвездой.
Тогда, пять лет назад, ее посадили вести программы новостей, которые в строжайшей тайне записывали для единственного зрителя — парализованного диктатора Салазара. Службист вызывал на отдельный разговор, внушал, насколько все секретно. И она день за днем читала новости, что заявил премьер Салазар и какое решение он принял, в то время как в основной эфир на всю страну выходили другие новости про нового премьер-министра Каэтану.
К больному диктатору посылали съемочную группу. Со спины, чтобы следы паралича были не так заметны, снимали Салазара, принимающего Каэтану, которого он все еще считал своим заместителем. После в особой папке приносили уже написанный текст — без следов синего карандаша. Приносили те, перед кем их цензор почтительно распахивал двери. Читать подводки и закадровые тексты приходилось по листочку, который сразу после прочтения уносили. Смонтированное видео вставляли в начало обычного выпуска, убрав новости о действиях премьер-министра Каэтану. Дальше бобину увозили в известном направлении, чтобы вывести на экран единственного телевизора. А с нее брали подписку о неразглашении.
Почему читать новости для парализованного диктатора выбрали ее?
Луиш в ту пору еще мало пил и был не так уж ужасен, можно было его приструнить. И других желающих стать звездами хватало.
Почему именно ее?
Почему мать в ложе за спиной Салазара?!
Почему у нее на руке это кольцо? Кольцо с руки диктатора?!
Кольцо, сколько Эва себя помнила, мать бережно хранила, надевала только по особым случаям. Но подарила ей в день ее первого появления в кадре.
— Ты должна его носить! Оно приносит удачу!
Должна. Кольцо с детства внушало ей благоговейный трепет.
После стоп-кадра с кольцом на мизинце Салазара первый порыв был бежать к телефону звонить или быстро в машину и ехать разбудить мать и задать вопрос.
Но если мать столько лет ничего не говорила, никогда даже не упоминала о знакомстве с тем, кто всю жизнь был для нее вторым после Бога, то вряд ли скажет и сейчас.
Прием как прием. Все ждут официальный тост.
Каэтану еще нет, а очередь выстроившихся чокнутся с ним — в надежде успеть сказать, спросить, кивнуть, присягнуть — уже есть. Длинная такая очередь к пустому месту. Стоящие в ней истово подсчитывают знаки внимания пока со стороны ближнего круга — кому больше досталось, какие ветры веют, какие перемены грядут.
Великая Амалия Родригеш спела всего раз и уходит. Достойная.
Амалию сменяет снова тот сладкоголосый Брага, что был днем на телестанции. Гитару ему подносит тот же безликий человек с влажными руками, что стоял за оператором в студии. Эва достает из сумочки платок и вытирает ладони. И только потом спохватывается, что сходит с ума — сейчас же она не пожимала влажную руку безликого. Рефлекс.
Здесь все!
Генерал Кошта Гомеш, приходивший к ней на интервью в студию сразу после назначения на пост командующего Генеральным штабом, подходит вместе с таким же важным генералом и кем-то чином ниже, кажется, капитаном — вечно она в воинских знаках путается. Представляет:
— Эва, это генерал Антонио ди Спинола! Капитан Витор Сантуш. — И понизив голос, вкрадчиво: — Мы не выдаем военные тайны, но сразу после праздников ждите информацию о новом назначении!
— Очень приятно, генерал!
— Антонио написал книгу, скоро выйдет. — Кошта Гомеш разворачивается в сторону стоящего рядом директора телестанции. — Вы должны будете об этом рассказать в новостях. Это будет событие!
Директор Гонсальвеш кивает.
— Конечно же, конечно. Ждем сразу после праздника!
— Лучше через две-три недели. В магазинах появится девятнадцатого.
— Тогда сразу девятнадцатого. Как книга называется?
— «Португалия и будущее».
— Отличное название! Отличная тема для программы. Эва будет брать у вас интервью!
Вид генералов на директора всегда производит впечатление Медузы Горгоны. В детстве в солдатики не наигрался? Перед гражданскими начальниками любого уровня он бледнеет, но не до обморочного состояния. Но стоит на телестанции или в его непосредственной близости появиться военному, как полностью теряет дар речи. Или мужчины все такие? Ей вот все равно, генерал, командующий или капитан, который сейчас пытается за ней ухаживать.