Театр тающих теней. Словами гения
Шрифт:
Послать бы. Но нельзя. Директор Гонсальвеш не простит. Придется, как обычно, дурочку изображать. Что с красотки ведущей взять…
— Ха-ха! Какие небылицы! В такое поверить — как в снег в Лиссабоне в Новый год!
Премьер традиционно нуден — нет в его речах той завораживающей магии, колдовства, гипноза, что отличали каждое выступление его предшественника Салазара. Каэтану о чем бы ни говорил, всегда бу-бу-бу. Атлантическая солидарность. Борьба с коммунизмом в колониях.
— Еще бы про отток капитала за рубеж рассказал! — шипит сзади в ухо капитан. — Полтора миллиарда эскудо за прошлый год. Публиковать эту статистику Каэтану запретил.
Бог с ним, с капитаном-провокатором. До конца приема она как-нибудь дотерпит, и не такое терпела. Но премьер действительно парализующе монотонен. Столько лет за спиной Салазара провел и ничему не научился.
Столько лет провел…
Сколько?
С какого времени Каэтану был рядом с Салазаром? Плохо она учила историю в университете! Оценками по современной истории Португалии похвастаться не могла. Но вдруг?! Вдруг Каэтану знает, что ее мать делает за спиной диктатора?
Что, если?! Шальная мысль!
Включить звезду, рвануть с бокалом наперерез! С Новым годом, господин премьер! С новым счастьем! Сказать, что мечтает об интервью с ним… Не затопчет же ее охрана! Или затопчет?
Как так получилось, что задать вопрос премьер-министру ей проще, чем задать вопрос собственной матери?
Но интервью премьер не дает, а ее и директора Гонсальвеша службисты потом по допросам затаскают.
А если сразу про мать спросить, как она, мать, оказалась в ложе диктатора? И откуда у нее это кольцо? Вдруг от неожиданности премьер ответит?! Пусть потом этот капитан-провокатор ее оттаскивает, она уже узнает. Или не узнает. А кстати… Капитан, как любой службист, должен биографию премьера знать.
— Каэтану с Салазаром долго работал? — делает вид восторженной почитательницы Эва.
— С середины сороковых, — без запинки отвечает Витор. Хорошо учился в свой военной школе. Или где там их учат. — В 1933-м был аудитором в министерстве финансов при Салазаре, но недолго.
— А между этим что делал?
— С 1940-го возглавлял салазаристскую молодежную организацию, с 1944-го — министр колоний…
— А в 1938-м? — отсчитывает девять месяцев от даты своего рождения Эва.
— Профессор в Коимбре.
Этого капитана хоть сейчас на экзамен по биографии премьера отправлять можно, сдаст на отлично.
Бесполезно рисковать. Мать в ложе оперы с Салазаром по виду такая же, как на ее фотографии 1938 года. Еще стройная, это после родов она располнела. Но в те времена Каэтану в свите диктатора не было, а жаль!
Большие напольные часы в зале приемов уже бьют двенадцать! Премьер закончил речь и с бокалом начинает свой путь по кругу.
— С Новым годом! С Новым годом!
Чокается со стоящими впереди по одному ему известному принципу. С кем-то только стук-стук, кому-то кивает — поздравляю, кого-то даже не замечает.
Сзади толкаются, всеми силами лезут вперед, кому не удается пролезть, тянут к премьеру бокалы, обливая шампанским парадные сюртуки, меха, вечерние платья и генеральские кители ближнего круга. Не с премьером чокнуться, так хоть с его супругой, которая, как утешительный приз, идет следом, стуча по бокалам не замеченных мужем гостей.
— С Новым годом! С новым процветанием!
— Нового величия «Новому государству»!
Сейчас и до нее дойдет. Как встретишь Новый год, так и проведешь? В очереди к бокалу премьера с провокатором-капитаном за спиной?!
— Сеньора Торреш!
Премьер Каэтану около Эвы останавливается, сбивая ход следующей за ним процессии. Все шествовали в едином ритме, вдруг затор. Глава Генштаба Кошта Гомеш, приставивший к ней этого соглядатая-капитана, чуть не налетает сзади на жену премьера. Едва успевает отвести в сторону руку с бокалом — вылил бы сейчас шампанское в декольте первой леди, всю армию поднимать на его защиту пришлось бы!
Генерал Кошта Гомеш вскидывает густые брови — на ком застряли?! Увидев, что премьер разговаривает с Эвой, сначала хмурится — не велика птица, общий ход сбивать, потом натягивает положенную парадную улыбку. И снова кивает стоящему за ее спиной капитану, не упусти, мол! Капитан и сам не отлипает. Дышит в затылок.
— Смотрим вас, смотрим! Вы наша звезда! — Приторная, как крем в пирожных паштейш-де-ната, улыбка скользит по лицу премьера. — Каждый вечер смотрим, правда, дорогая?! — обращается к супруге, чтобы та потом дома скандал не устроила.
Эва снова с приклеенной улыбкой клоуна бормочет что-то про честь быть приглашенной…
Супруга Каэтану Тереза сзади кивает.
— Вы наша любимица!
Генерал Кошта Гомеш за плечом супруги премьера вытягивается, пытаясь в общем гаме расслышать хоть что-то. Вид у него довольный. Радуется, что человечка к ней вовремя приставил?
Премьерская чета продолжает разговор с ней как с давней знакомой, каждый вечер приходящей в их дом. Продолжает явно дольше положенных на приеме пары дежурных фраз. Эва уже спиной чувствует, как от всех нечокнувшихся с премьером в ее сторону идут волны ненависти — им даже стука бокала не досталось, а с ней премьер говорит и говорит!
Провокатор-капитан просто прилип сзади, нарушая все правила приличия. Если бы не премьерская чета, так и влепила бы пощечину этому соглядатаю!
Премьер мурчит еще что-то про нее, Эву Торреш, звезду Нации — опять эта Нация! Что в нее верят, знают, в любой сложной ситуации она будет верна нашему делу…
Каэтану уже раза три коснулся своим бокалом бокала Эвы. Бокалу соглядатая-капитана, нависшего над Эвой сзади, достается лишь стук бокала супруги премьера.
Отходят. Наконец. Теперь можно развернуться и сказать этому капитану все, что о нем думает! И не только сказать.
— Знаете ли, господин капитан…
Резко поворачивается, замахиваясь, чтобы ударить соглядатая по лицу! И пусть ее больше никогда не позовут на правительственные приемы! Таких хамов-стукачей нельзя прощать!
Поворачивается с уже занесенной для удара рукой. И видит…