Театр тающих теней. Словами гения
Шрифт:
Прежде по большим праздникам на Рождество и именины в день святой Марии Магдалины, приняв в подарок новый шифоновый платок из тех, что потом будет закалывать с волосами в пучок на голову, в качестве высшего поощрения просила включить ей пластинку с фаду из ее фрегезии Санта-Эуфемия округа Коимбра. Заунывные песни родной стороны — единственная музыка, которую его домоправительница признает. Со временем проигрыватель переехал в ее комнату наверху, Мария сама научилась трем простым действиям — пластинку поставить, лапку с иголкой опустить, кнопку «вкл.» нажать, и слушает теперь свои любимые фаду перед сном, когда он сам только начинает работать.
А у Кардозу и правда перхоть на пиджаке. Наблюдательная она, Мария Жезус. Глаз — алмаз. Вся как народ — консервативная, здравомыслящая, знающая свое место. И преданная начальству.
— Ты же Марию явно проверял, и не один раз, — спрашивает диктатор вошедшего после Марии замглавы спецслужбы и рукой останавливает попытки того возразить. — И не пытайся лукавить! Не мог не проверять!
— До меня еще проверяли. Добавить за эти годы нечего.
— Кто же отравил ее ребенка? Действительно жена брата?
— Ребенка? Не было у нее никакого ребенка… По всем отчетам не было.
— Как это не было?!
— И замужем она никогда не была. Так сказать, девица. В Коимбре при приеме на работу приврала.
— Зачем?
— Не могу знать. Может, думала, что к вдове, потерявшей ребенка, больше доверия, чем к перезрелой девице. Ребенок был у ее старшей сестры. Девочка. Люсия. Мария ее нянькой была. Этот ребенок действительно умер. И муж сестры потом утонул.
Как ступни зудят. Сил нет. Надо было попросить Марию сделать ванночку для ног.
— Что у тебя?
— Вынуждены были применить план В.
— Все так плохо?
— По данным всех наших источников, если выборы президента пройдут завтра, Умберту Делгаду опережает Америку Томаша процентов на пятнадцать-семнадцать.
— Делгаду… Когда я его просмотрел? Был же святее папы римского, правее правого. Клялся в верности. Ненавидел коммунистов… И на тебе! «Я его уволю!»
Диктатор цитирует недавнее интервью главного нынешнего оппозиционера Умберту Делгаду, который так ответил на вопрос о будущем самого Салазара в случае его победы на президентских выборах.
— «Уволю»! Власть учуял…
— На вчерашнем митинге в Эворе Делгаду заявил об альянсе с компартией. Но мы работаем. Алвиш уже…
— Коммунист? Что с ним?
— Он больше не с нами. Покинул этот мир. Вышел…
— Без подробностей! А Куньял?
— Алваро Куньял, как вы знаете, в тюрьме Пениши. Оттуда убежать невозможно.
— Но ты контроль все же усиль!
Как чешутся ступни.
— Что еще по Делгаду?
— По совокупности обстоятельств предлагается перейти к плану С.
Кардозу протягивает папку с грифом «Совершенно секретно».
«…аннигилировать оппозиционного кандидата, вне зависимости от того, какие средства придется применить».
— …и устроить революцию! Вы в своем уме?
Салазар приподнимает левую бровь, что само по себе уже внушает всем окружающим священный трепет. Диктатор никогда не кричит, но и одной поднятой вверх брови достаточно.
— Думать головой надо! А не только следить и сажать. Что еще не отработанного по варианту В?
— Работа на выборах. Подконтрольные избирательные комиссии, особенно на севере.
— Вот и работайте по плану В. Океан возможностей! Какие-то пятнадцать процентов.
— Так точно!
Кивок головы Кардозу в сторону другой папки, лежащей на столе премьера, в свете заходящего солнца хорошо видно, как перхоть с его головы снова сыплется на его серый пиджак.
— Что прикажете делать с Монтейру? Его перевезли в Лиссабон. Дальше или в Пениши лет на пятнадцать, жаль, Таррафал закрыли! Или…
— Или! — обрывает диктатор. — Такие люди в самый нужный момент пригодятся! Позаботься.
— Есть позаботиться!
И уже вслед уходящему Кардозу задает вопрос:
— Так у самой Марии кто-то был?
— Никогда и никого… Сколько искали ее связи, ничего не нашли. Так и осталась, так сказать, в девицах.
В девицах?! То-то Мария по молодости девушек вокруг него разгоняла. Все не те, все не так…
Что она там сегодня бурчала? Кто из его сотрудниц «понес», а кто с коммунистом связался? Что-то память уже отказывать стала. Быстро девушки вокруг него менялись. Слишком быстро. То ли охрана слишком старалась, то ли Мария.
Одну хорошо помнит, как же ее звали?.. На «Аиду» в оперу с ним ходила. У нее еще в тот день день рождения оказался. Подарил ей кольцо со своего пальца. Которое ему самому в Мадриде Франко подарил, какое-то старинное кольцо еще от Габсбургов.
Повезло той девице. Сидела тогда в ложе вся перепуганная. А страх всегда возбуждает… Возбуждал…
Вспомнить бы, как звали… И у Марии не спросишь. Не скажет. Не любила ее Мария. Всех не любила, а эту особенно. Как же звали… Каталина?
Только черному коту и не везет
Прихожу в себя оттого, что кто-то протирает мне глаза, которые я никак не могу открыть.
Приоткрываю с трудом, но никого не вижу. Темнота сплошная.
— Кто здесь?
Никто не отвечает.
Стоит только прикрыть глаза, как их снова протирают чем-то влажным. Открываю глаза — никого. Все так же темно, и никого. И так несколько раз. Пока не нащупываю около головы что-то пушистое и теплое.