Театральная эпопея
Шрифт:
Потом мой школьный товарищ Дима сказал, что дефицитные книжки библиотекари отдают читать своих знакомым, поэтому этих книг нельзя никогда найти на
библиотечных полках, или иногда даже продают некоторым знакомым.
–Как продают?– удивился я.– Ведь это библиотечные книги!
Мой товарищ Дима лишь посмеялся надо мной, говоря, что я наивный и следует уже становиться взрослее:
–Слушай, Сережа, ты как на Луне растешь, что ли? Знаешь, какая маленькая зарплата
у библиотекаря?
–Ну…
–Вот
кило колбасы на дефицитную книжку, которую ты не можешь прочитать. Потом
читатель приносит эту книжку в библиотеку, дает библиотекарше еще новый дефицит,
а она ему – новую дефицитную книжку. Бизнес своего рода!
–Фу, как противно…
–Это жизнь, старик!– объяснял мне Дима, улыбаясь.– А иногда дефицитные книжки
даже продают.
–Как это?
–Молча! Бизнес своего рода, а потом книжки списывают. Или пишут, что их читатели потеряли.
Помните, мой дорогой читатель, старые лозунги о том, что наша страна являлась
самой читающей страной в мире? Да? А помните сбор макулатуры в обмен на
интересную книжку? Помните, надеюсь, книжных спекулянтов у входа в книжные магазины? Я-то все помню, помню мои тщетные поиски пьес Шекспира, Шиллера, Мольера. Как мне хотелось их прочитать! Не найдя этих пьес в библиотеках, я решил
ходить в читальню, чтобы читать нужные мне пьесы. Представляете себе, господа, мои дорогие читатели, отчаяние юноши, который хочет читать Шекспира, других известных драматургов, но не может найти их пьес в продаже или в библиотеках, живя в самой читающей стане мира?! Не абсурд ли, хотя мы жили и продолжаем жить в стране
абсурда!.. И как мне было трудно читать пьесы в читальне, когда такое чтение требует тишины, покоя! Я тратил каждое воскресенье в читальне несколько часов, чтобы читать пьесы Шекспира. Отец постоянно ворчал, говоря, что потраченное мной время надо
было уделить занятиям медициной, но я старался пропускать его замечания мимо ушей
и не отвечать ему – так спокойнее жилось. Наконец, прочитав в читальне несколько пьес Шекспира и Мольера, я также прочитал многие сочинения Вольтера. Дидро,
Жан Жака Руссо, Чернышевского, Добролюбова, которые еще более способствовали
моему свободолюбивому нраву. Если отец с матерью жили тихо, даже опасливо, я рос
и становился совсем иным, чем они: смелым, горячим, решительным. Я открыто говорил своим знакомым ребятам во дворе, что надоело жить в царстве дефицита и
нищеты. Неоднократно отец и мать делали мне замечания, даже кричали на меня,
говоря, что я должен помалкивать и не говорить, о чем думаю, с ребятами во дворе.
–Нет!– решительно возразил родителям я.– Молчать я не буду!
–А тогда тебя посадят в тюрьму!– известил меня отец, весь красный от волнения.– Или
тебя посадят в сумасшедший дом.
–Меня? Но я не больной.
–Посадят, Сережа,– поддакнула отцу моя мать.– Лучше помалкивай, так лучше будет.
Здесь дома ты можешь говорить, о чем думаешь, но вот на улице или в школе не советую.
Я тебе по секрету скажу, только ты никому во дворе и школе не рассказывай.
И она впервые рассказала мне про своего отца, который погиб в сталинских застенках.
Его арестовали за какую-то случайную фразу, которую он сказал при многих свидетелях
на работе, не думая о последствиях. Поздно ночью в квартиру моего дедушки, как рассказывала мать, плача, вошли три мрачных офицера, которые довольно грубо приказали дедушке быстро одеться и пройти с ними. Они посадили дедушку в черную машину и увезли, даже не сказав, куда его везут и зачем. Потом по прошествии целых двадцати лет моя бабушка узнала, что его на следующий день утром повели в суд, приговорив к десяти годам за антисоветскую агитацию. Тщетные попытки бабушки
узнать, где находится ее муж и арестован ли он, не увенчались успехом, и долгие
годы она прожила в отчаянии и страхе. Лишь во времена хрущевской оттепели она
узнала, наконец, правду, но от этого легче ей не стало. Бабушка умерла от рака легких. Умирая, она рассказала все моей маме со слезами на глазах.
–Прошу тебя, моя Леночка,– шептала бабушка моей маме,– помнить всегда о
бедном твоем отце, чтобы дети твои не повторили его судьбы! Чтобы они не говорили
что-то при чужих! Чтобы твои дети помалкивали, а то их посадят и убьют сталинские палачи! Дай мне слово, что ты воспитаешь их умными молчунами, которые сто раз подумают, а один раз из ста что-то скажут, предварительно обдумав каждое свое слово!
Моя мама тогда успокоила умирающую, говоря, что последует ее советам…
Отец сурово спросил:
–Понял ты, какая опасность тебе грозит или нет?
–Но ведь время сейчас уже не то…– попытался возразить я, однако отец завопил, подскакивая со стула и бегая по квартире, грозно сверкая глазами:
–Идиот! Ой, какой идиот мой сын, Лена!
–Не ругай моего сына!– заступилась за меня мама.
–Нет, какой он идиот! Да именно в э т о й с т р а н е всегда то время, когда могут
тебя посадить в психушку, или арестовать за какую-то фразу!– Слова «этой стране» он специально выделил, стуча кулаком по столу.
Я послушно кивнул, чтобы только закончить неприятный разговор и успокоить
моих не в меру крикливых и опасливых родителей. Однако отец не стремился идти
спать, а напоследок решил добавить:
–И еще, Сережа!… Лучше тебе работать врачом, чем актером или режиссером.
–Но…
–Нет, ты хотя бы выслушай отца!.. Врач не болтает попусту, понял?.. А режиссер или