Театральная эпопея
Шрифт:
–Какой вздор!
–Вовсе не вздор! Роман Гашека и его главного героя Швейка читатели полюбили за
его антимилитаризм!
Ширмыршлянский сидел на кресле, не двигаясь, не меняя выражения лица.
А Кузнецов тут же добавил, ободренный репликой Архиповой:
–Войну и всяких военных тупых чинуш надо высмеивать, а мы только поем о триппере! Говорим о клистире!
Ширмыршлянский неожиданно для всех актеров захлопал в ладоши, приговаривая:
–Браво!.. Браво! Какой темперамент у наших молодых актеров!
–Вы не слышите нас!– воскликнула Архипова.– Швейк не хочет воевать! Вот где
поговорить нам со зрителями, уставшими от войны, незаметно перетекшей в контртеррористическую операцию!
Ширмыршлянскому надоело слушать двух молодых актеров.
–Прекратить прения в моем театре! – разозлился Ширмыршлянский.– Вот ты,
Архипова недавно институт закончила, не так ли?
–А при чем…
–Сначала бы поработала годик- другой, опыт бы получила, а то сразу меня критиковать вздумала! Спектакль должен состояться, а ты с Кузнецовым хочешь его сорвать!
–Нет, Иосиф…
–Немедленно приказывать прекратить прения в моем театре!– продолжал
Ширмыршлянский.– У нас тут театр, а не политический форум. У нас Театр юмора и забывать это не нужно. Кто тут против юмора, может выйти. Двери моего театра всегда открыты на вход и на выход. У нас один юмор и еще раз юмор! Сатиры в моем театре
не будет!– Тут Ширмыршлянский замолк на минуту, закурив трубку, потом строго
спросил:– Гм, скажите, а вы оба, Архипова с Кузнецовым, считаете, что сатира не
должна смешной?
–Нет, она должна быть смешной, она должна высмеивать…– попытался ответить худруку Кузнецов, но его резко оборвал Ширмыршлянский, улыбнувшись фальшивой улыбкой:
–Браво, как хорошо, что хоть иногда ты со мной соглашаешься, Кузнецов! «Смешить и
еще раз смешить!»-вот девиз моего театра… Смешить, а не высмеивать! Понимаешь разницу?
–Но…
–Так,– перебил актрису Ширмыршлянский, – можешь организовать свой собственный
театр, но не здесь, а в другом месте, и там ставить свои спектакли, но здесь мой театр!
И я здесь худрук, ясно?..– Ширмыршлянский нахмурился, замолчал минут на три, держа поистине театральную паузу, когда все актеры молчат, но зрители понимают, что пауза вовсе не снимает напряжения в зале, и пауза служит для осмысления услышанного и прочувствованного в спектакле.
Все актеры в зале молчали.
–Вы оба срываете нашу репетицию,– заявил Ширмыршлянский.
–Но…
–Итак, продолжим нашу репетицию!– распорядился Ширмыршляский, не желая больше разговаривать с молодыми актерами.
Машина подъехала к Театру юмора, Ширмыршлянский открыл дверцу, медленно
вышел из машины и привычной твердой походкой направился к служебному входу, находящемуся с боковой части здания. Возле двери он заметил средних лет брюнета в джинсах, с усами и небольшой бородкой, с черной сумкой в руках. Брюнет нетерпеливо переминался с ноги на ногу, глядя на подходящего худрука и слегка улыбаясь ему. То
был я, мой дорогой читатель! Я решил встретиться с Ширмыршлянским и отдать ему
свои две сатирические комедии. Конечно, я не надеялся, что Ширмыршлянский вспомнит обо мне, когда в пору моего студенчества он зашел посмотреть наш любительский театр.
–Здравствуйте!– обратился я к Ширмышлянскому.
Ширмыршлянский даже не посмотрел на меня, бросив только, когда он взялся за
ручку входной двери:
–Гм, это вы мне?
–Да! Я – писатель Соколов, автор двух комедий, я хочу….
–Гм, молодой человек, все хотят! – сухо ответил худрук.– Оставьте свои гениальные рукописи на вахте.
–Но…
Тут Ширмыршлянский остановился, наконец, взглянув на мое обеспокоенное
лицо, и назидательно произнес:
–Слушайте, я попрошу вас, молодой человек, не задерживать меня и не всучивать свои рукописи на улице. Оставьте все на вахте, мне передадут. Вернее, в моем театре есть
завлит, он прочтет.
–Но я хотел…
–Все хотят, молодой человек!– улыбнулся фальшивой улыбкой Ширмыршлянский,
чуть толкая меня, так как я загораживал ему вход в здание. – Пропустите вы меня или
нет?
Я моментально посторонился, шумно вздыхая. Ширмыршлянский поспешно вошел
в театр, а я остался стоять у входа. Было слышно, как худрук накричал на служащих,
потом крик прекратился. Ко мне вышел средних лет охранник с заспанным лицом
и спросил, оглядывая меня с головы до ног:
–Ты чего тут стоишь?
Знаете, мой дорогой читатель, мне всегда не нравилась фамильярность, грубость, но
я чудом сдержался и ответил как можно спокойнее:
–Я хотел поговорить с Ширмыршлянским, но…
–Все хотят с ним поговорить! Он приказал, чтобы тут всякие посторонние не стояли.
–Но мне нужно передать завлиту мои комедии!
–Отдай их мне, я передам завлиту. Ответ будет через две недели.
Мне ничего не оставалось делать, как выполнить требование охранника. На этом
моя встреча с Ширмыршлянским закончилась. Я побрел домой, думая, как же
встретиться с Ширмыршлянским и поговорить с ним.
А Ширмыршлянский прошел в свой просторный кабинет, уселся в мягкое кресло.
Он помнил, что сегодня должна состояться репетиция спектакля «Бравый солдат»,
поэтому вытащил из ящика стола блокнот со своими заметками.
В кабинете стоял возле стены большой коричневый письменный стол, рядом со
столом – два кресла, вдали у окна телевизор, холодильник, книжный шкаф, мягкий диван. На стене выше стола висел портрет Станиславского, Ширмыршлянский почитал