Тебе держать ответ
Шрифт:
И если так, то надеждой тщетной. Потому что гонец не доставит это письмо, ни сейчас, ни через год. Из-за Адриана.
Всё из-за него.
Адриан обнаружил, что судорожно стискивает свиток в кулаке. С трудом разжал пальцы, расправил и снова стал перечитывать. Гонец, которому можно доверять… ха! Знал бы Анастас, что это за… что это… Адриан почувствовал дрожь в коленях от одного только воспоминания о руке, упёршейся в стену над его плечом, о масленом взгляде, поблескивавшем в полутьме, — и тут же отогнал это воспоминание.
Но что-то ещё тревожило его в этом письме. Что-то важное и очевидное, но почему-то ускользавшее. Лишь перечитывая письмо в четвёртый раз, Адриан наконец понял, что именно.
Это письмо было написано не рукой Анастаса.
Адриан
Или кто-то, ловко подделывавшийся под Анастаса?
Адриан сглотнул. Он покрутил бумагу в руках, пытаясь обнаружить какие-нибудь следы подделки, но, что уж и говорить, сам он был немногим грамотнее своего старшего брата и ничего не смыслил как в эпистолярном жанре, так и в способах подделки посланий. Цвета верные… Это печать Эвентри, но печать можно украсть, а подделать цвета и того проще. А что, если это письмо — ловушка… для кого, для лорда Ролентри? Для Анастаса? Или — вдруг что-то кольнуло в груди — для Адриана?..
Гилас, если бы только знать! Если б знать, что он наделал, украв это письмо, — спас своего брата или окончательно погубил его…
Дверь дёрнулась, стукнув запертой щеколдой. Адриан обернулся.
— Адриан? Ты там?
Он подумал, что не называл Вилме своего имени. Хотя чего уж там — наверняка узнала от своей госпожи…
— Я же велел тебе стучать! — зло крикнул он. И тут же подумал: нет, не надо срывать на ней злость. Всё-таки она сберегла для меня это письмо… хотя лучше б уж не сберегла! Лучше было бы мне ничего не знать!
Он распахнул дверь, чувствуя, что вот-вот разразится бесполезным злобным криком, кляня себя за это и всё равно не в силах сдержаться. Вилма стояла на пороге, глядя на него снизу вверх. Он только теперь заметил, что она ниже его на две головы. И снова ощутил стыд.
— Чего тебе? — проворчал Адриан.
— Леди зовёт тебя. Если ты готов.
В её голосе прозвучал неприкрытый сарказм. Адриан буркнул что-то вроде благодарности и захлопнул дверь.
Его взгляд упал на свиток, сиротливо валявшийся на кровати. Помедлив, Адриан взял его и сунул за пазуху. Потом открыл дверь. Вилма всё ещё стояла на пороге.
Адриан медленно перевёл дыхание и сказал:
— Идём.
И она повела его к своей госпоже.
В доме над обрывом было всего два этажа, по три небольшие комнаты на каждом. Внизу располагалась ещё кухня и каморка для прислуги, а покои, служившие гостиным залом, оказались совсем невелики и непритязательны. Там было совсем мало мебели, далеко не самой лучшей работы, и выцветшие гобелены на стенах, и светильники на топлёном сале, чадящие в медных подсвечниках. Единственным ярким пятном в комнате выделялись цветы на столе — белые лилии в низкой вазе, с огромными тяжёлыми чашечками, свисавшими к самой столешнице. Их сильный, приторный запах заполнял всю комнату и смешивался со слабым солёным запахом моря, доносившимся сюда с берега.
Самое обычное, не очень-то привлекательное место, немногим лучше среднего постоялого двора. Но и лучшее место на земле.
Потому что именно здесь, именно в этом месте она сидела у окна, выходящего на долину, примостив локоть на подоконник рядом с раскрытой книгой, и лёгкий бриз, проникавший сквозь распахнутые ставни, шевелил волосы над её лбом, смешивая чёрные пряди с рыжими.
— Миледи… я… — начал Адриан и, поняв, что охрип, смолк.
Она слегка повернулась к нему, поглядела искоса, улыбнувшись. Он никак не мог понять, что видит в её улыбке — ласку или насмешку, одобрение или упрёк.
— Иди, Вилма, — негромко проговорила леди Алекзайн, и дверь за спиной Адриана коротко и сухо хлопнула, так, что он едва не вздрогнул. Нет, ну что всё-таки позволяет себе эта девчонка!..
Алекзайн, как обычно, с лёгкостью прочла мысли по выражению его лица и
— Не сердись на неё. Я знаю, она не похожа на твоих слуг… и ты прав, считая её плохой служанкой.
— Почему вы тогда её не прогоните? — с трудом сдерживая возмущение, спросил Адриан. Он всё ещё стоял на пороге, а леди Алекзайн сидела у окна, положив руку на книгу и придерживая шевелимые ветерком страницы.
— А что, в твоём доме всегда прогоняли нерадивых слуг? — странно улыбнувшись, спросила она.
— Ну… — он растерялся, как это часто с ним в последнее время случалось. — Я не знаю толком… Матушка говорила, что нет большей беды, чем пьющий муж и ленивый лакей.
— Могу спорить, теперь твоя матушка считает иначе, — сказала леди Алекзайн всё тем же странным тоном, как будто про себя, и встала прежде, чем Адриан успел придумать ответ.
Он смог впервые рассмотреть её только утром, уже после того, как позорно разрыдался перед ней, а потом так же позорно уснул у неё на коленях и лишь при свете дня поднял опухшее помятое лицо и сонными ещё глазами взглянул на неё. И если б ему дали волю, он бы до сих пор продолжал на неё смотреть, каждую минуту, каждый миг. Он не знал, сколько ей лет, но думал, что она не старше Анастаса, и в то же время было во взгляде её необычайно тёмных фиолетовых глаз что-то, чего не было в глазах его старшего брата: мудрость, терпение, понимание, которые Анастас не всегда мог проявить, даже если и хотел. Она была не очень высокой, примерно одного роста с Адрианом, и необычайно хрупкой: казалось, её талию — и вчера, в дорожном платье, и теперь, в домашнем, выгодно подчёркнутую фасоном, — можно с лёгкостью обхватить, сведя пальцы рук. Но самым странным были её волосы — не очень длинные, то небрежно уложенные на затылке, то просто присобранные у висков и распущенные по плечам. Они были двухцветными — так же, как глаза Вилмы. Одна половина чёрная как смоль, другая кирпично-рыжая — ровно по пробору, будто так они и росли. Ресницы и брови при этом были совершенно чёрными, и от этого глаза казались ещё темнее и глубже. Мелкие черты лица — небольшой нос, маленький бескровный рот — почти терялись на их фоне. И ещё у неё были тёмные круги под нижними веками, будто она всё время недосыпала.
Эта женщина была самым странным и самым прекрасным существом из тех, кого когда-либо видел Адриан. И никому в своей жизни, даже Анастасу, он не доверялся так легко и охотно, как ей.
В конце концов, однажды она уже спасла ему жизнь.
Леди Алекзайн подошла к камину и села в небольшое кресло подле него. Стояло начало осени, непривычно сухое и тёплое в этом году, и камин пока не топили, поэтому казалось, что она скорее прячется от дневного солнца, чем ищет тепла. Кресло было маленьким, с короткой спинкой, едва доходившей сидящему до лопаток, но она смотрелась в нём величественно и грациозно, будто супруга конунга на троне в Сотелсхейме. Снова полуобернувшись через плечо — у неё была такая привычка, Адриан уже успел это заметить, — она лёгким жестом поманила его к себе. Второго кресла у камина не было, и Адриан, помедлив, просто встал с ней рядом. Поколебавшись ещё мгновение, опёрся плечом о каминную полку, но тут же почувствовал себя неуютно и выпрямился, не зная, куда девать руки. Солнце ушло за угол дома, и в этой части комнаты стоял мягкий полумрак, в котором глаза Алекзайн казались совершенно чёрными и нереально большими из-за тёмных кругов под ними. Но смотреть в них было не страшно — напротив, хотелось, чтобы ничего не осталось в мире, кроме этих глаз.
— Ты видел её глаза? — спросила леди Алекзайн, и Адриан сглотнул. Да неужто она и впрямь может…
Но тут он понял, что она говорит о Вилме, и немного успокоился. Его бил лёгкий озноб — это не было неприятно, и почти не тревожно, но только он чувствовал, что сейчас случится что-то важное, и всё равно старался не думать об этом — ему было довольно того, что он находился здесь, рядом с ней.
— Видел, — запоздало дал он ответ, которого она терпеливо ждала.
— И что ты думаешь?