Тебе не пара
Шрифт:
Проблема ведь в том и состоит: возросшая активность насекомых послужила толчком к развитию у него психоза, и выйти из этого состояния он сможет, только полностью нас истребив. Это, очевидно, параноидальный гнев, перенесенный с ребенка (напасть на которого ему мешают принятые в человеческом обществе условности) на прочих малых бессловесных тварей, убийство коих не навлечет осуждения. Такова, в общем, моя теория. Как бы то ни было, когда-то мы жили спокойно, теперь же по дому бродит страх. А значит, я должен контролировать вторжения собратьев, чтобы они держались в рамках допустимого, иначе всех нас ждут печальные последствия.
Пикирую к окну. Снаружи, в
Помахав наезднику, бормочу про себя молитву за упокой гусеницы и ее родителей. Подумать только — стать сиротой в трехнедельном возрасте, чтобы потом тебя заживо сожрали. Кому охота быть гусеницей?
Ну да ладно; первоочередная задача сегодня — разобраться со слепнем. Я видел, как этот кровопийца с утра пораньше околачивался в спальне: насекомое наглое, легко заметное — словом, опаснее не бывает. Эти отвратительные кусачие зверюги отличаются примитивным развитием и провинциальными манерами, у них нет ни малейшего понятия о такте и прочих тонкостях. Остается только догадываться, что именно ему здесь понадобилось. Обычно они ошиваются поближе к скотине, так что он явно не туда попал. Они, слепни то бишь, любят грозу (странное, на мой взгляд, пристрастие, но каждому свое), однако последние несколько дней даже намека на дождь не было. А этот нагнетает тут атмосферу своим шумным присутствием. Может, удастся уговорить его свалить. Хотя не знаю.
Пролетаю через гостиную, двигаюсь по коридору и вверх по лестнице, заглядываю в свободную спальню, где открыто окно — по-видимому, в него-то этот тип и вломился незваным гостем. Сейчас его здесь не видно. Есть надежда, что убрался тем же путем, каким пришел. Боюсь, однако, что нет. Называйте меня как угодно, хоть экстрасенсом, но я чувствую его присутствие в моем доме и отлично представляю себе, куда он забрался.
В хозяйской спальне темно и сильно пахнет чем-то сладким, молочным. Женщина в постели спит, ее чудовищно требовательное, избалованное дитя, покоящееся рядом в кроватке, — тоже. Она все время спит, когда спит ребенок, что происходит нечасто. Обычно он плачет, в особенности при отце. Тришу раздражает это постоянное хныканье, а еще больше — вид матери: совсем обессилела, прямо живой труп. Лучше бы за собой следила, обычно говорит Триша, наблюдая, как женщина бродит по комнатам, пошатываясь под грузом очередных хлопот о младенце. У мужчины приступы праздности чередуются с эксцентричными выходками, за что Триша почему-то упрекает меня, как будто я сам такой же. Вам это может показаться смешным, но она постоянно меня обвиняет: якобы я забыл, что значит быть насекомым, перестал воспринимать свободу как осознанную необходимость.
Ну конечно, вот и он, слепень: окольными путями приближается к кроватке, то крутится вблизи, то отдаляется в поисках места, где можно получше пообедать. Подлетаю наперерез, пристраиваюсь за ним, держась того же курса, но он уходит в отрыв и садится на верхний край желтого одеяльца, прикрывающего ребенка почти до самого подбородка, даже глазом не поведя в мою сторону.
— Здорово, дружище, — говорю радостно. — Я Клайв. Вашего брата в этих краях не часто встретишь. Потерялся?
Слепень смотрит на меня с любопытством.
— Я потерялся? — в низком дребезжащем голосе деревенского мужлана сквозят саркастические нотки. — Я потерялся? Минуточку… — Изображая на лице задумчивость: — Сижу я, стало быть, голодный, подумываю об обеде, гляжу — передо мной неподвижно распростерт совершенно восхитительный младенец, причем до его мягкой кожицы каких-нибудь два сантиметра.
Принимая все это во внимание, как-то не слишком похоже, что я потерялся… а, Клайв?
Начало не слишком обнадеживающее. Не меняя дружелюбного, сдержанного тона, перехожу прямо к делу.
— Выходит, бесполезно тебя уговаривать не кусать ребенка, так, что ли?
— Скорее я тебя, муха домашняя, уговорю в дерьме не валяться, — фыркает слепень.
— Я ведь по-дружески прошу, только и всего. Мне здесь жить, — говорю я этой твари.
Слепень, ухмыльнувшись, передвигается на несколько сантиметров поближе к лицу младенца.
— А где же наш малыш? — насмешливо пищит он, подражая героям мультиков, прикрывает свои огромные, сложно устроенные глазищи тоненькими усиками, а затем внезапно распахивает их. — А вот он где!
Комариный укус — работа тонкая, искусная. Люди часто осознают, что их укусили, только спустя долгое время, когда препятствующий свертыванию крови антикоагулянт уже оказал свое действие и комар улетел. Слепень — дело другое. Точно вам говорю, укус слепня слышноза тридцать ярдов — слышно, как хрустят эти здоровенные челюсти, мгновенно вызывая сильнейшую боль.
Младенец издает ужасный вопль. Мать тут же просыпается с выражением безмолвной паники на лице, сбрасывает одеяло и бросается, спотыкаясь, к кроватке.
— Господи! — У нее перехватывает дыхание, когда, откинув волосы с глаз, она видит алую кровь, струйкой бегущую на одеяльце.
Подхватив ребенка, она прижимает его к себе, вытирает кровь своей ночнушкой и оглядывает комнату в поисках виновного. Временно пресытившись, слепень победоносно летает вокруг люстры, на его жесткой щетине — свежая младенческая кровь. Женщина замечает его, но спросонья не вполне соображает, что делать, да и сын ей мешает. Бог ты мой, ну и разбитый же вид у этой дурехи несчастной: серовато-бледное, ввалившееся лицо все в морщинах, глаза красные, волосы цвета тусклой глины. Такой вид, будто она умирает или, может, уже умерла, будто майская муха, что весь август напролет цепляется за жизнь во влажных сумерках. Схватив лежащий у постели журнал, она неуклюже пытается прихлопнуть слепня — безуспешно. Тому почти не приходится уворачиваться, он просто висит в воздухе у нее над головой, посмеиваясь себе под нос.
— Как отсюда выбраться по-быстрому? — кричит слепень.
— Попробуй так же, как пришел, через свободную спальню: первый поворот направо за дверью, верхнее окно всегда открыто, — недовольно бормочу я, укрывшись снаружи на шторе.
— Весьма признателен, весьма признателен. Мерси, Клайв.
Только его и видели. Поток воздуха ерошит волоски у меня на спине.
Женщина по-прежнему обнимает ребенка, воркует над ним, целует в лоб, но это чертово создание все равно продолжает вопить как одержимое. По лицу у него до сих пор течет кровь. Глубоко укусил слепень.