Технотьма Пароль: "Вечность"
Шрифт:
— Ну да. — Она взглянула на меня. — Почему ты удивился? Храм Ордена Чистоты.
Чтобы как-то загладить оплошность, я спросил:
— Какие дела могут быть у Меха-Корпа с Орденом?
И, как выяснилось, угадал. Юна кивнула:
— Да, наверное, это непонятно. Орден не любит нас. Но мы обещали поддержать их в борьбе с мутантами, если они согласятся помочь. Некроз окружил Арзамас, в городе заперто множество людей. Мы связались с небоходами, но пока они пришлют свои дирижабли…
Небоходы, дирижабли? Интересно, а самолёты у них есть? Надо было как-то поддержать разговор, и я сказал:
— У дирижаблей небольшая скорость.
— К тому же их просто не хватит, чтобы вывезти всех! — подхватила она. — И потом, в Арзамасе все наши лаборатории, мастерские, если некроз накроет его, Меха-Корпу конец. А Владыка дал понять, что знает, как остановить некроз. Поэтому я и еду…
— Я не понимаю двух вещей, — опять перебил я.
— Ты можешь задавать любые вопросы, Разин. Я не буду ничего скрывать.
Впереди заблестели воды озерца, затянутые радужной плёнкой, через него вёл широкий мосток. Направив к нему машину, я спросил:
— Почему на переговоры послали тебя? Ты…
— Я — дочь Тимерлана Гало, главы Меха-Корпа!
— Но ты ещё совсем молодая.
Она снова удивлённо взглянула на меня. И заговорила сухо:
— Меня обучали этому с детства. Готовили к роли переговорщика. Четыре сезона назад я заключила свой первый договор с харьковскими Цехами на поставку нарезных карабинов. Теперь на всех переговорах Меха-Корп представляю я. Так кому ещё ехать в Москву?
— Твоему отцу. Ведь решается вопрос жизни и смерти всей Корпорации…
— Но мой отец — не переговорщик! Разин, у вас на юге как-то странно ведутся дела… Отец в Арзамасе, сейчас там слишком много всего происходит, чтобы он мог покинуть город, и к тому же он… — Юна замолчала.
Не дождавшись продолжения, я сказал:
— Ну хорошо, второй вопрос: почему за тобой гнались монахи? Если ты едешь договариваться с их Владыкой…
Я смолк, поняв, какую ошибку, возможно, допустил. Что, если этот Храм никак не связан с монахами? Может, в нём сидят какие-нибудь жрецы, а монахами тут называют особую банду…
— Я тоже не понимаю этого! — воскликнула Юна с горячностью, и я мысленно перевёл дух. Девушка добавила уже спокойнее: — Они напали на нас, как только мы вылетели из Арзамаса. У нас с визитом был переговорщик от небоходов. На своём дирижабле он должен был довезти меня до Балашихи, где будет ждать Лука Стидич, посланник Владыки, а сам собирался лететь дальше в Минск и рассказать другим небоходам, что происходит в Арзамасе. Но как только дирижабль перелетел через полосу некроза, по нему открыли огонь с земли. Мы летели невысоко, дирижабль упал, появились монахи, началась стрельба. Большинство из тех, кто летел со мной, были убиты. И команда дирижабля тоже. Мы забрали самоход у какого-то торговца, который проезжал мимо. Вернее, Михай хотел просто забрать, но я заплатила… На самоходе поехали дальше, а оставшиеся в живых монахи погнались за нами. Два мотоцикла вырвались вперёд, почти догнали. Тут появился ты. Наверное, остальные монахи на самоходах и сейчас едут сзади. Кетчеров на свалке было слишком мало, чтобы справиться с ними… — Замолчав, она вдруг повернулась и стала смотреть назад.
Машина съехала с мостка, и я покосился на девушку. Встав коленями на сиденье, она упиралась локтями в спинку. Иногда Юна Гало казалась зрелой и серьёзной, опытной, привыкшей решать важные вопросы, а иногда взрослость будто слетала с неё… Вот как сейчас, например.
— Что там? — спросил я, кинув взгляд через плечо. Ничего интересного позади не было.
— Я вдруг подумала, что те монахи из Киева, — пробормотала она.
Не зная, что сказать на это, я молчал.
— Ведь они с москвичами… Мне говорили, что в последнее время, после того как в киевском Храме сменился Владыка, у них испортились отношения. Киевские немного другой знак носят на груди, он у них посеребрённый, а в Москве — медный. Ведь ты видел, да? Значит, это не те, к кому я еду… Но зачем киевлянам охотиться за нами?
Я спросил:
— Что конкретно Меха-Корп обещал Владыке в обмен на помощь против некроза?
— Московский Храм хочет выбить мутантов с севера Пустоши, а для этого его сил недостаточно. Монахи обратились за помощью к топливным королям, но кланы отказали… Они возьмутся за мутантов, только если те подойдут совсем близко к их скважинам и нефтяным полям. А Меха-Корп согласен помочь.
— Ты говорила, Орден с вами не очень-то дружен.
— Конечно, как и топливные кланы. Потому что в наших лабораториях делают такое… Мы единственные, кто пытается развить древнюю науку, которую до Погибели называли электроникой. Может, ты не знаешь этого, Разин, — перед Погибелью люди получали энергию не из нефти или угля, а от солнца и других источников. И топливные кланы боятся, что мы сможем возродить это ремесло. Тогда нефть упадёт в цене или их скважины станут вообще не нужны. Ведь сейчас они заправляют на всей Пустоши, а так… Ну а Храм всегда выступал против техники, против наших изобретений, против всего нового. Там уверены, что именно из-за этого и наступила Погибель и теперь мутанты, порождения Нечистого, угрожают всем. Но если наша техника может помочь монахам уничтожить мутантов, они согласны поступиться принципами. Потому на переговоры пошли и они, и мы.
Погибель? Она произносила слово так, будто оно означало нечто очень важное. Я нахмурился, пытаясь сложить из того, что узнал, общую картину. Значит, помимо банд кетчеров, здесь есть как минимум четыре серьёзные силы: Орден Чистоты, небоходы, топливные кланы и Меха-Корп. И все они недолюбливают друг друга. Механическая Корпорация пытается развивать электронику и технику, Орден отвечает за идеологию и пытается уничтожить мутантов. Небоходы — либо перевозчики, либо… В общем, авиация всегда была одной из решающих ударных сил в бою. Ну а топливные короли добывают нефть, перерабатывают её в горючее, которым торгуют по всей Пустоши, и, судя по всему, не позволяют заниматься этим другим. Да, и ещё Орден разделён на два Храма, московский и киевский, отношения между которыми тоже не ахти. Плюс есть ещё какие-то харьковские Цеха, занимающиеся оружием… Политика! Знакомое дело, в моём мире было не лучше. Кажется, я попал в самый центр какой-то большой политической игры.
Непривычно только то, что решать такой важный вопрос послали молодую девушку, пусть даже она дочка очень важной персоны…
Голова гудела от всех этих сведений, и я задал последний вопрос:
— Так что такое есть у Храма, что может помочь вам справиться с некрозом?
Юна покачала головой:
— Я не знаю. Владыка Гест сообщит на переговорах, или Лука Стидич расскажет мне раньше, по дороге в Москву. Разин, ты проверял бак? Кажется, горючего было совсем мало. Нам надо туда, — она показала левее развалин, которые всё чётче проступали на горизонте.
— Что там? — спросил я.
— Разлом, что же там ещё может быть? Перед ним нефтяная скважина Южного братства, рядом посёлок и топливохранилище. Оттуда вдоль Ленинского тракта к Москве идёт их трубопровод. В хранилище сможем заправиться и ехать дальше в Балашиху. Только у меня совсем не осталось денег.
* * *
Двигатель кашлял и бурчал, словно сердился, что его не кормят. Мы ехали не останавливаясь, на ходу поели, потом Юна предложила сменить меня за рулём, но я отказался. Рука ныла, хотя и не очень сильно — мазь из склянки хорошо заживляла, — но пальцы ещё слушались плохо.