Технотьма Пароль: "Вечность"
Шрифт:
Уже видны были бородатые лица пассажиров в «тевтонцах». Вдруг я понял, что на первой машине стоит пулемёт. На багажнике высилась тренога, над нею торчал ствольный блок, за гашеткой ссутулился пристёгнутый ремнями монах. Надо же — натуральный многоствольный «гатлинг»!
Машины приближались быстро, и стало ясно, что к перекрёстку они успеют раньше нас. Я попробовал прицелиться, но ствол всё время дёргался и уходил в сторону. Монах, сидящий рядом с водителем первой тачки, вскинул руку, и ствольный блок «гатлинга» над его головой завращался. Пулемётчик отклонился назад, поворачиваясь, оружие обратилось к тепловозу. Из стволов ударили короткие языки пламени, дробный грохот донёсся сквозь стук колёс и гудение, но тут тепловоз ускорил ход. Крыша подо мной сильно дёрнулась, локти поехали по ней, и палец сам собой вдавил спусковой крючок. Очередь ушла далеко в сторону от машины, я сразу прекратил стрелять. Пули «гатлинга» полоснули по борту, со звоном ударяя в железо, а потом тепловоз пронёсся мимо перекрёстка.
Я забросил автомат за спину и на четвереньках пополз к люку. Два «тевтонца» перелетели через насыпь и только тогда повернули, один сразу понёсся вдоль неё. Водитель головной машины попытался ехать прямо по рельсам, но быстро отказался от этой мысли и скатился на траву. Земля там была неровная, я видел, как трясёт тачки. Все они немного снизили скорость и ехали позади тепловоза, не отставая, но и не догоняя его.
Пулемёт опять стал плеваться языками огня, пули ударили в подножку, щёлкнули по ограде, по двери в салон. Монах отклонился назад, задирая стволы. Я улёгся на крыше, но теперь не стал упираться в неё локтями — пристроил автомат на скате, слегка подняв приклад, и вдавил спусковой крючок.
Очередь прошла наискось, взрыла землю перед «тевтонцем». Я качнул приклад вниз. Пули продырявили капот, разорвали одежду на плече монаха, сидящего рядом с водителем, и врезались в треногу под пулемётом, высекая искры.
А потом автомат смолк — у меня кончились патроны.
Но и «гатлинг» замолчал, когда пулемётчик обвис на ремнях.
Я обернулся. Из люка по пояс высунулась Юна с магазинами в руках. От машин сквозь свист ветра донеслись несколько одиночных выстрелов, и тепловоз вылетел на мост через Разлом.
Сразу изменились все звуки: гудение дизеля стало выше, стук колёс — более звонким и частым, свист ветра — пронзительнее, теперь он тонко зудел в ушах. С двух сторон открылся глубокий тёмный провал, от высоты захватило дух. За мостом, на другом краю Разлома, рельсы изгибались, исчезая за холмом с рощицей на вершине. Я подполз к Юне, так и не рискнувшей выбраться из люка, схватил её за шею и притянул к себе, краем глаза заметив татуировку над воротником. Пальцы, скользнув по этому месту, нащупали под кожей твёрдый бугорок. Это что ещё такое? Будто что-то вшито под кожу, размером с горошину, но не круглое, скорее продолговатое… Ладно, сейчас не до того.
Я прокричал ей в ухо:
— Спустись и скажи ему, чтобы не тормозил!
— Но они не смогут проехать здесь! — крикнула она в ответ.
— Могут перебежать! Залезут на этот холм и станут стрелять по нам сверху, если мы будем медленно объезжать его!
— Чак говорит — мотор может не выдержать!
— Всё равно, он должен затормозить, только отъехав от холма! Не раньше!
Она кивнула, отдала мне магазины и полезла обратно. Я начал перезаряжать автомат, но Юна снова высунулась и положила узкую прохладную ладонь на мою щеку.
— Егор, тебе совсем плохо, — сказала она, заглядывая мне в глаза. — Ты бледный и дрожишь. Спустись в салон.
— Кто-то должен оставаться здесь, пока не проедем холм, — возразил я. — Скоро спущусь, иди.
Она исчезла в люке. Тепловоз качнулся, съезжая с моста. На этой стороне насыпи не было, рельсы шли прямо по земле. Я перезарядил автомат, бросив в люк пустой магазин. Рана пульсировала болью, боль продирала до самого плеча, левая рука едва двигалась. Привстав, я кинул взгляд назад. «Тевтонцы» остановились перед Разломом, монахи бежали по мосту, прыгали по шпалам, один, поскользнувшись, по пояс провалился между балками.
Далеко позади них, за полями, ехали машины. Много машин, отсюда я не мог посчитать их. Это кто — монахи, движущиеся за передовым отрядом «тевтонцев»? Или люди топливных кланов?
Тепловоз катил по рельсам, огибая холм. Стучали колёса, гудел ветер. Я направил ствол на вершину холма, хотя среди деревьев никого не было видно.
За холмом открылся полустанок: грузовой перрон, где ещё стоял ржавый кар с оплавленными колёсами и нелепо задранной погрузочной вилкой, приземистое кирпичное здание склада, цилиндрическая башенка из тёмного металла на пятиметровой треноге. От башенки к земле тянулся конвейер, а со стороны рельс в ней была круглая дыра, от которой шёл длинный жестяной желоб. Что-то они таким способом грузили в вагоны — то ли песок, то ли щебень.
На башне стоял человек и целился в тепловоз из ружья.
Ещё несколько тащили толстое бревно по краю перрона.
Пригнувшись, чтобы желоб не ударил по голове, я полоснул очередью по башенке — человек отпрыгнул, так и не выстрелив. Люди впереди сбросили бревно на рельсы и побежали прочь от них. Двигатель зарычал, и тепловоз поехал быстрее. Я понял, что сейчас произойдёт, привстал, чтобы прыгнуть в люк, но тут передняя колёсная пара врезалась в бревно.
Тепловоз содрогнулся, будто на полном ходу пробил бетонную стену. Меня швырнуло вперёд. Перелетев через люк и проехавшись грудью по железу, я едва не врезался головой в трубу. Тепловоз сильно качнуло, ноги потащило в сторону, они соскользнули с покатой крыши кабины, и я повис, держась за трубу. От боли в боку всё потемнело перед глазами. Пальцы разжались. В последний момент оттолкнувшись коленями от кабины, чтобы не попасть под колёса, я полетел вниз.
Хорошо, что там была трава, она немного смягчила падение. Ощущение в боку возникло примерно такое же, как в тот момент, когда жрец прострелил его: будто к телу приставили зубило и с размаху ударили по нему молотком. Я закричал, катясь по траве, ткнулся в неё лицом и до крови прикусил губу. Прижав руку к ране, упёрся другой в землю, встал на колени.
Стук колёс, поначалу оглушительный, быстро стихал. Я не видел тепловоз, так как стоял спиной к рельсам. Зато видел нескольких вооружённых людей, бежавших ко мне. Бородатое лицо одного казалось смутно знакомым… Ну да, оно мелькало в посёлке нефтяников, по другую сторону расширяющейся полосы некроза. Это один их тех, кто преследовал Юну Гало, переодевшись монахом.
— Не трогать его! — крикнул бородач.
Люди остановились, подняв оружие. Бородач сказал:
— Кажется, тот самый южанин.
— Да, это он, — подтвердили из толпы.
Все расступились, и ко мне шагнул узкоглазый мужчина в тёмно-синем френче и брюках с лампасами. Худое лицо, как у многих азиатов, казалось воплощением невозмутимости.
— Это он, — повторил Сельга Инес, старшина Южного братства. — Тащите его в мой самоход, выезжаем немедленно.