Телестерион. Сборник сюит
Шрифт:
Являются две девушки, одетые по-деревенски, весьма нарядно, также со сказочными именами — Аленушка и Василиса.
Л е ш и й. Ах, Боже! Не сон ли это?
Ф е б. Сказка!
А л е н у ш к а. Господа художники! Мы слыхали, вас зовут то Бова, то Сирин, и даже Леший среди вас есть. Кого же вы разыгрываете?
С и р и н. Если мы кого-то разыгрываем, то, уж верно, самих себя. А вы кто будете?
А л е н у ш к а. Я-то Аленушка.
С и р и н. В самом деле? Не из сказки? Можно потрогать?
А л е н у ш к а. Никак нельзя. Я не таковская. А ее зовут Василиса.
Б ы ч о к. Василиса Премудрая?
Ф е б. Василиса Прекрасная.
Л е ш и й. Да она же себе на уме, весьма даже зловредная.
В а с и л и с а. И я не таковская. Что мы пришли, так это дед говорит, учеников надо бы приютить хоть на ночь. Даром что пустует избушка на курьих ножках.
Л е ш и й. Ребята! Будем настороже. Еще баба Яга явится. Или Кощей Бессмертный.
В а с и л и с а. Останетесь в лесу в ночь, могут и явиться. Нам же нынче не до шуток. Разве вы не слыхали, Савву Ивановича посадили в тюрьму?
А л е н у ш к а. Во все газетах пишут.
С и р и н. А что случилось? Мы бродим по весям и долам все лето, газет не видели.
А л е н у ш к а. Говорят, проворовался. Будто можно самого себя и семью свою обокрасть.
В а с и л и с а. Обманули, разорили Савву Ивановича, уж это точно. Теперь и дом в Москве, и Абрамцево отберут, говорят.
А л е н у ш к а. А мы ведь здешние. В школе учились, в мастерской работаем. Что с нами будет?
Ф е б. Абрамцево — с молотка?
Б ы ч о к. С тем-то мы вступаем в новый век?
С и р и н. Нет, нет, что бы там ни случилось, Москва не даст в обиду Мамонтова.
А л е н у ш к а. Студенты! Идите-ка спать. Уже ночь. Утро вечера мудренее.
В а с и л и с а. У избушки на курьих ножках вас встретит дед. А мы принесем вам молока и хлеба.
Показывается Серов, разыгрывая из себя деда.
С е р о в. Да я их здесь встречу, не велик барин. Здравствуйте! Здравствуйте, господа художники! (Сплевывая в сторону) Народ добрый, да беспутный до легкомыслия и ребячества.
Девушки пугаются, художники переглядываются с недоумением.
А л е н у ш к а (шепотом). Дед, а, дед, ты ли это? Что-то я тебя боюсь. Не бес ли вселился в тебя?
С е р о в. Я, я! Кто же еще? У меня (Прикладывает пальцы к груди. )крест. Его же никакому бесу не перейти. Правильно?
Б ы ч о к. Да не сон ли все это? Прекрасный и ужасный. Можете ли представить, господа, чтобы Лоренцо Медичи посадили в тюрьму?
Ф е б. Очень легко. Медичи могли укокошить кого угодно и друг друга. Ренессанс в Европе — кровавая история, помимо взлетов человеческого гения и мысли. Примем наш век таким, каков он есть.
Б ы ч о к. Каков он есть? Нет, каким он будет.
Л е ш и й. Дед, а ты давно живешь здесь?
С е р о в. Давненько. Почти что с рождения. Еще прежних хозяев — Аксаковых — помню хорошо.
С и р и н. А ты, дед, будто не очень старый?
С е р о в. Да я могу сойти еще за молодого… Да еще шибче бываю иного хрена. Бабы знают хорошо. А вы покажите, что наработали.
Л е ш и й. А ты знаешь толк и в живописи?
С е р о в. А как же! Когда постоянно якшаешься с художниками, когда ты им и друг, и собутыльник, дедуля на побегушках, нельзя не разбираться в красках и линиях, что к чему как лежит и что думает о себе.
Ф е б. Кто думает о себе?
С е р о в. Ну, Феб или Леший, в зависимости от предмета.
Ф е б. Да откуда ты знаешь, как нас зовут?
С е р о в. Разве так вас зовут? Это я, к слову, о модели.
В а с и л и с а (рассмеявшись). Валентин Александрович, это же вы! Меня-то не проведете.
С е р о в. Ох, Василиса Премудрая! Околдовала ты меня. (Вдруг расхохотавшись, предстает в своем обычном виде и уходит в сторону Абрамцевского парка.)
С и р и н. Ну и чудеса!
С е р о в (прохаживаясь один, про себя) Заехал я в Абрамцево проездом, Хотя и знал, что никого здесь нет, Но точно, как по зову тихой дали, Отрады русских деревень от века. Здесь с детства я бродил и рос на воле. В семействе Мамонтовых, как родной Я принят был еще ребенком робким, На ласку отзываясь, как подсолнух, Что к солнцу обращается головкой, Весь в лепестках, со множеством семян. И, кажется, всю юность я провел Не в Академии, а в сих пенатах В веселых ученических забавах И весь в трудах, в разлуке долгой с милой, Пока любовь не повелела: к ней! И я обрел приют для жизни новой, Для счастья и трудов моих вседневных; А милое Абрамцево с тех пор, Как утро дней сияет лучезарно, Исток добра и красоты предвечной. Но тучи заволакивают небо, И села погружаются во тьму, И молнии сверкают в отдаленьи, За краем горизонта, где бушует, Ну, впрямь побоище небесных сил, И что вещает нам Илья-пророк?Облака проносятся быстро, и проступают небосклоны с очертаниями лесов, гор и городов с главами церквей.
2
Царское Село. Александровский дворец. Комната, отведенная для художника, с костюмами для модели и мольбертом. Входит Николай II. Женский голос за дверью: "Ники! Он не пришел еще?"
Н и к о л а й Что, Аликс? Как всегда, приберегла Напутственное слово напоследок? Но я ведь приступаю не к делам.Входит Александра Федоровна.
Всего лишь буду я сидеть в тужурке, Столь памятной для нас, и думать сладко О счастье, что досталось тяжело, Зато навечно… А л е к с а н д р а Ф е д о р о в н а Ники! Ну, не надо. Я слышу в голосе твоем укор. Ты знаешь, колебалась я в моей ли Любви к тебе? И не в твоей ко мне. Еще детьми судьба свела нас, к счастью. В разлуке только крепли наши чувства.