Телестерион. Сборник сюит

Киле Петр

К н я г и н я Оставь его. Как с графом Воронцовым, Накличешь, Пушкин, лишь себе беду. П у ш к и н Оставь? Меня оставит свет в покое? Геккерн — лишь воплощенье светской черни. А ссылка для меня была б спасеньем. (Задумываясь, произносит стих.) Пора, мой друг, пора: покоя сердце просит — Летят за днями дни, и каждый час уносит Частичку бытия… К н я г и н я А дальше? Дальше!

П у ш к и н На свете счастья нет, но есть покой и воля. Давно завидная мечтается мне доля — Давно, усталый раб, замыслил я побег В обитель дальную трудов и чистых нег. К н я г и н я Что это, Пушкин? Слезы на глазах. Видала я их перед новой ссылкой На юге, в час тоски; затем ты тверд И ясен духом уезжал на север. П у ш к и н И нынче я, собравшись в путь-дорогу, Уж, верно, буду снова тверд и весел. К н я г и н я Ах, Пушкин, что задумали еще?

Пушкин, заметив, как Наталья Николаевна вздрогнула, слушая Дантеса, быстро подходит и уводит ее, отмахиваясь от Геккерна, который, улыбаясь, как всегда, пытался что-то сказать; князь Вяземский и Софья Карамзина, переглядываясь, смеются. Княгиня, опечаленная, провожает Пушкина с женой.

11

Кабинет поэта. 25 января 1837 года. Пушкин в беспокойстве мечется, то загораясь гневом, то впадая в глубокую грусть. Ранние зимние сумерки; вносят свечи — одна, другая, третья, — то музы.

П о э т Кто здесь? Дверь заперта, и никого же Не допускать велел и не входить. Ах, это вы, о, музы милые! 1-я м у з а Он вздрогнул, точно ран его коснулись Души истерзанной огнем свечей. 2-я м у з а Погасим? 3-я м у з а Нет, умерим лишь сиянье. Как звезды в вышине, пусть светят знаком Таинственных знамений и путей. П о э т Когда вы — музы, вас должно быть девять; Иль Мойры вы? 1-я м у з а Не узнаешь ты нас, О, Мусагет? Из спутниц Аполлона Эвтерпа, Каллиопа и Клио. П о э т О, милые! Но три свечи возжечь — То знак недобрый в мире православном, Где провидением мне жить дано. 1-я м у з а В числе священном многозначен смысл, И мир твой заключен не здесь и днесь. Поэзия объемлет мирозданье В веках прошедших и грядущих тоже, Где светлою звездою просияет Твой нимб поэта. П о э т Утешений, музы, Не нужно мне. Ведь рок неумолим. Воздушных замков не хочу лелеять — Об острове блаженных иль о рае, То отблески огня, чье имя — жизнь. Я здесь сгораю, как в аду кромешном, Не ведая вины, к скале прикован, Как Прометей. Но он титан, а я — Лишь человек; желал, как все, я счастья И счастлив был, чтоб муку за него Всю вынести и смерть принять уж ныне. 3-я м у з а В последнее отчаянье ты впал. Бывало и такое — и не раз. А что случилось, можешь нам поведать? П о э т Весьма банальное, на первый взгляд, И не было б причин так волноваться. Жена всем кружит головы, увы, И старцам, и юнцам, и девам юным. Но, на беду, в нее влюбился фат, Любимец женщин и мужчин впридачу, К тому ж француз, к тому ж приемный сын Голландского посланника Геккерна. Старик из ревности старался тоже, Но лишь запутался в сетях своих. 3-я м у з а История да эта не нова. П о э т Вмешался я. Чтоб вызов мой отвесть, Он на моей свояченице сына Женил, с его-то страстию к другой. Ведь этот фат, влюбленный до безумья, Иль по капризу детскому, хотел Уж застрелиться, требуя любови, Обманом на свиданье заманив Мою беспечную жену. Вступиться За честь, достоинство жены моей, Однако, мне не дали, сватовством Поспешным оправдав двух негодяев, Ведущих вновь интриги, что и прежде. Теперь их гложет не любовь, а злоба. 1-я м у з а Но ведь оружие поэта — слово; Кровавый поединок схож с войной. П о э т В войне жестокой с персами Эсхил Не принял разве сам участье прежде, Чем создал он трагедию судьбы Завоеваний — до Наполеона? Да и Гомер, кумир тысячелетий, Я думаю, ослеп на поле брани В сраженьях за Элладу, юн, отважен; А в зрелые года воспел героев Войны Троянской, зная дело храбрых, Слепой певец, любимец муз и Феба. И старшие товарищи мои: Жуковский, Батюшков и Чаадаев — В войне с Наполеоном доказали Европе всей, что варвары не мы; Свободу от тирана отстояли, Тирана просвещенного, как Ксеркс. Барон Геккерн — посланник сей Европы — Не хуже и не лучше он других, Быть может, но высокомерно злобен К тем, кто его страстей не делит с ним. Шутлив, самоуверен и заносчив Он с нами, русскими, не ведая, Что он смешон, как старый волокита, Приведший сына в свет, чтоб наслаждаться Его успехами у дам исподтишка. А сын приемный, принятый на службу В России, добрый малый, развращенный Отцом приемным; эта пара сети Набрасывала на мою жену Уж целый год. Вступиться за нее Мне не дают друзья и государь. Ужель не вправе я один, как греки С оружием вступились за Елену, Восстать, пойти на смерть за красоту Пресветлую, пречистую России? Х о р м у з Когда все так, не можешь не вступиться! Тебя ведь не удерживает страх? Вся жизнь твоя — к прекрасному стремиться, Поэт! И славен будешь ты в веках.

Пушкин бросается к столу, зажигает лампу и быстро пишет, испытывая радость от решения.

12

Кабинет поэта. 27–29 января 1837 года. Музы, возникающие из света.