Телевидение. Закадровые нескладушки
Шрифт:
– Как ваша фамилия?
Женя назвал фамилию. Тогда одна из них подошла к картотеке, вытащила его карточку из ряда на букву «Х» и вставила в ряд на букву «Б», то есть лиц, прошедших уже военные сборы.
И Женя с облегчением широко и не по-актерски ослепительно улыбнулся. То, что не смогли сделать множество начальников и даже министр обороны государства, за несколько секунд сделал ма-а-ленький клерк. Так кто в доме хозяин?
Домушник
Мы снимали репортаж из зала суда где-то в середине 60-х годов. Судили домушника. Зал набит до отказа. Больше половины – его жертвы.
– Вы посмотрите на его морду! – вопит дама средних лет, очевидно, из сферы обслуживания. – Это же морда убийцы. Ему ничего не стоит убить человека.
Обвиняемый страшно
– Мокрое дело шьешь, дамочка! Не выйдет! Вот здесь сидит гражданин полковник. Помните, я был у вас в гостях. В нижнем ящике письменного стола лежал пистолет. Я его что, взял?
– Нет, – ответил полковник.
– Вот видишь. Да я за всю жизнь муху не тронул, а ты говоришь – морда. Какая у меня морда?! У меня лицо. Лицо вечного труженика. Я не мокрушник, я честный домушник.
– Ты! Честный?! Какой ты честный? – возмутилась свидетельница. – Последнюю копейку у людей отбираешь.
– Чего?! Вон сидит старушка-пенсионерка. Когда я был у тебя в гостях, бабуля, по ошибке, помнишь?
– Помню, сынок! – ответила сердобольная бабуля.
– На столе лежала пенсия, я ее взял?!
– Не. Но лампу разбил.
– А, настольную лампу разбил, случайно, по неосторожности. Но я ведь оставил записку с извинением и пятерку. Записку и пятерку оставил, скажи?
– Оставил.
– Вот! А ты говоришь, последнюю. Я беру только лишнее, как у тебя. Зачем столько денег? Надо делиться. Во, морду отъела, с тебя не убудет.
– Ах ты, бездельник! И чего вы только слушаете этого бездельника?!
– Это я бездельник?! Да я вот уже сорок лет работаю в поте лица, и в отличие от тебя без выходных, отпускных и пенсии. Я только радикулит себе заработал и головную боль на этом каторжном труде…
Зал хохотал, судьи хихикали, даже прокурор не смог соблюсти официальный вид. Обвиняемый вызывал у многих какое-то странное если не уважение, то снисхождение. В процессе вынесения приговора судьи тоже отнеслись к нему со снисхождением. Приговор оказался довольно мягким, что само по себе уже было странно в то наше жестокое время.
Этот репортаж в эфир не пошел. Нетипичный случай. Но остался в памяти.
В созвездии Льва
В 1968 году после августовских событий телевидение проверяла комиссия ЦК КПСС на предмет политической выдержанности. Посетили они и нашу литературно-драматическую редакцию. Идет худсовет, присутствует представитель ЦК. И вдруг заместитель главного редактора, ведущий худсовет, заявляет: «Я должен с прискорбием констатировать, что и в нашей работе имеется идеологический брак». Все в шоке, потому что прекрасно понимают, чем это может закончиться. Самой смелой, как всегда, оказалась женщина. «Да вы что?! – возмутилась Елена Владимировна Гальперина. – Вам что, не дают покоя лавры унтер-офицерской вдовы, которая сама себя высекла? Вы же бросаете тень на всю редакцию». «Это не тень, товарищи, а партийная принципиальность». – гнет свое замглавред – Вот передо мной лежит сценарий нашего молодого сотрудника Вилена Визильтера «Забавные сказки». Это что же у вас за Лев, товарищ Визильтер? Смотрит влево – видит славу и опасности, смотрит вправо – видит бесславие и покой. Это откуда же у вас Лев такой? Это не наш Лев». – «Это Лев из сказок Феликса Кривина, – говорю я. – Они опубликованы давным-давно и даже переизданы».
– А кто такой Кривин?
– Да наш советский писатель из Ужгорода.
– Из Ужгорода. Тоже мне Мичурин нашелся. Сразу видно, на пражских дрожжах свой гибрид вырастил. Этому Льву место за решеткой… в зоопарке, а не на советском телевидении.
После этого рокового для меня худсовета я оказался очень далеко от Москвы, на Казахском телевидении, а двадцать лет спустя этому Льву нашлось место в первой моей сатирической программе на ЦТ «И в шутку, и всерьез».
А в то время я повис между небом и землей, как тот желудь. Спрашивают у желудя: «Как дела?» – «Да ничего, – отвечает тот, – только вот повис между небом и землей. И не в том беда, что повис. А ведь упаду, и свинья съест. И помочь некому. Кругом одни дубы». Помощь пришла неожиданно, аж из Алма-Аты. В самый разгар свободного падения приходит письмо от главреда творческого объединения «Ровесники» Казахского телевидения Николая Васильевича Чиркова: «До нас дошли слухи, что ты сейчас в свободном полете. Может быть, приземлишься в Алма-Ате? Больших денег и жилья не обещаем, а работы навалом». И действительно, работы оказалось навалом. И рай в шалаше. Мы с женой нашли крышу над головой и семейное счастье буквально в сарайчике во дворе дома моего первого ассистента режиссера Лины Вольской. Сарайчик был ничего, только крыша дырявая и во время дождей протекала. Но, как говорится, голь на выдумки хитра, и мы расположили над супружеским ложем вместо балдахина большой пляжный зонт. Он-то нас и спасал от дождя.
Спустя некоторое время сняли комнату в частном секторе. Устроили новоселье. Стол нам заменял большой фанерный ящик из-под сигарет. А стулья – ящички поменьше. Пригласили друзей. Бутылок было много. Штопора не было. И тогда один из моих молодых друзей, Слава Ковалев, сказал: «Да на фига нам штопор. Это делается очень просто». Взял одну из бутылок и хлопнул о стену. По идее, пробка должна была выскочить. Но, увы, фокус не удался. Бутылка вылезла наружу. Стены были саманные. Мы этого не учли. Чтобы хозяйка не заметила пробоины в корабле, мы с женой заклеили эту дыру иллюстрацией из журнала «Огонек», «Девочка на шаре» Пикассо.
Музыкальный антракт в сумасшедшем доме
В молодежной редакции Казахского телевидения решили мы сделать музыкальную программу для молодежи. Маленькую, чтобы не дразнить «быков», всего-то «15 минут джаза». На дворе был 1970-й год. Это было время, когда еще не было видеозаписи. Во всяком случае, если и была, то до Алма-Аты она еще не дошла. Так что все шло живьем. Тут уж ничего не вырежешь. И «15 минут джаза» я выдавал в эфир живьем, причем визуально, в ритме джаза. Так что через 15 минут прямого эфира, совершенно без сил, я буквально выполз из-за пульта весь мокрый. В таком же состоянии были и операторы, если учесть, какую тяжесть им приходилось передвигать по студии и с какой скоростью.
В понедельник – летучка. Председатель начал летучку с этих самых «15 минут…». Свой первый вопрос он задал главному режиссеру Юрию Филипповичу Сацуку: «Вы видели это?» – «Видел», – ответил главный режиссер. «Ну и что вы можете сказать по этому поводу?» – «Если бы меня попросили определить жанр этого произведения, – ответил Юрий Филиппович, – я бы определил его как музыкальный антракт в сумасшедшем доме». – «Ну ладно, – сказал наш председатель. В отличие от моих московских начальников, он был более либерален и обладал все-таки кое-каким чувством юмора. – Впредь давайте вести эфир без «музыкальных антрактов». Но жизнь тем и хороша, что всегда вносит свои коррективы даже в самые благие решения. Посыпались возмущенные письма от студентов и прочих молодых телезрителей. И когда их набралось несколько мешков, руководство сменило гнев на милость и разрешило эти «15 минут джаза» выдавать в эфир ранним воскресным утром вместо зарядки.
Магическое русское слово
Дело было в Алма-Ате в начале 70-х прошлого столетия. В молодежной редакции Казахского телевидения собралась удивительная команда молодых ленинградцев и москвичей, не нашедших себе места на центральных каналах. Этакие молодые голодные, зубастые волки. Эфир рвали в клочья. Из общей атмосферы выпадал только режиссер Олег Сокольщук. Типичный ленинградский интеллигент, образованный человек высочайшей культуры. Но вот эфиры с места событий что-то у него не клеились. И я решил поехать на одно из событий вместе с ним, посмотреть, где там та самая собака зарыта. Быстро привели ПТС (передвижную телевизионную станцию) в рабочее состояние, «раскидали» телекамеры. Начинается событие. Пошел эфир. Олег в микрофон командует: «Оператор 2-й камеры, не будете ли вы столь любезны взять план уважаемого партийного работника, который находится справа от вас. Оператор 2-й камеры, вы меня…» Пока Олег произносил свою команду, пока оператор ее переваривал, событие переместилось дальше. Я говорю: «Олег, ну кто так делает? Дай микрофон. Оператор 2-й, камеру влево, расквадрат твою гипотенузу! Стоп! Так держать!» Оператор сработал мгновенно и вышел точно на нужную позицию. Я говорю Олегу: «В пылу события даже до самого высокоинтеллектуального оператора вежливые, рафинированные тирады не доходят, а магическое русское слово действует мгновенно и точно».