Тело
Шрифт:
Боря застонал. Оля склонилась к нему и обняла.
– Болит? Может, передохнем?
– Нельзя, – ответил Боря.
«Нельзя», – мысленно передразнила мужа Оля.
Трудно сказать, что она вообще делает с этим экстремалом. Еще пару лет назад у нее было столько экстремалов, что ей могла бы позавидовать Елена Беркова. Поэтому, когда Оля объявила всем, что выходит замуж, первым вопросом было: залетела? После отрицательного ответа она ловила на себе недоуменные взгляды. Все, и ее родители в том числе, считали, что вертихвостка Оля выйдет замуж только по залету. Никто
«Никчемный кусок дерьма, – подумала Оля. – От здорового от него толку ровно столько же, сколько от раненого, то есть ни черта. Только ныть и причитать».
– Ты слышала? – спросил Шувалов супругу.
– Что я должна была услышать?
– Мы здесь не одни.
– Да ну?! – Ольга сделала вид, что удивилась.
Борис, не заметив иронии в ее голосе, махнул ей, чтобы она остановилась. Сделал два шага вперед и замер.
– Кто здесь? – нарушил тишину голос Бориса. – Эй, здесь есть кто-нибудь?
Ответом могли быть и вилы, вонзенные в его брюхо. Подобная расстановка всех точек над «i» при определенных обстоятельствах могла сыграть в ее пользу, но сейчас проткнутый живот мог сыграть с ней только злую шутку. После смерти супруга люди, не отличающиеся интеллектом от пещерного человека, возьмутся за нее. И самое лучшее, что они с ней сделают, будет изнасилование.
– Узнаешь?
Оля повернулась на голос настолько резко, что каска слетела с головы и Ольга утонула во тьме. Девушка узнала говорящего еще до того, как увидела его лицо.
– Ну и кого ты сегодня отдашь нам?
Иван Рудковский был ее любовником еще до того, как она решила выйти за Шувалова. Рудковский был до тех пор, пока она не сказала ему: хватит. Мол, женись, как честный человек. Но Ваня не был честным человеком, как выяснила потом Ольга, он вряд ли и человеком-то был. Рудковский превратился в зверя. Он запугал ее настолько, что секс, когда-то приносивший небывалое удовольствие, теперь был в тягость ей. Он принуждал ее к сексу. К групповому и извращенному. И все время твердил:
– Мне никто не смеет говорить: хватит! Я решаю, когда хватит!
Она ничего не могла сказать Борьке. Нет, ей не было жалко супруга. Она знала, что против Рудковского ее Борюсик не потянет, разозлит просто и все. А для Ваньки убить человека все равно, что таракана раздавить. И она придумала кое-что. На тот момент у нее была одна подружка, Ирка Беспалова. До мужиков жадная. Вот и положила она глаз на Рудковского. Это было полдела. Ирка была согласная. Конечно, пришлось упустить тот момент, что Иван любил делиться своей девушкой с друзьями.
– Ну,
Она предложила тогда Ивану вместо себя Ирку. Рудковский согласился на удивление быстро. А через месяц Оля узнала, что Ивана и его друзей посадили. А произошло это после того, как обнаженная девушка «вышла» из окна девятого этажа. Ценой своей жизни Ирка решила проблему Оли. И Шувалова, несмотря на высокую самооценку и неумение анализировать собственные поступки, чувствовала свою вину за смерть подруги.
– А знаешь что? Мы сделаем это с тобой.
Ольга увидела, как к ним подходят крестьяне с вилами и лопатами в руках. Девушка повернулась к мужу, но он не смотрел в ее сторону. Он кого-то высматривал с другой стороны коридора.
– Он нам не помешает, – заверил ее Иван. – Он нам никогда не мешал, не помешает и сейчас.
Оля закричала.
Они услышали крики. Точно. Это не были ни шаги, преследующие их на протяжении всего пути, ни шорох за спиной. Это не было ничего из того тихого и крадущегося, что не могло причинить физического вреда. Пока. Это был крик! А крик – это боль. Версия о том, что их всего лишь пугают местные, разваливалась на глазах. Славик посмотрел на Олесю. Она напряглась, наклонила голову и прислушалась. Кричали где-то за стеной.
– Как ты думаешь, кто это? – спросила Садовникова.
– Не знаю, – честно ответил Славик.
«Кто бы это ни был, он уже мертв. Так кричат, когда умирают», – почему-то решил Вячеслав.
– Что будем делать?
– Если б я знал…
Прудников действительно был в растерянности. Растерянности? Он был в ужасе. Человек, не сумевший разобраться в личной жизни, вряд ли сможет что-то, даже если теперь у него грозят отобрать не жену, а жизнь.
– Между ходками и спуском каждые несколько десятков метров есть проходы, – проговорила Олеся.
– Откуда ты знаешь? – удивился Славик.
– Я смотрела карту.
Славик тоже смотрел карту, но ни черта там не увидел. Вот еще один довод в пользу того, что он умрет скучно, без борьбы.
«Нет! Я так не хочу!»
– Чего ты не хочешь? – Олеся смотрела на него, округлив глаза.
«Я сказал это вслух?»
– Да так. Мысли вслух, – попытался оправдаться Вячеслав.
Он порадовался темноте вокруг. Из-за нее Олеся не могла видеть, что он покраснел.
– Ну что, пошли? – спросила девушка. – Первый коридор где-то рядом. Именно поэтому мы так хорошо услышали вопль.
Слово «вопль» прозвучало как-то пренебрежительно. Оно, конечно, само по себе несло негативную окраску, но Олеся придала ему еще больше грязи. Так говорят о чем-то противном, от чего тянет блевать. Возможно, Славе это и показалось, но он почему-то укрепился в мысли, что его красивой девушке наплевать на то, кого там зарезали. Стоп! Но зачем-то же она идет туда? Плюнуть на остывающий труп? Вряд ли.
– Эй, с тобой все в порядке? – Олеся смотрела на него так, будто застала мочащимся мимо унитаза. – Идти можешь?