Телохранитель
Шрифт:
— Спасибо за сочувствие.
Ее глаза широко раскрылись, и она улыбнулась. Когда Минди улыбалась, она казалась почти хорошенькой.
— Я должна была помочь тебе скрутить их.
Он с трудом заставил себя улыбнуться.
— Может, такой случай еще представится.
Минди энергично кивнула. Он подал ей надежду.
— Несомненно, представится.
Ноги Шона уже были на педалях, и он, вместо того чтобы проявить твердость и мужество, предпочел скрыться.
И все же, несомненно, он гораздо больше походил на отца, чем предполагал.
Алессандра
Гарри кашлянул, и она вздрогнула.
— О, привет.
Он молча смотрел на нее.
— Я думала, вы вышли.
Он продолжал молча смотреть на нее, и ни один мускул на его лице не дрогнул.
Она бросила трубку и, нервным движением опустившись в кресло, подтянула к груди колени.
— Я не собиралась ему звонить и не звонила.
Сегодня она выглядела вполне сносно, даже волосы ее, ниспадавшие на плечи, блестели живым блеском. Лицо было тщательно подкрашено, губная помада наложена так, что это выглядело просто чудом искусства. На ней был синий свитер, почти идеально совпадавший по цвету с цветом ее глаз, и джинсы, которые стоили дороже любого из его костюмов. Она походила на произведение искусства, которое хотелось завернуть в пластик, чтобы не пользоваться им каждый день.
— Я вам обещала, — сказала она серьезно. — Вы, вероятно, не верите, но я держу слово.
Гарри вздохнул и сделал шаг в комнату.
— Так кому же вы звонили? Она закусила губу.
— Понимаю… Кажется, я никому не должна отсюда звонить…
— Тогда, черт вас возьми, что вы делаете? И не говорите мне, будто не можете прожить еще одного дня в разлуке со своими коллегами!
Она так крепко обнимала руками колени, что костяшки пальцев побелели.
— Я собиралась позвонить в детскую больницу.
Гарри ждал от нее объяснений.
— Джейн сегодня утром перенесла последнюю и решающую операцию, — шепотом проговорила Алессандра. — Я просто хотела убедиться, что с ней все в порядке.
— Джейн? Кто, черт возьми, эта Джейн? — Он вдруг вспомнил… Джейн была тем самым младенцем, о котором Алессандра ему рассказывала. Девочка, которую она собиралась удочерить… — Так ей должны сделать операцию на сердце? Господи! Неужели младенцам делают такие операции?
Алессандра кивнула:
— Джейн родилась без какой-то перегородки в сердце. Врачи разработали методику, позволяющую поставить там нечто вроде заплаты и… — Она покачала головой. — Я просто хотела узнать…
— О черт! — Гарри принялся ходить по комнате.
Если она придумала и разыграла всю эту историю, эта женщина заслуживает премии «Оскар». Он повернулся и посмотрел ей в лицо. Она была бледна, губы плотно сжаты. Нет, едва ли это игра.
— Какое отношение вы имеете к детской больнице? спросил он. — Вы обратились туда, когда решили взять на воспитание ребенка?
— Нет, я там работала на добровольных началах, — ответила Алессандра. —
— И людям было об этом известно?
— Да. Проклятие!
— А о вашем отношении к этому ребенку? Об этом тоже известно?
— Я не делала из этого тайны, — сказала она. — Так в чем все-таки дело?
— Я не могу вам позволить связаться с ними, — вздохнул Гарри. — Прошу меня простить, но это слишком рискованно.
— Нет ли какого-нибудь иного способа узнать о ее судьбе? Все в моей жизни пошло вкривь и вкось, и я просто хочу знать, как она себя чувствует.
Гарри поднял трубку и, набрав номер нью-йоркского офиса ФБР, назвал личный номер Николь.
— Фенстер слушает. — Голос Николь с каждым днем звучал все более официально.
— Ники, это Гарри О'Делл. Мне нужно, чтобы ты позвонила в детскую больницу «Нортшор» и навела справки о состоянии Джейн Доу — ей сегодня утром должны были сделать операцию на сердце.
Николь с досадой вздохнула:
— Тебе не кажется, что я могла бы использовать свое время более рационально?
— Нам нужна эта информация. Ребенок имеет особенное значение для Барбары Конвэй. Перезвони мне. Гарри повесил трубку.
— Она перезвонит? Действительно перезвонит?
— Конечно, — ответил он.
Рядом с телефонным аппаратом лежала записная книжка, на первой странице которой возле номера телефона была сделана размашистым, довольно неряшливым почерком пространная запись. Гарри взял книжку и принялся читать описание солнечного света, падающего на волны океана, ощущения босой ноги, ступающей по песку, дурманящего действия запаха на пляже, у воды. Написано было недурно.
— Что это?
Алессандра вырвала у него записную книжку:
— Это личное.
— Но писали вы?
Явно смущенная, она прижала книжку к груди.
— Кто, черт возьми, научил вас так писать?
— У меня ужасный почерк, — неожиданно призналась Алессандра. — В школе мне никогда не удавалось научиться писать красиво. — Она посмотрела на свою записную книжку. — Даже и не знаю, зачем я это сделала.
— Я не об этом. Вам нравится писать?
Она подняла на него глаза, и по их выражению Гарри понял: она угадала, что он пытается отвлечь ее от мыслей а Джейн.
— Не знаю. Пожалуй, да… Я исписала почти всю эту книжку.
— Вы сочиняете рассказы? — спросил он. — Или это просто поток сознания?
— Гарри, я не перестаю думать о Джейн. Может, для нее было бы милосерднее, если бы она… — Алессандра не смогла закончить фразы, глаза ее наполнились слезами. — Нет, я не хочу, чтобы она умирала, но… Я все думаю, может, это эгоистично с моей стороны и…
— Тс-с… — Гарри сел рядом с ней и обнял ее. Он знал, что делает ошибку, но не мог удержаться. — Это вовсе не эгоистично, Эл, потому что, пока она жива, есть надежда на то, что кто-нибудь возьмет ее. Кто знает? Пока она жива, у нее есть шанс.