Телохранители для апостола
Шрифт:
Максим пересек сквер, прошел мимо целующейся парочки, по виду студентов, и очутился под сводами арки, разделявшей фасад дома надвое. Даже ниша арки и та была сплошь в розетках лепнины. Изображая ценителя архитектуры, Алексеев задержался под аркой, рассматривая цветы и силуэты на стенах. Попутно он «проверился», а не поспешил ли кто за ним в эту же арку. «Спалить» конспиративную квартиру было непростительным проступком.
Максим знал, каково легализовать в чужой стране своего агента или завербовать надежного местного гражданина, чтобы тот мог содержать конспиративную квартиру. Помимо легенды, создать которую непросто, в которую вложен труд сотен людей, нужно еще провести массу оперативных мероприятий в этой стране, чтобы квартира стала надежным пристанищем для оперативника и ему здесь могли оказать любую техническую помощь в его работе.
Наконец, поднявшись на третий этаж пешком (потому что в лифте тебя запросто могут блокировать местные спецслужбы), Максим остановился перед нужной дверью. Табличка «Ingegnere Bruno Koblatti», как и положено по легенде, держалась на трех винтиках. Правый нижний отсутствовал. Значит, все в порядке. Максим не стал спешить, а шагнул назад и некоторое время прислушивался к звукам за дверью.
«Вот страна, — думал он, — сохранила уважение к занятию каждой личности, к статусу специальности, образования. До сих пор в Италии принято обращаться к людям не только синьор и синьора, здесь часто при обращении используют профессиональные названия. Например, «доктор» — обращение ко всем людям с высшим образованием, «профессор» — обращение к учителям, университетским преподавателям и, собственно, к людям с ученой степенью. Очень популярно обращение «маэстро». Так принято обращаться отнюдь не только к дирижерам и композиторам, но и людям других специальностей, хоть к тренеру по плаванию. Ибо «маэстро» подразумевает — «специалист». И вот еще «инженер» — очень почетное обращение, очень уважаемый статус людей с инженерным образованием».
Алексеев подошел к двери и нажал кнопку звонка, как требовалось для пароля: короткий — длинный с очень маленьким интервалом, а потом еще один короткий с интервалом в пару секунд. За дверью почти сразу послышались шаркающие шаги, щелкнул замок, и в дверном проеме возникло лицо мужчины лет шестидесяти. Оно было все в глубоких морщинах, череп в больших родимых пятнах украшали редкие, торчащие во все стороны волосы.
— Добрый день, — поздоровался Максим, предварительно вспомнив, что времени еще только около двенадцати дня. Где-то после пятнадцати часов в Италии принято здороваться словами «добрый вечер». Никаких промежуточных форм не существовало.
Дальше последовал обмен условными фразами, каждое слово в которых имело особое значение. Пароли всегда выстраивались таким образом, чтобы со стороны беседа двух незнакомых людей в конкретной ситуации не выглядела глупой, не привлекала внимания. И в то же время предполагался обмен такими фразами, которые в обычной беседе и в данной ситуации другие люди не произнесли бы. Хотя бы в таком порядке. Составление паролей искусство, этим занимались серьезные люди, аналитики, и дело это не простое.
В паролях разведчиков всего мира всегда предусмотрены коды, предупреждавшие о конкретной опасности, что связной под наблюдением, предупреждавшие о возможной опасности. Закладывались там коды переноса встречи в другое место и в другое время или коды сообщения, что спутник связника к операции отношения не имеет. В каждом конкретном случае пароль готовился долго, часть паролей была заготовлена и ждала только своей очереди применения в конкретной стране или для конкретных ситуаций. Ведь не всегда есть возможность подготовить встречу двух агентов. Иногда она должна произойти спонтанно. Вот тогда и пускали в ход ранние заготовки.
Сегодня все обошлось без сложностей. Максим вошел в прохладу квартиры, пожал протянутую ему руку. Такое бывало редко, чтобы незнакомые агенты выражали подобным образом симпатии друг к другу. Тем более, если они не принадлежали к выходцам из одной страны. Коблатти явный итальянец, и этот факт должен налагать определенный отпечаток на его отношения с русским разведчиком. Даже если и не называть таких, как Коблатти, предателями, то они ведь все равно работают против своей страны. И при всех оправдывающих их причинах они, как правило, испытывают чувство неудобства от этого.
Коблатти, кажется, был из ряда исключений. Он смотрел на гостя с симпатией и старался казаться радушным.
— Чем могу быть полезен? — нервно сплетая и расплетая пальцы прижатых к груди рук, осведомился итальянец.
— Вы, кажется, волнуетесь? — подозрительно спросил Максим. — Есть основания?
— Нет, нет! Что вы, все хорошо. Никаких признаков опасности, — постарался говорить уверенно Коблатти. — Это… просто моя особенность.
— Мне нужен итальянский паспорт, с которым я мог бы даже пройти таможенный пост в аэропорту. Кое-какое компактное оборудование видео- и аудионаблюдения. И оружие.
Итальянец как-то вздрогнул при упоминании об оружии, но от комментариев воздержался.
— Пройдите, пожалуйста, вон в ту комнату, — предложил он Алексееву. — Я должен вас сфотографировать. Водительское удостоверение вам нужно?
— Желательно, — кивнул Максим и отправился в указанную комнату. Квартира внутри оказалась большой: пять комнат метров по двадцать каждая. — А что вы так напряглись, когда я упомянул об оружии? Боитесь?
— Н-нет, — замялся Коблатти. — Просто… Просто вы должны понять, что я итальянец. И мне не хотелось бы, чтобы вы стреляли в итальянцев, несмотря на то что я работаю на вас.
— Не волнуйтесь, оно предназначено не для борьбы с вашими спецслужбами, — заверил Максим. — Моя работа — борьба с международным терроризмом.
— Это хорошо, это правильно, — с заметным облегчением сказал Коблатти. — Это общая беда всех наций. Я ведь не предатель своей родины, своего народа, вы должны понять это.
— Меня не интересуют мотивы вашего сотрудничества с нами, — пожал плечами Алексеев, усаживаясь в кресло в полумраке комнаты. Окна почти во всех помещениях были задернуты плотными тяжелыми портьерами.
— Я все же вам расскажу, — с напряжением в голосе проговорил итальянец. — Я старый человек, но я не помню последнюю войну. Я родился уже после того, как дуче повесили вниз головой и как у нас высадились американцы. Но мой отец был антифашистом, я его сын от второй жены, он женился уже потом. Но у меня были братья по отцу, которые войну помнили, и отец умирал очень тяжело от ран, полученных тогда. Я понимаю, что значит, когда к власти приходят люди, считающие себя выше других, считающие себя особенными, облеченными властью свыше. Я работаю с вами по убеждению, хотя и не являюсь коммунистом.